Много раз я приходил в Ботанический сад и как журналист, и как рядовой посетитель и не перестаю удивляться его чудесам. Из него в буквальном смысле выросла российская ботаника.
В 1714 году по указу Петра Великого на острове Вороний в дельте Невы появился Аптекарский огород. Создавался он, как и многие аптекарские огороды тех времен, в лекарственных целях, для нужд армии, место выбрал лейб-медик государя, выходец из Шотландии Роберт Арескин. Вскоре и бывший остров Вороний стал называться Аптекарским.
В те годы первые российские ботаники обрабатывали и хранили свои сборы растений в Кунст-камере. В 1823 году эти коллекции, привезенные из экспедиций по России и зарубежью, были выделены в отдельное хранение, положившее начало Ботаническому музею Императорской Академии наук.
Тогда же разросшийся огород на Аптекарском острове был реорганизован в Императорский ботанический сад. А уже при советской власти, в 1931 году, Ботанический сад объединили с Ботаническим музеем. Так возник Ботанический институт АН СССР, ведущее профильное учреждение страны. С тех пор институт и сад неразделимы.
Директор БИН им. В.Л.Комарова РАН доктор биологических наук Дмитрий Гельтман показывает мне изданную институтом красочную монографию «Гербарий Роберта Арескина, лейб-медика Петра Великого, архиатра». Архиатр — врач, состоящий при особе государя, выполняющий при этом ряд общественных обязанностей. В случае Арескина это был сбор трав и разных природных диковинок, называемых naturalia.
— Изучать старинный гербарий все-таки проще, чем читать старинную книгу. В XVIII веке было стремление к эстетическому оформлению листов, — отмечает Дмитрий Викторович.
— Арескин собирал достаточно банальные растения в окрестностях Москвы, аборигены и культивируемые, но оформляли их в гербарий иначе, чем принято сейчас.
На каждом листе нарисована чаша или ваза с виньетками как художественный элемент, дополняющий научную составляющую образца.
Эта традиция уже к XIX веку постепенно сходит на нет. Гербарный образец становится более функциональным, как своеобразный паспорт растения четко фиксирует его нахождение во времени и в пространстве.
Работа с коллекциями — основной способ познания биологического разнообразия. Это подчеркнул и доктор биологических наук, профессор Леонид Владимирович Аверьянов, заведующий Гербарием высших растений БИН.
Есть у него и любимая тема — таксономия и география семейства орхидных Восточного Индокитая с его богатейшей флорой. Продолжая экспедиционные традиции института, за полвека работы в БИН, а это 50 полевых сезонов, он, согласно международной базе данных International Plant Names Index (IPNI), открыл и описал свыше 500 видов растений, и больше половины из них — виды орхидных. Это заметный вклад в изучение ботанического разнообразия региона.
Оранжерея для выращивания орхидных разделена на три секции с разным температурным режимом, что соответствует разным природным зонам. Специалист, наделенный способностями и квалификацией, необходимыми для работы в ней, цены не имеет.
И такой специалист в команде Аверьянова есть — это Татьяна Майсак (на снимке). Недаром один из видов орхидей профессор назвал в ее честь — «Оберония Татьяны». Она была выращена из маленького сеянца и доведена до цветения, что и сделало возможным определить ее как новый для науки вид.
Говорят, у одних людей растения приживаются и цветут, у других — нет, и ничего с этим не поделаешь. Татьяне Викторовне растения послушны, но мистическую связь с ними она отрицает. Главное — обеспечить для орхидей условия, близкие к родной среде обитания: температуру, влажность, освещенность.
Превратить оранжерею в тропики нелегко, хотя бы из-за недостаточной циркуляции свежего воздуха. Распахнуть форточки, особенно зимой и ранней весной, значит, наверняка погубить эти неженки. Приходится ухаживать за ними в ручном режиме, подвесив над маленьким бассейном рядом с такими же крохами, оберегая от вредителей, «поливая, но не заливая», при необходимости пересаживая.
— Конечно, с декоративной точки зрения миниатюрные орхидеи с мелкими цветками не так привлекательны, как большие, но ботаникам их невероятное разнообразие дает больше шансов открыть новый вид, — говорит Татьяна Викторовна.
Казалось бы, одним видом больше, одним меньше… Зачем природе такое разнообразие? У каждого вида свой ареал, и когда один из видов исчезает, не сразу становится ясно, чего мы лишаемся, как это отразится на сообществе растений.
«Тронешь цветок — потревожишь звезду», — сказал мудрец. Надо сохранять все формы живого и с позиций научных (к примеру, чтобы с помощью химического или генетического анализов выявлять различия между ними), и в утилитарных целях, чтобы культивировать полезные растения, и во имя сохранения стабильности экосистем — гибель хотя бы одной из них чревата необратимыми последствиями.
Именно живые и гербарные коллекции обеспечивают непрерывность исследования. До 101 года пестовал свои ирисы профессор Георгий Родионенко — видимо, работа с растениями в открытом грунте продлевает человеку жизнь. Он отдал Ботаническому саду более 65 лет, возрождал его после Великой Отечественной.
Мне посчастливилось общаться с Георгием Ивановичем, записать его рассказ о том, как в 1945-м, выйдя на костылях из госпиталя, он отправился в сад и увидел ржавые остовы оранжерей и тысячи кадок и горшков с мертвыми растениями.
Поехал в родные места, в Абхазию, договорился с Сухумским ботаническим садом о вывозе большой партии субтропических растений в Ленинград. Драцены, агавы, чайные и цитрусовые деревья и еще много чего — в общей сложности 8 вагонов. Больше трех недель добирались до Ленинграда, но в результате открылись первые три субтропические оранжереи.
Родионенко — специалист по эволюции ирисов и не считал себя селекционером, но параллельно с исследованиями вывел около 30 новых сортов ирисов. Он был влюблен в эти растения, создал удивительную экспозицию — иридарий в открытом грунте. Обнаружил, что ирисы кланяются заходящему солнцу, а после дождя его лучи пронизывают каждую капельку на их наружных лепестках, и назвал это свечение «иридизацией».
Сейчас коллекцию касатиковых (они же ирисы) опекает кандидат биологических наук Нина Алексеева. Она вывела с десяток новых сортов, в том числе названный в честь Николая Цискаридзе — цветок напомнил ей балетный прыжок гранд жете с зависанием в воздухе.
Нина Борисовна — второй после Родионенко российский ученый, награжденный медалью памяти Майкла Фостера Британского ирисового общества за особые заслуги в изучении этого рода. Достойная преемственность!
В жизни института причудливо сочетаются фундаментальная наука, капитальное строительство, гидроизоляция фундаментов, ремонт инженерных сетей.
В бюджетах Ботанического сада первых двух столетий его истории главными статьями расходов были: снаряжение научных экспедиций, изготовление и приобретение гербариев, строительство и непременно регулярный ремонт оранжерей, ведь в них содержатся самые привередливые растения, привычные к обилию тепла и света, находки академических экспедиций.
Услугами коммерческих, селекционных фирм БИН не пользуется. Каре оранжерей Ботанического сада появилось в 1826 году, старейшие из них, выражаясь помягче, поизносились.
В советские годы кто-то решил, что на оранжереях — всего их 28 — можно сэкономить. Последствия оказались плачевными.
В 1986 году самая знаменитая Большая пальмовая оранжерея была закрыта из-за аварийного состояния конструкций. Лишь к 300-летию Санкт-Петербурга, в 2003 году, она вновь распахнула двери. Коллекцию героическими усилиями сотрудников удалось в основном сохранить.
В 1998-2008 годах Ботанический институт был включен в программу сохранения и развития исторического центра Санкт-Петербурга, что позволило отремонтировать 12 оранжерей.
Как говорит директор института профессор Дмитрий Гельтман, «не идеально, но угрозу гибели растений отвели». Потом ремонт был остановлен. Сейчас планируется новый — при ожидаемой поддержке Минобрнауки и «Газпрома».
Заведующий Ботаническим садом, предыдущий директор БИН РАН доктор биологических наук, профессор Василий Ярмишко надеется, что с вынужденными тестами на выживаемость экзотических растений (разбитые ветром стекла, резкое снижение температуры, протечка ржавых труб) покончено.
Но оранжереи все равно нуждаются в повседневном внимании и профилактике аварий. Его заветная мечта — оборудовать хотя бы одну умную «оранжерею XXI века» с автоматическим проветриванием, регулированием температуры и влажности, с генератором тумана.
Василий Трофимович разделяет заботу о саде (а это 15 тысяч видов и сортов растений) с изучением экологии природных сообществ, готовит к печати монографию «Устойчивость сосновых лесов Кольского Севера».
Растения — чуткий барометр состояния окружающей среды. В роли индикаторов загрязнения чаще всего выступают хвойные. По внешнему виду дерева, как и человека, можно судить о его самочувствии. При загрязнении атмосферы, скажем, двуокисью серы на хвое появляются красные точки — признак некрозов.
Как правило, чем севернее ареал, тем дольше растения сохраняют хвою. Если в Ленинградской области хвоя сосны держится 3-4 года, то на Кольском полуострове — 7-8 лет. Если опадает раньше, это четкий сигнал экологического неблагополучия.
Вот и возрастные (200 лет и старше) хвойные растения сада с трудом переносят агрессивную городскую среду: загазованность, повышение уровня грунтовых вод, разрушающих корневую систему сосен, елей, лиственниц. Садоводы их лечат, при необходимости заменяют на саженцы аналогичных видов для сохранения биоразнообразия.
Заглянуть в прошлое учреждения мне помогал ведущий агроном, куратор коллекции «Сад непрерывного цветения» Владимир Михайлович Рейнвальд. Он работает в БИН почти полвека, по старым книгам и журналам — не без ностальгии — изучал его историю:
— Ранее Ботанический сад оправдывал звание Императорского, его посещали дамы высшего общества. Приехать сюда можно было по Большой Невке на пароходике, сойти на берег, прогуляться по регулярному парку или, что особенно приятно для северян, под пальмами оранжереи, посидеть в кафе.
Садовники были как на подбор, солидного вида мужчины в костюмах-тройках, с массивными часами на цепочках — сохранилась парадная фотография.
У нас была своя школа садовников, их учили три года, лучших отправляли на заграничную стажировку. Сейчас такой системы нет, не знаю даже, кто придет на мое место…
Но и в нынешних временах старый садовник находит свою прелесть. Благодарен судьбе за то, что объездил с экспедициями всю страну, что может на свой вкус выводить сорта сирени, в том числе для дендропарка института в Пятигорске, где создается кавказский Сад сирени из лучших отечественных и зарубежных образцов. Его «Красавица Петербурга» уже высажена у бюста Петра Великого в Ботаническом саду. Человек занят любимым делом, чувствует хорошее к себе отношение, что еще нужно для гармонии?
— У нас тут альпийские горки, коллекции ирисов, лилий, сад непрерывного цветения — питомник растений для оформления города, обменов, — показывал он свои владения.
— Но открытый грунт нужен не только для этого. Ученые передают нам растения, привезенные из экспедиций, в надежде получить семена, луковицы, черенки для интродукции. Одни нужно на горочку, другие — пониже посадить.
В саду много растений из Северной и Южной Америки, Австралии, Новой Зеландии, Центральной Азии, с Дальнего Востока, которые «зацепились» у нас, цветут и семена дают, а в Москве, в Главном ботаническом саду, только вегетируют. Значит, наш климат им больше нравится.
Гордость Ботанического сада — коллекция растений аридных (засушливых) областей Земли. В нее входят представители 35 ботанических семейств, включая всем известные кактусы. Их в коллекции более тысячи видов: лейхтенбергия княжеская, она же превосходная, «тещины пуфики», или по-научному эхинокактус Грузона, опунция с национального герба Мексики, знаменитая «Царица ночи» — всех не перечесть.
— «Царица ночи» — это не один вид, а бытовое название рода Selenicereus, в котором 28 видов кактусов, — вносит ясность куратор коллекции, главный агроном сада Евгения Романова.
— Мы собрали 16 видов и одну разновидность «Цариц». Первая — selenicereus крупноцветковый — культивировалась в саду с 1824 года, но не дожила до наших дней. Ее наследница по прямой выросла из черенка, который в 1970 году привезли из экспедиции как гербарный образец.
Наши интродукторы его укоренили, и, представьте, он прижился, радует посетителей большими красивыми цветками. А главный старожил коллекции эуфорбия голубоватая из семейства молочайных растет с 1864 года.
Кактусы — типичные суккуленты, растения, наделенные способностью запасать воду внутри себя, в коллоидном состоянии. У большинства из них водозапасающие ткани расположены в сочных стеблях, имеющих форму колонны, шара или «лепешек»-сегментов.
Такая анатомия позволяет им приспособиться к выживанию в пустыне, где годами не бывает ни дождинки. Суккуленты вносят уникальный вклад в биоразнообразие планеты, служат моделью для изучения эволюции растений.
Первые кактусы наряду с обычными листьями уже имели колючки. Тысячи лет прошли до того момента, когда они обрели нынешний облик.
Некоторые кактусы в оранжереях цветут даже зимой, значит, чувствуют себя хорошо. На переживших войну и блокаду растениях-ветеранах повязаны ленточки медали «За оборону Ленинграда».
Экскурсанты должны знать: в холодном ноябре 1941-го главный ученый садовод института Николай Иванович Курнаков и его коллеги перенесли сначала в уцелевшую после бомбежки оранжерею, а затем забрали по домам и спасли от гибели около тысячи кактусов.
Разведение кактусов — еще и своеобразный элемент культуры, объединяющий людей разных континентов.
Только в России десятки клубов любителей кактусов, которых привлекают их необычная форма, компактность, эстетичность и экзотичность. Но и ухаживать за ними надо умеючи. Поэтому сотрудники сада еще и просветители: организуют лекции и мастер-классы в рамках ежегодных выставок суккулентов.
Для одних суккуленты — кладезь научной информации, для других — комнатные растения, для треть-их — продукт потребления и хозяйственного использования. Но, как отмечалось на прошедшей в БИН РАН международной научно-практической конференции кактусологов, одно лишь неумеренное потребление не привело бы к тому, что колючие красавцы становятся редкостью у себя на родине.
— Главная причина, — убеждена Евгения Леонидовна, — изменение среды обитания вследствие строительства дорог и плотин, промышленных предприятий, обустройства пастбищ. Да и «черные» копатели изымают из природы самые ценные виды.
Ботанический сад, как Ноев ковчег, призван сохранять генетический материал редких и исчезающих растений, а при необходимости и пополнять обедневший состав дикой флоры.
«Ноев ковчег» для растений — лучше не скажешь.
Аркадий СОСНОВ
Фото Киры Черновой. Предоставлено БИН РАН
Нет комментариев