Какие археологические памятники и в каком количестве имеются на территории нашей страны? Ответить на этот вопрос сложно даже специалисту, поскольку в России нет соответствующего единого электронного реестра. Сегодня на государственном учете находятся около 70 тысяч объектов археологического наследия, однако, по мнению ученых, в официальную статистику не вошло еще несколько десятков тысяч выявленных объектов. Помочь в решении проблемы могла бы единая геоинформационная карта, объединяющая данные об объектах археологического наследия на территории России, обнаруженных исследователями в разные годы. Разработкой такой системы сегодня занимаются ученые Института археологии РАН в рамках проекта Российского научного фонда “Геоинформационная система “Археологические памятники России”. По просьбе корреспондента “Поиска” на вопросы о создании нового специализированного информационного ресурса отвечают сотрудник информационно-издательской группы кандидат исторических наук Алексей Ворошилов и сотрудники Отдела сохранения археологического наследия Института археологии кандидат исторических наук Ольга Зеленцова и доктор исторических наук Дмитрий Коробов.
— Какой продукт должен получиться в результате выполнения работ по гранту РНФ? Кем он будет использоваться и почему такого не было до сих пор?
Алексей Ворошилов: — Работа завершится созданием единой для всей России информационной системы археологических объектов. В ней будет отражено то, чем сегодня занимаются археологи на территории страны, — что копают, где проводят разведки.
Ольга Зеленцова: — Подобной системы не существовало прежде, потому что необходимые технические возможности появились совсем недавно. И поскольку в Институте археологии собрана база археологических отчетов со всей страны, мы можем использовать ее для создания глобальной археологической карты России.
Дмитрий Коробов: — Попытки создать археологический реестр России предпринимались и раньше. Я считаю, что это задача государственная — мы должны знать, что охраняется на нашей территории. В разных регионах в разное время создавались подобные системы, были среди них более и менее удачные. Но, как правило, это была работа энтузиастов, которые как-то пытались систематизировать данные, проводить мониторинг в рамках своей республики, области, края. Единого реестра археологических памятников Российской Федерации до сих пор не существует.
— Что подразумевается под понятием “археологический памятник”? Чем он отличается от исторического?
Ольга Зеленцова: — Понятие “объект археологического наследия” отличается от привычного понятия “памятник” тем, что подразумевает непосредственную связь с землей. Это следы существования, деятельности человека, скрытые под землей или под водой. В создаваемую нами карту вносятся те памятники, которые известны на данный момент по архивным данным, то есть это все то, что копалось или просто разведано.
Дмитрий Коробов: — Еще в середине XIX века для учета и статистики пунктов “замечательных в археологическом отношении” была образована Императорская Археологическая комиссия, которая сыграла важную роль: все раскопки, разведки производились по специальным лицензиям — так называемым “открытым листам” и завершались отчетами, которые хранились в архиве. Отчеты до 1945 года сегодня находятся в Институте истории материальной культуры в Санкт-Петербурге, а в Институте археологии в Москве хранятся документы обо всех археологических работах, которые проводились на территории РФ с 1945 года. Наш институтский архив насчитывает примерно 45 тысяч дел. Из них больше половины — данные о работах, которые проводились в последние 15-20 лет. До недавнего времени выдача открытых листов в России осуществлялась нашим институтом. Лишь около пяти лет назад это право перешло Министерству культуры РФ, но нашим институтом ведется вся работа по рецензированию, экспертизе отчетов, на основе которых принимаются решения о выдаче лицензий.
— А кто их запрашивает?
Дмитрий Коробов: — Это могут быть управления по охране памятников из регионов, университеты, музеи, филиалы РАН, а также коммерческие структуры, которые занимаются охранными археологическими мероприятиями на тендерной основе, если производятся спасательные раскопки под строительство каких-то объектов, как, например, в Имеретинской бухте в Сочи в период сооружения олимпийских объектов.
— К созданию интерактивной карты подтолкнула продолжительная деятельность вашего института?
Дмитрий Коробов: — Конечно. Поскольку мы занимаемся выдачей открытых листов, регламентацией лицензионной деятельности, связанной с археологией в рамках всей страны, попытки разработать автоматизированную систему, которая помогала бы в этой работе, начались примерно 15 лет назад. Мы хотели создать базу, куда стекались бы сведения обо всех держателях открытых листов, отчеты о проведенных работах, информация о памятниках археологии. В разрозненном виде эта информация хранится в архиве Института археологии. Сегодня ее необходимо обобщать, чтобы понимать, какова степень изученности объектов археологического наследия в нашей стране. Эта задача и решается в рамках гранта РНФ. Отчеты с 2008 по 2012 год нами уже обработаны, более свежие — в процессе передачи из одного подразделения института в другое.
— Почему выбраны именно эти годы?
Ольга Зеленцова: — В отчетах за последние пять лет есть координаты памятников, которые точно указывают на их расположение, — это важно для создания геоинформационной системы. Помимо решения охранно-спасательных задач и выяснения степени изу-ченности России в археологическом отношении, эта карта даст понимание того, как осваивалась наша территория на разных исторических этапах — в эпоху неолита, бронзового века, в Средние века. То есть после того, как мы внесем большую часть координат объектов, у нас будет картина глобального заселения нашей страны в разные хронологические периоды и на разных территориях.
— Кто получит доступ к этой системе?
Алексей Ворошилов: — Для нас это “больной” вопрос — ведь памятники могут оказаться очень уязвимыми, если эта информация попадет в общий доступ. Должна быть тщательно продумана политика ее предоставления.
Дмитрий Коробов: — Существует очень серьезная проблема мародерства на археологических памятниках. Любые сведения, которые мы публикуем, тут же тщательно изучают вооруженные металлодетекторами грабители.
Ольга Зеленцова: — Необходимо сделать так, чтобы, с одной стороны, соблюдалась оговоренная условиями гранта доступность, а с другой — информация не попала в руки мародеров. Я думаю, нужно будет ее дозировать с тем, чтобы кто-то мог посмотреть расположение памятников без четких координат или просто получить по ним свежие данные, ну а специалисты имели бы самую полную информацию.
— “Черных копателей”, как правило, интересуют старинные монеты, оружие, другие ценные реликвии. А что же вы сами эти сокровища не изымаете, если знаете, где они?
Ольга Зеленцова: — Главная стратегия археологической науки — это сохранить памятники, а не раскопать их или извлечь ценные артефакты. Сейчас способов получения информации о прошлом гораздо больше, чем 100 и даже 20 лет назад, а в будущем появятся новые.
Алексей Ворошилов: — Можно привести в пример знаменитый британский Стоунхендж. Что получится, если разобрать его на камни? Изученный археологический памятник. Но для многочисленных посетителей, которые сейчас стремятся в это место, равно как и для археологов будущего, он утратит всю свою привлекательность.
Ольга Зеленцова: — Когда археолог раскапывает какой-то памятник, он его разрушает. Таковы, к сожалению, современные методы. Конечно, находки можно передать музеям, но информация о том, как они лежали, где именно располагались, каков был химический состав почвы, уйдет. Недавно наша группа копала очень известный памятник — Подболотьевский могильник в Муроме, который около 100 лет назад изучался известным российским археологом Василием Городцовым. Это место считалось эталонными раскопками. Но через 100 лет мы получили на порядок больше информации, потому что в нашем арсенале появились инструменты палинологии, химического анализа почв, не говоря уже о генетике.
Дмитрий Коробов: — Здесь важно пояснить, что сокровища — это не археология. Археология занимается контекстом. В чем-то наша наука похожа на криминалистику. То есть мы изучаем древности, и нам важно знать, что, как и где было обнаружено. Если просто вытащить вещь из земли и поместить в музей — ценная археологическая информация будет потеряна. Поэтому и важно, чтобы на объектах археологического наследия оставались какие-то зарезервированные места для будущих раскопок, когда у ученых появятся возможности, не сопоставимые с нашими.
Взять тот же генетический анализ, который сейчас активно внедряется в археологии, — сегодня мы знаем, что надо работать в одноразовых перчатках, чтобы не занести в древние образцы свою генетическую информацию. Получается, что все раскопки, которые были сделаны до определенного момента, этому условию не соответствовали.
— На что вы ориентировались при создании геоинформационной карты — существуют ли в мире ее аналоги?
Дмитрий Коробов: — Нельзя сказать, что сегодня национальные информационные археологические системы очень широко распространены, но кое-что подобное в мире есть. Хороший аналог существует в Великобритании — он охватывает наследие Англии, Шотландии, Уэльса. В Польше начали создавать национальную систему по учету археологических объектов еще в 1970-1980-е годы, и сейчас она переведена в электронный вид. Основное отличие системы, которая разрабатывается в рамках гранта РНФ, заключается в том, что помимо описания археологического объекта в ней дается его географическая привязка, полученная с помощью систем глобального спутникового позиционирования, — в последние пять лет предоставление этой информации является обязательным условием работы археологов на каждом памятнике.
Имея географические координаты, мы можем автоматически нанести всю информацию на карту и получить компьютерную систему, которая работает с пространственно-ориентированными объектами. В качестве картографического материала мы используем ресурсы свободного доступа, например карты Google или “Яндекс”.
— На каком вы сегодня этапе работы?
Алексей Ворошилов: — Сейчас на карту нанесено более 20 тысяч объектов, выполнено больше половины работы. Мы продолжаем активно наполнять базу, вносим информацию как по памятникам с известными координатами, так и по тем, где требуется их восстановление. Понятно, что работа по реконструкции координат довольно объемна и занимает больше времени.
Дмитрий Коробов: — Я хотел бы упомянуть еще об одном аспекте: мы заносим в систему информацию не только об обнаруженных памятниках, но и о пустых шурфах, где археологические объекты не найдены. Каждый шурф имеет географическую привязку, и благодаря этому мы можем достаточно обоснованно выделять те участки, где отсутствует археологическое наследие. В будущем это может стать хорошим подспорьем археологам. Правда, эта информация учитывается только в последние 10-15 лет, раньше ее просто игнорировали.
— Что же показывает ваша карта — какие места хорошо
изучены археологами, а где — белые пятна?
Алексей Ворошилов: — Наиболее исследованы европейская часть страны, южные регионы. А все, что за Уралом, — практически белое пятно.
— Какова в этом случае общая степень изученности археологического наследия России?
Дмитрий Коробов: — К сожалению, меньше одного процента. Во многом это связано с тем, что история археологии насчитывает у нас примерно 150 лет, в то время как в других странах — 300-400 лет. В Дании, например, считается, что за это время изучено практически все. У нас же огромная территория и мизерное количество ученых-археологов, поэтому и белые пятна колоссальны. Судите сами: в этом году на всю Россию выдано 1500 открытых листов, в то время как одна Федеральная земля Бранденбург в Германии ежегодно выдает 1000 лицензий на археологические исследования! Работа по гранту РНФ в первую очередь покажет, каков в России интерес к археологическим древностям и как его развивать, если нам небезразлична история собственной страны.
На фото:
Дмитрий Коробов
Алексей Ворошилов и Ольга Зеленцова
Беседовала Светлана Беляева
Фото Николая СТЕПАНЕНКОВА
Нет комментариев