Защита Миненко. Вспоминает конструктор спускаемых аппаратов.

— В 1960 году, когда полным ходом шло освоение космического пространства, я решил перейти в Подлипки, в ОКБ-1, которым руководил Сергей Павлович Королев, — вспоминает Виктор Елисеевич. — Главный вел множество проектов, в том числе разработку спускаемых аппаратов, в которых космонавты будут возвращаться с орбиты на Землю. Перед инженерами и учеными во весь рост встала проблема тепловой защиты капсул: при входе в атмосферу они должны были испытать высокие перегрузки и нагрев до гигантских температур. В то время в ОКБ как раз шел набор специалистов по этой тематике. А я уже был старшим инженером, в моем профессиональном багаже значились проектирование корпуса зенитных ракет, межконтинентального ракетоплана “Буря”, истребителя-перехватчика “Анаконда”, расчеты тепловых режимов различных аппаратов, я даже подбирал материалы для кандидатской диссертации. И, предлагая услуги ОКБ С.Королева, я чувствовал себя достаточно уверенно. Было мне тогда 28 лет. 

Разузнал номера телефонов, позвонил в ОКБ, представился — и меня пригласили в Подлипки на собеседование. Ко мне вышли ответственные сотрудники отдела, и,  когда я сказал, что, работая конструктором на авиационном предприятии, занимаюсь тепловой защитой, моя участь была решена. Я попал в группу, занятую проектированием управляемого спускаемого аппарата, предназначенного для облета Луны. Войти в атмосферу он должен был со второй космической скоростью — 11 км/сек.

Первые же опыты по созданию подобных устройств показали, что дело это трудоемкое и необыкновенно ответственное, поскольку полет в капсуле чрезвычайно опасен для космонавта. Конструкторы убедились в этом, наблюдая возвращение с орбиты баллистического спускаемого аппарата корабля “Восток”. Неуправляемая при полете в атмосфере капсула испытывала значительные перегрузки, поэтому для устойчивости полета новый аппарат нужно было снабдить реактивными микродвигателями небольшой тяги, системой парашютов, обеспечивающих посадку, и необходимыми средствами амортизации. Нуждался он и в мощной тепловой защите, чтобы предохранить гермокабину космонавта от разогрева до запредельных температур. Не менее важными были и размеры аппарата. Его масса не должна была превышать 2,5 тонны, а диаметр — 2,5 метра. И это при том что космонавт полетит не один, как на “Востоке”, а вдвоем, а впоследствии и втроем. В общем, “квартирка” получалась не то что малогабаритная – микроскопическая: в ней и повернуться негде было. 

— Потому что ракета, а это уже была легендарная “Семерка”, могла вывести на орбиту корабли сначала массой всего 6 тонн, затем, правда, больше. В корабле размещались жилой модуль, уйма разнообразной аппаратуры, а спускаемому аппарату что останется?  Буквально “крохи”. 

— Считаю, что мы уложились в кратчайшие сроки, устроившие, замечу, самого Королева. Всего год ушел на разработку формы аппарата, расчет габаритов и компоновку. Для тепловой защиты и лучшей управляемости капсулы ее носовую часть предложили сделать в виде колокола. И через два года мы уже демонстрировали первые макеты. Мое начальство, очень этим воодушевившись, назначило меня руководителем группы, которая быстро увеличивалась, и решило доложить об успехах Королеву, для чего было решено провести открытое партийное собрание. А выступать на нем должен был я. В недоумении спрашиваю: как я, беспартийный, буду докладывать Королеву?! Но начальство возражений не приняло. 

— На обычное совещание он бы не пришел, посчитав лишней тратой времени и говорильней. Да и с идеей партсобрания начальство особой уверенности не испытывало. Поэтому для важности события приглашать Королева отрядили секретаря партбюро, хотя тот и упирался, подозревая, что затея эта добром не кончится. Королев все же пришел. Сначала выступали наши корифеи в различных областях, а я ждал своей очереди. Главный дал встряску начальникам за задержку сроков: мол, американцы, того гляди, вырвутся вперед. Наконец, настала моя очередь. Сергей Павлович взглянул на меня и слегка усмехнулся: похоже, я показался ему слишком молодым для начальника группы. И с некоторой ироний сказал: что ж, мол, заслушаем начальника группы. Я начал представлять аппарат,  и Королев сразу спросил, почему боковая поверхность колокола сделана не из материалов, уже применяемых для спускаемого аппарата “Восток”, а из нержавеющей стали? Я объяснил, что тепловая защита предусмотрена только для лобового щита, а корпус обойдется без нее, что давало очень существенную экономию веса. 

Сергей Павлович засомневался: “А если не получится?” И приказал всем немедленно отправляться в цех, чтобы как можно быстрее начать натурные испытания в металле. Королев регулярно приходил проверять, как идут работы. Я даже специально подсчитал, что 12 раз встречался с ним. Сергей Павлович говорил не только о деле, но и расспрашивал, кто я и откуда, его интересовало, что собой  представляет молодой специалист. Естественно, это не мешало ему вникать во все технические вопросы, предлагать все новые дополнения и, конечно, распекать за малейшие недоделки. И все же мне показалось, что, общаясь с нами,  проектировщиками и конструкторами, он вспоминал молодость, когда сам рисовал и конструировал модели крылатых ракетопланов, ведь Сергей Павлович был великолепным конструктором. Замечу, что Королев приходил к нам не один, а в окружении бесчисленных начальников, отвечающих за самые разные вопросы, и они не упускали возможности вставить слово и сделать нам замечания. 

— Да, конечно, ведь наш аппарат выдержал все испытания, а ушло на это всего около года. Первое — отмечу беспилотный — полет “колокола” — оказалось неудачным, но причина была не в самой капсуле, а в системах корабля. Второй запуск прошел нормально, хотя аппарат утонул. Он приводнился в Аральское море и остался бы на плаву, если бы при спуске с орбиты не прогорело днище кабины по причине отсутствия технологической пробки диаметром 100 миллиметров, закрывающей тепловой датчик. Удачно прошли следующие запуски кораблей “Союз”, но при первом пилотируемом полете погиб космонавт Владимир Комаров, а ведь он принимал самое непосредственное участие в его разработке! И опять, как теперь говорят, всему виной оказался человеческий фактор. 

 Дело было так. После прохождения основного гиперзвукового участка спуска в действие вводилась парашютно-реактивная система. Но она не сработала, основной блок парашюта не вышел, и Владимир Михайлович погиб. А в Москве в полной уверенности, что все пройдет нормально, я буквально сидел на чемоданах  — мы с женой должны были ехать в отпуск в Крым. И вдруг — трагическое известие. Собрали комиссию и долго не могли понять, как такое могло случиться? Версий было несколько, но причину нашли. Оказалось, при полимеризации тепловой защиты корпуса спускаемого аппарата в автоклаве забыли установить герметичные крышки, закрывающие контейнеры парашютных систем. Из-за их отсутствия формальдегидные смолы, выделившиеся при полимеризации теплозащитного покрытия, тончайшим слоем осели на внутренней поверхности парашютного контейнера, и основной парашют не вышел. 

Следующий пилотируемый корабль с космонавтом Георгием Береговым слетал в космос и вернулся без особых происшествий. Правда, пришлось существенно переработать конструкцию парашютных контейнеров и со всей тщательностью отработать их во время макетных испытаний и спусков беспилотных кораблей. В космосе конструкция аппаратов подтвердила свою надежность (1969 г.).

— Трудно сказать, ведь официального обмена информацией между нашими странами не было. У нас существовала строжайшая система секретности, и никакие сведения не должны были попасть за бугор. А американцы, наоборот, много чего публиковали в открытой печати, но, естественно, без технических подробностей. Признаюсь, идею разъема корпуса спускаемого аппарата в зоне лобового щита я заимствовал у них. И конструкторы меня поддержали, ведь это значительно улучшало технологию сборки и подготовки капсулы.

— Увы, трагических случаев было предостаточно. Объясняю это в первую очередь спешкой. Все всегда торопились сдать “объект” или произвести запуск к какой-нибудь громкой дате. Свою роль сыграла и некомпетентность некоторых высоких начальников. Они нас подгоняли, однако, принимая ответственные “правильные” решения, не особенно вникали в дело. И в результате нередко “горели” на мелочах. Отсюда и трагедии. О гибели Владимира Комарова я говорил, та же участь постигла Владислава Волкова, Георгия Добровольского и Виктора Пацаева (1971 г.). Так случилось, что при испытаниях еще на Земле был случайно подорван клапан дыхательной вентиляции, и в капсуле образовалось отверстие диаметром в 30 миллиметров. И когда при возвращении на Землю спускаемый аппарат расстыковался с бытовым отсеком, он разгерметизировался. Летали тогда космонавты без скафандров, и ребята погибли.

— Да, они потеряли трех астронавтов, буквально сгоревших при испытаниях на Земле спускаемого аппарата командного модуля корабля “Аполлон”. Где-то что-то “пробило”, в наполненной чистым кислородом капсуле возникла искра, произошел взрыв, а за ним и пожар.

У нас причину трагедии нашли, меры приняли: был разработан фактически новый спускаемый аппарат, и космонавты летали уже в скафандрах. А вину, как часто бывало, переложили на проектантов, и я тоже попал под раздачу. Меня перевели в проектный отдел заниматься полетами на Луну и Марс. Но дальше проектов дело так и не дошло. Хорошо, кандидатскую успел написать по спускаемым аппаратам, а докторскую много позже защитил уже по другой тематике — методологии разработки спускаемых аппаратов нового поколения.