С профессором Наталией ГУЛЯЕВОЙ, руководителем лаборатории Института высшей нервной деятельности РАН, мы сделали несколько материалов. Говорили, в частности, о поисках молекулярных механизмов — «спусковом крючке» депрессии и стресса. В этот раз неожиданно Наталия Валерьевна рассказала о полученных лабораторией данных, помогающих понять природу не только психических заболеваний, но и неврологических: инсульта и черепно-мозговых травм. Казалось бы, где они и где нервные расстройства, что их связывает?
— Действительно, тяжелые психические состояния, оставляющие подчас след на всю дальнейшую жизнь человека, на первый взгляд, никак не связаны с заболеваниями, вызванными нарушениями системы кровообращения мозга, — подтверждает Наталия Гуляева. — Однако напомню: инсульт может произойти и на фоне сильного стресса. Мало этого, он сам, как и депрессия, подталкивает, раскручивает болезнь, нередко вызывая у человека чувство паники и страха. Да так, что он теряет речь, ему становится трудно ходить. Но это происходит в наиболее тяжелых случаях. А в легких больному помогают лекарства, — инсульт и травма отступают, перестают отрицательно влиять на ход болезни, и человек идет на поправку.
Но проходит несколько месяцев — и вдруг, внимание, он ощущает, скажем так, «когнитивный дефицит». Человек начинает хуже соображать, у него слабеет память, может даже развиваться деменция. Проявляется (иногда) и депрессивное расстройство. И одна из ведущих причин этих неблагоприятных изменений — состояние хронического психологического стресса. Он и вызывает множество тяжких заболеваний. Хотя изначально, повторюсь, речь шла лишь о локальных повреждениях мозга и нарушениях мозговой деятельности, непосредственно с ними связанных. Но сейчас наше внимание привлекают отложенные во времени эффекты. Болезнь предлагает загадку: почему подобные трагические явления у одних больных проявятся, а у других — нет? Врачам очень бы хотелось заранее, с первых дней возникновения инсульта или травмы, знать, рискует больной получить подобные расстройства и можно ли постараться их предотвратить. Казалось бы, задачка не такая уж и сложная, но попробуй ее реши! И еще что нас, без преувеличения, поразило, — это некое спокойствие в отношении таких трагических особенностей тяжелой болезни, они мало кого заботили. А все усилия в основном были направлены на сохранение ткани мозга в области инсульта в острый период заболевания. По умолчанию считалось: при тяжелых формах инсульта со временем могут проявиться осложнения, а при умеренных последствий может и не быть. Таков был традиционный подход, в основе которого лежало представление, что отдаленные последствия инсульта в когнитивной сфере прямо связаны с его тяжестью.
— Как решить эту задачу, если анализы вряд ли что покажут, а в мозг больного не залезешь?
— Трудно. Даже томография не поможет. Ведь нам необходимо понять действие молекулярных механизмов головного мозга человека. Выяснить, почему стресс по-разному действует на людей и как на молекулярном уровне это отражается на работе мозга. Этим исследованиям и экспериментам мы посвятили долгие месяцы и шесть-семь статей, опубликованных в 2021-2022 годах в основном в журналах первого квартиля. Согласно нашей гипотезе, выброс гормона стресса кортизола действует на определенные структуры мозга, прежде всего на особенно важную — гиппокамп. Как известно, он отвечает и за когнитивные способности мозга, и за эмоции. Следовательно, имеет отношение ко всевозможным расстройствам, связанным с ними. При этом гиппокамп обладает очень большим в сравнении с другими мозговыми структурами количеством рецепторов, с которыми реагируют гормоны стресса, которые организм выбрасывает в ответ на неприятности. По кровотоку гормоны распространяются по всему организму, однако преимущественно накапливаются в гиппокампе, связываясь с рецепторами. Избыток гормонов запускает молекулярные события — они и нарушают функционирование гиппокампа.
В результате может произойти гибель определенных нейронов, и гиппокамп не сможет нормально выполнять свои функции по контролю когнитивных функций и эмоций. Один из молекулярных процессов, приводящих к нейродегенерации, — нейровоспаления, к ним гиппокамп чрезвычайно чувствителен. Именно они приводят к гибели нейронов — это и происходит практически при всех нейродегенеративных заболеваниях в различных структурах мозга. Но лечить их путем подавления нейровоспалений необыкновенно трудно, хотя противовоспалительные препараты есть, однако не решена задача их адресной доставки в мозг, чтобы они действовали лишь на определенные клетки.
Теперь как мы объясняем работу молекулярного механизма людей, переживающих инсульт и страдающих от черепно-мозговых травм? Гипотеза чрезвычайно простая и, надеюсь, убедительная. На лабораторных крысах мы впервые установили, что самые удачные модели инсульта (золотой стандарт), считавшиеся практически одинаковыми, на самом деле различны. Используя эти модели, мы доказали, что есть два варианта моделирования инсульта: вызывающий изменения в гиппокампе и не вызывающий. Основываясь на опытах с животными (см. рисунок), убедились, как по-разному они себя ведут. В одном случае нейровоспаление есть, и гиппокамп демонстрирует значительное накопление гормонов стресса. В другом ничего подобного нет. Выявив различия в двух популярных моделях инсульта, мы получили уникальный инструмент, который позволяет моделировать различные клинические ситуации.
Мы поставили перед собой простую, на первый взгляд, ясно сформулированную задачу: даже в острой стадии инсульта в клинике предсказать вероятность того, что у пациента впоследствии будут развиваться когнитивные нарушения. Это можно будет сделать, оценив уровень стрессорных гормонов в биологическом материале пациента (крови, слюне, волосах). С помощью нового знания, полученного нами при сравнительном исследовании двух моделей инсульта, в перспективе можно будет создавать новые эффективные препараты. Они смогут подавлять гормоны стресса, препятствовать развитию деменции и стрессовых расстройств, а также совершенствовать персонифицированную медицину.
Однако на сегодняшний день это всего лишь концепция, нуждающаяся в подтверждении. Чтобы достичь цели, необходимо решить важную задачу — обеспечить трансляцию экспериментальных результатов в клинику. При этом важно, чтобы модели были адекватны: известно, что за последние 40 лет ни один новый препарат, отработанный на моделях острого инсульта, не прошел испытания в клинике. И это не только наша проблема, но и мировая. Однако мы уже много лет сотрудничаем с коллективом Научно-практического психоневрологического центра им. З.П.Соловьева Департамента здравоохранения Москвы и уже получили первые результаты, которые в клинике подтверждают наши результаты. С гордостью могу сказать, что только что вышла наша статья с клиническими результатами в международном журнале Current Issues in Molecular Biology.
— Какова реакция коллег на ваши статьи?
— Что касается цитирования, то оценить его сложно — слишком мало времени прошло. А число скачиваний просто огромное — под тысячу только за первые месяцы. Есть уверенность, что отклики будут, и по большей части положительные.
— Что в перспективе? Будете ли и дальше развивать это направление?
— Рассчитываем, что по реакции подопытных животных на созданные нами две модели развития тяжких заболеваний, на которые параллельно воздействуют препаратами, можно будет судить об эффективности лечения. И сегодня продолжаем отрабатывать принципы трансляции в клинику Научно-практического психоневрологического центра результатов удачных экспериментов на животных. По реакции врачей понятно, что они заинтересованы в нашем совместном исследовании и готовы вместе с нами разрабатывать новые эффективные препараты. Наше общее мнение, что это перспективное и эффективное направление способствует дальнейшему развитию нейробиологии и трансляционной медицины.
Юрий ДРИЗЕ
Нет комментариев