Информация как оружие. Время приравняло перо к штыку. И даже — к бомбе.

“Стратегия “мягкой силы” в контексте информационных войн”. Такой была тема Международной научно-практической конференции, прошедшей в конце апреля в Московском государственном лингвистическом университете. Открывая ее, и.о. ректора Ирина Краева заметила, что среди тысяч толкований термина “мягкая сила” самым простым является “побуждение к действию не методом принуждения, а побуждением”… Участники не возразили, но явно решили расширить содержание понятия. Ведь практика “мягкой силы” (далее — МС) сегодня касается каждого из нас, а уж тем более преподавателей вузов, ученых, политиков, специалистов по безопасности всех типов и даже по рекламе — об этом красноречиво свидетельствовал состав конференции. Заявлено было 45 выступлений, но профессора подходили к модераторам, тревожась, хватит ли всем времени, требовали следить за регламентом, а некоторые предлагали дополнить их фамилиями утвержденный список докладчиков… Были гости из Китая, Австрии, Турции. Чувствовалось, что тема волнует, что она порождает дискуссии и призывает к действиям.

Первым выступал депутат Госдумы РФ Сергей Каргинов, представивший “мягкую силу” как управленческие методы заставить субъекта (человека или страну) добровольно выполнить чужую волю. Он напомнил, что за ХХ век на земле состоялось 156 вооруженных конфликтов, но основная их часть пришлась на период до 1970-х годов. Почему? По мнению депутата, особую роль сыграло ядерное оружие, самое разрушительное нынче. Но быстро выяснилось, что его масштабное применение обойдется слишком дорого и побежденным, и победителям. Тогда и просчитали, что захватывать чужие государства с их территориями, богатствами и рабсилой выгоднее постепенно: властью финансов, разрушая основу мировоззрения — образовательные системы, переписывая историю, информационно оболванивая население и т.д. То есть воздействовать “мягкой силой”, за которой, если нет опасности ядерного ответа, может последовать применение и жесткой — военной.

Следующий докладчик доктор исторических наук Леонид Ивашов, президент Академии геополитических проблем, профессор МГЛУ, чьи студенты не преминули прийти на конференцию, счел, наоборот, “мягкую силу” самой опасной, ибо она разрушает безопасность страны. Ведь содержанием “мягкой силы” являются операции, тщательно планируемые, обеспеченные материальными ресурсами и согласованные с действиями других сил в рамках общей цели и стратегии воздействия. МС применяют для уничтожения государств, народов, цивилизаций. Что произошло после Второй мировой войны? Рухнул биполярный миропорядок, была ликвидирована мировая система социализма, развален Варшавский договор, который обеспечивал баланс сил в мире, и т.д. Распалось одно из величайших государств — СССР. И все под воздействием МС. В первые годы после Второй мировой озвучена концептуальная идея Аллена Даллеса — “Россию надо поставить на место!”. Уже в 1947 году под руководством президента Трумэна формируется геополитическая доктрина США и их симпантов: политика сдерживания СССР. А дальше издается директива СНБ-10/2 — Меморандум Совета национальной безопасности США в отношении СССР (военный и мирный варианты), дававший санкцию на проведение ЦРУ огромного числа тайных операций: “пропаганду, вредительство в экономической сфере, прямые превентивные акции, в том числе саботаж, уничтожение или вывоз определенных объектов; подрывную деятельность против вражеских государств, в том числе поддержку подпольных движений сопротивления, партизанских и повстанческих формирований”. Все указанные действия, согласно директиве, должны были планироваться и осуществляться таким образом, чтобы непосвященные лица не могли сделать вывод о причастности к ним правительства США. Выделяются две операции: “Холодная война” и “Теория социального программирования” семейства Ротшильдов. Социальное программирование должно было перевернуть сознание человечества: обратить внимание людей от высоких технологий, научных достижений, космоса к радостям потребительства, власти финансового капитала. 

Генерал-полковник Л.Ле-вашов показал, что операция “Холодная война” проводилась на плановой основе. Она включала в себя резкую масштабную критику народно-демократических режимов стран Восточной Европы; оттеснение СССР с тех позиций, которые он занял в результате разгрома фашизма во Второй мировой войне; отрицание социализма, откровенно антисоветский характер американской политики; наращивание военного потенциала и готовность к нанесению обезоруживающего удара по СССР. Целью было разобщение социальных групп и национальностей, разрушение традиций, нравственных ценностей, возбуждение недоверия к политике властей. Зачем? Чтобы уменьшить мощь и влияние Москвы, добиться коренных изменений в практике международных отношений. Новая Россия — и это декларировалось — должна предоставить широкую автономию национальным меньшинствам; экономически зависеть от внешнего мира; не должна установить нового “железного занавеса”.

И сегодня, подчеркнул докладчик, все это последовательно реализуется, дополняется и усиливается новыми ресурсами для проведения операций по упразднению международной субъектности государств. Главным ударным оружием здесь выступает Информация, с помощью которой поражается сознание населения. Планируются операции по разрушению культурно-цивилизационных, духовно-нравственных и традиционно-исторических матриц нации, народа, государства, цивилизации; по формированию ложных направлений в военном строительстве противника для подрыва обороноспособности его государства. Цель — создание у противника виртуальной картины мира, вовлечение с помощью информтехнологий финансов и экономики страны-объекта в контролируемые системы и установление полного внешнего управления. В роли вируса, разрушающего традиционную систему информации, применяют “пятую информационную колонну”. Объектом информационной войны является как массовое, так и индивидуальное сознание, главным театром действия — духовное пространство. 

Борьба цивилизаций, подчеркнул Леонид Ивашов, носит бескомпромиссный характер в силу фундаментальных противоречий: если у русских, по мнению профессора, генетическим кодом является совесть, несправедливость вызывает протест, то на Западе превыше всего ценится выгода, для ее достижения годится экспансия, насилие. Размывание культурно-цивилизационной идентичности народа приводит к утрате устойчивости общественного и индивидуального сознания, неспособности к организованной защите своей самобытности и суверенитета.

В какой-то момент профессор МГИМО Марина Лебедева напомнила, что понятие “мягкая сила” впервые было озвучено в Концепции Джозефа Ная (США). Американцы сразу взялись обсуждать термин, а с 1980-х годов активно развивать концепцию и применять. Советские же ученые долго не видели в нем чего-то нового, только в XXI столетии “мягкая сила” как понятие вошла в Концепцию внешней политики России (2013, 2016 годы), и о ней стали говорить. 

Но как? Профессор МГИМО считает, что в концепции МС — одно, а в реальной жизни — иное. У политолога неолиберализма Джозефа Ная “мягкая сила” — привлекательность, которая может выражаться в достижениях экономики, культуры и не должна навязываться… Но Най признает, что “мягкая” и “жесткая” силы переходят одна в другую и различаются по тому, какими средствами реализуются. Причем “жесткая сила” может быть привлекательной — например, военная мощь государства, но ее наличие, а не применение становится МС. По Наю, неправительственные организации могут обладать МС, бизнес (бренды хороших товаров, мода, да хоть жвачка) — тоже. Американцы и мы по-разному проявляем МС в разных регионах. В Центральной Азии мы уделяем внимание культуре, образованию, русскому языку; американцы — молодежи, новым технологиям; европейцы — экологии и правам человека. Важно учитывать, что все по-разному действуют на одну и ту же аудиторию. Но имитация “мягкой силы” вызывает отторжение. Профессор М.Лебедева обратила внимание на то, что, если мы хотим быстрого воздействия, МС удобно применять через СМИ, если долгосрочного, с получением результата лет через 10, ставку делают на образование. Это затратнее, но выигрышнее: выпускники вузов, достигнув позиции в обществе, становятся волей-неволей проводниками “мягкой силы” страны, университета, где учились. 

Обнаружилась у мощной МС и “темная сторона”, например, зазывая мигрантов, Меркель привлекала их пособиями, благами Германии, но не рассказывала, что там принято много трудиться, соблюдать традиции и порядки страны. Результат — желание беженцев получить все и сразу, не зная языка, не придерживаясь правовых норм страны. 

Отдельно Лебедева остановилась на публичной дипломатии как инструменте “мягкой силы”, на том, что всегда надо помнить: сторона, на которую вы воздействуете, — субъект, а не объект. Осознав это, американцы ввели новую форму публичной дипломатии, основанную не на договорах стран, а на взаимоотношениях людей — “people2people”.

О том, как используется МС зарубежными странами и нашим государством, говорили доктор права Шанхайского университета иностранных языков КНР Цзи Юешэн, профессор Финансового университета при Правительстве РФ В.Лапшов, преподаватели Дипломатической академии А.Костров и И.Колосова, академик АН Киргизии В.Плоских, заместитель директора Центра по связям с общественностью и средствам информации Торгово-промышленной палаты РФ С.Небренчин, несколько ведущих профессоров МГЛУ. Зал слушал всех внимательно, хорошо, что материалы этой конференции (а ее предложили проводить минимум раз в два года) планируется опубликовать — практически во всех выступлениях есть над чем подумать, может, даже взять на вооружение для ведения занятий со студентами. 

Запомнилось выступление доктора политических наук Игоря Панарина, координатора аналитической ассоциации ОДКБ (Объединенного договора о коллективной безопасности). В эту организацию, напомним, входят Россия, Белоруссия, Армения, Таджикистан, Узбекистан и Киргизия. Осенью прошлого года была утверждена Стратегия коллективной безопасности до 2025 года, а также дополнительные меры по борьбе с терроризмом и созданию Центра кризисного реагирования. Работа эта необходима уже потому, что террористическая активность все ближе подходит к границам Таджикистана и Узбекистана, а там и до России недалеко. Игорь Николаевич привел цифры: в 2016 году произошло 249 терактов в 29 странах мира. В государствах, непосредственно граничащих с ОДКБ, — 96, на территории стран — членов ОДКБ — 8. Это не успокаивает, но свидетельствует, что информационная составляющая гибридных войн велика. Наивысшая террористическая активность в 2016 году наблюдалась в Афганистане — 55, только за январь-апрель 2017 года — уже 37, но мировым СМИ не было команды кричать об этом.

В общем, “мягкая сила” давно уже стала чудовищно жесткой. И если мы хотим не быть ею раздавленными, придется уделять ей серьезное внимание. И органам власти (осенью, было сказано, состоятся Межпарламентские слушания по гибридным войнам), и Министерству обороны, и Министерству образования и науки…

На эту тему в самом конце конференции говорил ее модератор, директор Института международных отношений и социально-политических наук МГЛУ Арсен Касюк. Он напомнил, что в новой “Концепции внешней политики Российской Федерации” “мягкая сила” становится неотъемлемой составляющей современной международной политики и для ее использования надо задействовать, прежде всего, “возможности гражданского общества, информационно-коммуникационных, гуманитарных и других методов и технологий, в дополнение к традиционным дипломатическим методам”. Россия в последние годы предпринимает для этого определенные усилия, но достигнутые результаты далеки от успехов наших оппонентов, последовательно принимающих все новые документы (Д.Буш — применение технологий цветных революций и гибридных войн, 2006 год; Р.Рейган — крестовый поход против СССР, 1982 год; Б.Обама и Д.Трамп — санкции наших дней, поводом для которых служат любые домыслы). Это диктует необходимость профессиональной подготовки в РФ специалистов по использованию “мягкой силы” в интересах безопасности нашего государства. Готовить их надо, естественно, в вузах, обучающих своих выпускников знанию иностранных языков. В МГЛУ готовы учить специалистов по “мягкой силе” как в бакалавриате, так и в магистратуре. Продуманы и краткосрочные курсы “Технологии “мягкой силы” в современной мировой политике” для переподготовки сотрудников МИД, ТПП, различных государственных структур и вузов. Но чтобы собрать все эти начинания в одну программу, было бы разумно создать при Правительстве РФ Центр по реализации “мягкой силы” в интересах нашего государства. Конечно, предложения эти надо обсуждать, но они прозвучали, то есть проблема вызрела, пора принимать решения.