Языки мира. Лекция Владимира Алпатова

Мы мало знаем о том, как появился человеческий язык. Но всё сравнительно-историческое языкознание основано на представлении, что когда-то было небольшое количество крупных языковых семей, которые постепенно подверглись многократному дроблению. Эта теория неоднократно критиковалась, но ее результаты впечатляют: наука смогла реконструировать праязыки, существовавшие много тысяч лет назад. О том, что происходило с языками в прошлом и что с ними, возможно, станет в будущем – рассказывает член-корреспондент РАН Владимир Алпатов.

 

Владимир Алпатов, руководитель научно-исследовательского центра по национально-языковым отношениям Института языкознания РАН:

Чем занимается лингвистика? Ну, вот был у нас выдающийся лингвист в 20-30-е годы Евгений Дмитриевич Поливанов. И вот он писал, что лингвист, ну, жирным шрифтом я выделил просто, чтобы это было особо видно, из чего слагается лингвист. Ну, тут, конечно, надо учитывать, что 20-30-е годы, это период, когда у нас активно очень лингвисты участвовали в том, что называлось языковым строительством и создание норм для языков народов СССР, создание письменности для народов СССР.

И тут вот делается упор, что вообще Поливанову было свойственно, на практической деятельности, что занимаются лингвисты языками настоящего, вот вам строительство языка и экспертиза  строительства языка. Дальше из языкового политика, который занимается будущим и делает прогнозы. Ну и третье, и четвертое, это занятие языками прошлого. Ну, языками прошлого и настоящего лингвисты занимаются очень много, уже много столетий и много здесь делается. С языками будущего, конечно, значительно труднее.

И я хочу рассказать о том, что мы можем сказать о будущем на примере языков. Ну, я думаю, что это может относиться не только к языкознанию.

Как предсказать будущее? Ну, в общем-то, существует на самом деле три способа.

Первое, это экстраполяция, то есть начиная с какой-то точки А в прошлом и до настоящего времени идет какой-то процесс, какое-то развитие, в частном случае может быть и нулевое, что ничего не меняется и прогноз, что в будущем будет примерно идти тот же процесс, примерно с той же скоростью. Это первое, первый метод.

Второй метод – аналогия. В прошлом было движение из точки А в точку В. Но сейчас ситуация там близка к тому, что когда-то было совершенно в другом месте и по другому поводу, но что-то было похожее на точку А.  Ну и вот прогноз, что дальше будет всё идти в точке В.

Ну и третье – озарение. Просто вот человек говорит: а вот я думаю, что будет то-то, там скажем. Вот когда я дойду до всемирного языка, я об этих прогнозах немного буду упоминать.

Иногда прогнозы бывают удачными. Ну и в целом, я хочу сказать, что прогнозы, которые касаются фонетики или грамматики, обычно бывают более успешными, чем прогнозы, которые касаются социолингвистики, потому что социальные вопросы всегда имеют очень много аспектов, которые предугадать очень трудно.

Вот, пожалуйста, Иван Александрович Бодуэн де Куртенэ, одновременно и русский и польский замечательный лингвист, член-корреспондент академии, в академию его так и не выбрали за передовые взгляды и то, что он был политически левым, но вот он действительно один из самых крупных наших лингвистов.

И вот он где-то на грани 19 и 20 века он показал, что в истории русского языка уменьшается количество различителей гласных, таких, которые различаются нами, становится меньше, а среди согласных, наоборот, различий становится больше, и предположил, что так будет и дальше.

Ну и вот примеры: иногда что-то сохраняется в письменности. Не знаю, все ли знают, что твердый и мягкий знак когда-то обозначали  краткие гласные, которые потом в некоторых позициях превратились просто в обычные «о» и «е», по крайней мере, в литературном русском языке, а в других позициях просто отпали, и поэтому твердый знак оказался в большинстве случаев просто не нужен.

Дальше. Все слышали про букву «ять». Когда-то  «е», «ять» — это были разные звуки русского языка, потом они совпали, а в письменностях еще два века сохранялись.

Дальше, безударные гласные. Ну, вот есть слово петух, есть слово питух. И до второй половины 19 века их произносили по-разному, потому что безударная  «и»  и безударная  «э» различались произношением. И был такой академик Федор Евгеньевич Корш, который родился в 40-е годы 19 века, который своим ученикам, которые там родились где-то в 70-е годы,  вот скажем Ушакова, вот того, что словарь Ушакова,  он называл их питухами, потому что они уже слово петух и слово питух уже не различали.

А с другой стороны, в русском языке до недавнего времени не было мягких согласных  заднеязычных кы, гы, хы. И когда-то говорили я тку, но он тчёт, теперь уже говорят ткёт совершенно спокойно, эти звуки произносим. Так что всё это когда-то было.

А  вот теперь, что произошло за 20 век. Вот тоже наш выдающийся ученый, уже близкого к нам времени, Михаил Викторович Панов, он проверил действие закона Бодуэна и оказалось, что всё, в общем, так же действует, что там безударные «э»  и «и»,  еще где-то к 1900 году люди старшего поколения еще их различали в произношении, а в 2000-м году уже никто не различал.

Слово разве и слово развит, как вы произносите? Когда-то можно было сказать только раз(ь)ве и раз(ь)вит, а раз(ъ)ве и раз(ъ)вет не допускались. Теперь совершенно спокойно, даже слово развит чаще произносится с твердым «з». Появилась мягкая «ха».

Если скажем, вы возьмете Энциклопедию Брокгауза и Эфрона, вы там не найдете ни одного слова, которое бы начиналось с  хю и с хя. Ну, в третьем издании Большой Советской энциклопедии их 11, но конечно это всё заимствования и не самые распространенные, в основном географические названия. Но, тем не менее, раньше такого сочетания мягкого согласного «ха»  не было. Мы привыкли, что чуть ли не любые согласные могут быть твердые и мягкие, ну там, кроме шипящих, а, хотя скажем, например, в белорусском литературном языке нет мягкого «р». Так что тут на самом деле бывают более сложные правила. Значит, экстраполяция оказалась верной.

Ну, а что в социолингвистике? Причем я как раз в основном приведу примеры, относящиеся к действительно крупным ученым, ну, начиная с мыслителя, которого я, несмотря ни на что, очень уважаю, это Фридрих Энгельс. Но, тем не менее, он дал в области языка, в области социолингвистики ошибочный прогноз. Он писал это в середине 19 века. В начале 50-х годов 19 века в Австрийской империи жило три славянских народа, ну четыре, но писал он о трех. Это чехи, хорваты, словенцы. Ну, четвертые словаки.

И он предсказал, что все эти народы — это умирающие нации. Вот тут приводится цитата, они постепенно уже, онемечиваются полностью и это исторически прогрессивно. И что, в том числе и в языке они неизбежно перейдут на немецкий язык и это была экстраполяция.

С 17-го по середину 19-го века действительно такой процесс шел, и по-чешски во времена молодого Энгельса уже говорили только в деревне. То есть экстраполяция, а потом это не прошло.

Вот тот же самый Евгений Дмитриевич Поливанов. Он указывал, что после революции литературная норма русского языка, в общем и целом, изменилась мало. Там, конечно, есть какие-то изменения в лексике, но грамматика и фонетика остались более или менее теми же самыми. Но он предсказал, что главное изменение было не в самом языке, а в том, что резко увеличилось после революции число его носителей. С одной стороны, за счет тех русских, которые раньше не знали литературного языка, а с другой стороны — за счет носителей других языков, которые вообще не знали русского.

Вот был у нас еще один очень крупный лингвист Лев Владимирович Щерба, академик. Он как-то написал, что форме пОльты принадлежит будущее. То есть это некоторая аналогия, потому что, ну действительно русский литературный язык очень долго, плохо допускал несклоняемые существительные, а в просторечии и диалектах их просто не было. Но одно из первых несклоняемых существительных, которое попало в просторечье, было пальто, но вот появилась форма польты, что освоение языка идет к тому, что у нас несклоняемых существительных будет меньше. И в других языках такое тоже бывало.

Вот теперь смотрите, тут я уже про автора мало что могу сказать, но, во всяком случае, был сравнительно недавно такой прогноз, причем сделанный не в Советском Союзе, а в Великобритании, что будет в 2017 году. И вот за 30 лет до этого предсказывали, что в Латвии русский язык будет преобладать над латышским, а в Эстонии позиции русского и эстонского языков будут примерно равны. Ну, что на самом деле, можно не объяснять.

Теперь, о том, как развивался, развивается и, может быть, будет развиваться язык. Я не буду из-за недостатка времени и потому это совершенно особая проблема всерьез говорить что-то о происхождении языка. Вот тут вот среди выставленных книг есть книга крупнейшего у нас сейчас специалиста в этой области Светланы Анатольевны Бурлак, которая называется «Происхождение языка» и вот недавно вышло её второе, дополненное издание.

Значит, как появился язык, не будем говорить, отмечу только две вещи. Во-первых, оказалось, что уже с 19 века ученые занимаются сравнительно-историческим языкознанием, которое сравнивает языки и восстанавливает их предков. И вот сначала думали, скажем, основатель сравнительно- исторического языкознания  Франц  Бопп,  он думал, что собственно, эта задача промежуточная, главная задача — что мы так постепенно дойдем до происхождения языка. Потом оказалось, что это невозможно.

Второе, вот никто не знает, был ли когда-то один мировой праязык или же их было много. Ни ту, ни другую точку зрения мы доказать не можем. Но крупнейший наш специалист, действительно ученый мирового уровня, к сожалению, довольно рано умерший Сергей Анатольевич Старостин, он был убежденным сторонником моногенеза и мечтал дойти до языка Адама, но не успел. И пока про язык Адама мы ничего сказать не можем. Во всяком случае, любые реконструкции дают нам такой же язык, как бы мы далеко ни заходили, а уже там доходит до 10 тысяч лет назад, но всё равно мы получаем языки современного типа, которые ничем принципиально от современных языков не отличаются. Ну, отличаются точно так же, как отличаются между собой известные нам языки.

Я уже сказал, что восстановление праязыков  происходит через установление регулярных соответствий между языками. Существует концепция родословного древа, её сформулировал Август Шлейхер, крупнейший немецкий ученый середины 19 века. Он нарисовал, как выглядит родословное древо, я думаю, все знают, но что важнее, что по принципу родословного древа описывают и систематику в биологии, что вот там был  какой-то там предок для какого-то класса, потом там для какого-то семейства, для какого-то рода и вот там они расходились. И вот эту же систематику Шлейхер применил к развитию языков, что языки разделяются, но не скрещиваются. Ну, в те годы, когда работал Шлейхер, конечно, очень знаменита была теория Дарвина, и Шлейхер был очень увлечен дарвинизмом, и он сопоставлял язык с организмом, который рождается, растет, развивается, потом стареет и умирает. И также он применял к сравнительно-историческому языкознанию идеи Дарвина о борьбе за существование естественным отбором. Потому что, действительно, в Западной Европе почти все языки индоевропейской семьи, а вот в Пиренеях сохранился баскский язык, ни на что не похожий. Значит, вот когда-то была, по-видимому, вторая семья, но она не выдержала борьбы за существование, вот там, где-то в горах, случайно что-то осталось.

Но главное, что это языки разделяются, но не скрещиваются, ну а поскольку многие языки вымирают, то нельзя сказать, что языков  всё время становится больше. Одни языки появляются, другие языки исчезают.

Почему именно так развиваются языки, в общем теоретически никто доказать не смог.  Те ученые, которые шли не от эмпирии, а шли от теории, они всё время приходили к выводу, что родословное древо никак не доказано? и что нет никаких оснований считать, что вообще был там, скажем, индоевропейский язык, всё могло быть совершенно по-другому. Я уже упоминал Бодуэна де Куртенэ и другой крупнейший ученый, тоже очень крупный теоретик уже 20 века Николай Трубецкой тоже так же считал.

Но вот тут всегда мне вспоминается одна известная фраза, которую только надо поменять местами. Родословное древо верно, потому что оно всесильно. Те ученые, которые идут не от теории, а от эмпирического материала, они все приходят вот к идее о том, что был там когда-то там индоевропейский язык вместе с алтайским, с уральским, еще там с какими-то был, когда-то ностратический праязык и так далее. Вот этим, в частности, занимался Старостин и его школа.

А почему это происходит? Ну, вот Старостин, кстати, пытался что-то тут обосновать, но, в общем, это, наверное, задача будущего. И вот видный из франкоязычной части Швейцарии ученый Альбер Сеше писал, что принцип регулярности фонетических законов мы считаем плодотворным, потому что он существует и приносит пользу, а совсем не потому, что мы его поняли.

Тем не менее, оказывается, что всё-таки не всегда родословное древо работает даже эмпирически. Во-первых, оно очень плохо работает для очень близкого родства.

Скажем, даже оказывается, что праязык для русского, украинского и белорусского фактически не восстановлен. Восстановлен славянский праязык, а естественно, что можно предполагать и в общем-то исторически это вполне подтверждается, но вот доказать, что был когда-то там русско, украинский и белорусский праязык, из него там образовались эти три языка, но тут надо, конечно очень сильно портят всё диалекты, то тут оказывается, что очень сложный и об этом в частности писал недавно скончавшийся академик Андрей Анатольевич Зализняк.

А вот теперь  насчет всесильности. Есть такие пиджины. Они образуются очень легко. Когда встречаются люди, абсолютно не знающие языка друг друга, им надо как-то договориться. Два основных пути формирования пиджинов — один из них сейчас уже в прошлом, — это плантации, куда привозили в Америку негров из носителей совершенно разных языков, и они там как-то общались между собой, а кроме того, они еще должны были  что-то знать из языка их колонизаторов. Так что, как правило, такого рода пиджины, они бывают на основе всё-таки английского или французского языка, но, во-первых, сильно переосмысленные под влиянием других языков, а во-вторых, там очень сильно упрощается грамматика. И оказывается, что с регулярными соответствиями там очень плохо.

Я не сказал второе, но скажу позже. Насчет плантации: если там на плантациях какой-то пиджин на английской или французской основе, то мы английский или французский язык более или менее знаем, хотя тоже,  в общем-то, на самом деле надсмотрщики на плантациях говорили не на литературном английском или французском, а с какими языками они контактировали, мы знаем очень плохо.

И второй случай — это торговля. Торговых пиджинов очень много и вот вам примеры речи на пиджинах. Ну, вот всем известная фраза: Моя твоя не понимай, это из пиджина, который существовал для общения русских, во-первых, с китайцами, а во-вторых, с народами Дальнего Востока, вот скажем тунгусы, маньчжуры. Вот там Дерзу Узала у Арсеньева, вот он так примерно на этом языке и говорил.

Причем вот любопытно, что грамматика тут очень сильно упрощается. Ясно, что Моя твоя не понимай. Моя, скажем, это будет и я во всех падежах, и мой во всех падежах.

Но, тем не менее, влияние родного языка всё равно остается. Вот я привел две фразы, потому что, кто скажет «моя твоя не понимай»? По-видимому, скажет русский, для которого привычно ставить отрицательную частицу перед глаголом. А там какой-нибудь Дерсу Узала, на самом деле это зафиксировано, так сказать не мог, он говорил Моя, твоя понимай нету, потому что в этих языках, кстати, не в китайском, китайский просто наверно переняли, отрицание стоит в конце, после глагола и вот это  сохраняется.

Вот вам примеры торгового пиджина, реальные записи рынка в городе, который только что назвали Калининградом в 46-47 году. Теперь из пиджинов могут постепенно выработаться так называемые креольские языки, то есть, конечно, пиджины, там они быстро появляются, быстро исчезают, но при особых условиях.

С плантационными языками это появление получается чаще, чем с торговыми и появляется уже настоящий язык, чтобы пиджин превратился в креольский, нужны две вещи. Во-первых, конечно, надо сильно пополнить лексику, которая тоже может пополняться из английского или французского и из каких-то там других, из другой ветви, но, и второе, должны появиться уже люди, которые с детства владеют этим языком, потому что пиджины — это когда люди общаются, но в своем общении еще говорят на своем языке, а креольский язык, это уже когда человек родился с таким вот языком.

И тут действительно для сравнительно-исторического языкознания проблем очень много, потому что, скажем, в сравнительной грамматике германских языков фактически нет ни одного креольского языка, хотя большинство лексики, в том числе главная для компаративиста — это базовая лексика. Этой базовой лексике очень часто установить регулярное соответствие оказывается невозможно. И больше того скажем, такой язык, как идиш в сравнительной грамматике германских языков обычно не включается, в общем, это тоже во многом креольский язык.

Есть точка зрения, её в частности высказывал Бодуэн де Куртенэ, что английский язык сложился из германо-романского пиджина. Но, тем не менее, всё-таки регулярное соответствие между английским и другими германскими языками существует.

Теперь, как в современном мире могут образоваться новые языки? Ну, традиционный путь, он, во-первых, медленный, во-вторых, конечно, одним из условий образования новых языков естественным путем всё-таки будет отсутствие контактов. Именно поэтому как раз очень трудно применять законы компаративистики к близкородственным языкам, потому что, конечно, русские, украинцы и белорусы всегда контактировали между собой.

Образование новых креольских языков на основе пиджинов более вероятно, но всё-таки сейчас несколько мир иначе устроен. Плантаций уже больше нет, а, скажем, из того же образовавшегося на короткое время в Кенигсберге- Калининграде пиджина всё-таки вряд ли бы даже, если бы немцев и не выселили, то всё равно бы вряд ли он образовался, поскольку влияние и русского и немецкого слишком здесь велико.

Дальше, ну что же может быть? Могут языки как-то разделяться, и отчасти это происходит на основе нескольких литературных норм. Язык более или менее тот же самый, но литературные нормы там разные. Ну и люди считают себя принадлежащими к разным народам.

О различии языка и диалекта можно было бы очень много сказать, но нет времени. Скажу только, что границы между ними очень часто устраиваются произвольно и не на основе лингвистических критериев. Если говорить грубо, для обычных носителей языка, не для лингвистов: два языка — это наш язык и чужой язык, а различие диалектов — это мы говорим немного по-разному.

Понятие диалектов восходит к Древней Греции и там так считали, что вот греки там говорят немного по-разному, а других языков вообще не существует, это бормотание варваров.

Обычно провозглашение новых языков как происходит? Когда я учился, считалось, что есть сербохорватский язык. Теперь 4 языка: сербский, хорватский, черногорский, боснийский. Причем в Хорватии говорят по-хорватски, в Черногории  по-черногорски, а в Боснии православные говорят по-сербски, католики говорят по-хорватски, а боснийский язык — это язык мусульман.

И выходит, я еще в 90- е годы я видел: продается боснийско-английский словарь в Соединенных Штатах, вот значит то, как говорят мусульмане, но конечно там как-то меняют литературную норму и, кроме того, там есть где-то  кириллица, где-то латиница. Ну, в общем, пока языки эти одни и те же.

Но, конечно, если всё это будет продолжаться, то это может быть действительно будет считаться разными языками, поскольку пока вряд ли перспективы образования новой Югославии велики.

Вот румынский, молдавский. Один или два языка? Потому что в Румынии все считают, что один. В Приднестровье все считают, что два. В собственно Молдавии, Бессарабии всё зависит от партийной принадлежности.

Вот сейчас там образовалось весьма странное объединение двух совершенно различных по своей идеологии партий, которые, тем не менее, вместе отстранили от власти третью, вот эти партии как раз  с совершенно  противоположной точкой зрения на язык. Одни считают, что мы говорим по-молдавски, социалисты, а другие – Майи Санду — считают, что мы говорим по-румынски.

Вот теперь вопрос об искусственных языках. Еще какие языки могут появиться. Потому что есть языки, которые формируются естественно, есть языки, которые формируются искусственно и, кстати, слово искусственный никакой отрицательной оценочности не несет.

И искусственные языки пытались создавать очень многие люди. Вот вам два портрета Исаак Ньютон, когда ему было 18 лет, он написал целый трактат, где он считал, что мы можем установить природу вещей, которая едина для всех народов  и можем там каждую эту вещь как-то назвать и таким образом создать грамматику, алфавитный список всех субстанций и,  в конце концов, вот так  мы создадим единственный, единый, то есть мировой язык.

Ну, а потом второй период, когда этим были очень увлечены, это был конец 19 века, языков придумали довольно много. Ну, вот тут действительно вполне применим термин «борьба за существование». В конце концов, выиграл язык эсперанто, я вот показал портрет его создателя.

И, действительно, это некоторая культура, потому что, во-первых, он для носителей европейских языков, конечно не для китайца или даже для венгра, там много сложностей, но для носителей романско-германских  языков действительно язык простой. Там всего 16 правил: выучил — и можешь говорить.

Это особая культура (вот я тут перечисляю, какие существуют), что существует на языке эсперанто. Но только у него, что важно, не может быть одноязычных носителей. Есть даже люди, у которых с рождения два языка, какой-нибудь другой и эсперанто, но чтобы он знал только эсперанто, такого в принципе быть не может.

Ну и последнее, опять возвращаясь к  происхождению языка, всё равно это будет можно предположить и тут трудно с этим спорить, что это будут всё-таки какие-то обычные языки. Потому что, ну, если бы Ньютон  создал свой язык, он только его декларировал в отличие  от Заменгофа, но если бы он создал, это может быть был бы действительно язык совсем другого типа, но   в реальности бывает совсем, совсем не так.

Значит, больше языки исчезают, поскольку я уже должен несколько торопиться. Я буду несколько сокращать. Но вот, что значит исчезновение языков? В прошлом, конечно, мы знаем, что могли там какое-нибудь племя вырезать, не оставить ни одного человека в живых. Но в наше время таких всё-таки кровавых ситуаций не бывает, но, тем не менее, может, скажем, вмешаться стихия.

В 2004 году были цунами в Юго-Восточной Азии, и есть сведения, что язык кар, который был на одном из Никобарских  островов, он мог вообще исчезнуть в связи с гибелью носителей. Во всяком случае, на никобарских  языках число говорящих очень сильно уменьшилось. На самом деле, чаще, конечно, бывает, что люди живы, но языка этого  уже не знают.

Но вот в Австралии было перед приходом белых, считается, около 250 языков по оценкам, более ста вымерли, около ста вымирают, ну и как говорят ученые-лингвисты, происходит языковой сдвиг. Что исчезновение языка — это уже последняя стадия, предпоследняя – это языковое гетто, хотя люди старшего поколения как-то могут между собой его использовать, но уже молодежь своя же его не знает.

Всё это, конечно, основано на языковых контактах и связано с многоязычием, что сначала одноязычие на традиционном языке, потом многоязычие, потом уже снова одноязычие, но уже на каком-то другом языке. Но при этом всё-таки это не то же самое, что образование пиджена. Но процесс может быть повернут и вспять, что вот как раз не учел Энгельс, впрочем, не только Энгельс.

Вот пример гибели языка. Япония, страна очень большой языковой однородности. Там более 99% населения составляют японцы, которые все говорят на какой-то из разновидностей японского языка. И был единственный исконный язык меньшинства айнский, по крайней мере, в исторический период. Ну кто такие айны, я отсылаю к самой малоизвестной книге Антона Павловича Чехова, которая называется «Остров Сахалин», там довольно подробно говорится об айнах, которые тогда еще жили на Сахалине, но потом они все уехали в Японию после Второй Мировой войны.

Так вот, что было с айнским языком? До второй половины 19 века Хоккайдо, часть Сахалина и первоначально Курильские острова, откуда потом японцы всех айнов принудительно выселили, и даже юг Камчатки — там был айнский язык и никакого другого языка там не знали. Потом со второй половины 19 века Япония начала осваивать эту территорию, часть попадала в пределы России, но в основном всё-таки это всё шло в Японии и к айнам относились как к неполноправным гражданам.

Язык может людей объединять, как мы знаем, а вот пример, как язык может разделять людей. Ну, айны сами себя называют айну, ну и японцы их называют так же. Айну, по-японски значит собака.

0Ну и японцы стали говорить, что айну — это собаки, и возникла легенда, что айны — это потомки от скрещения собак и людей, и соответствующее отношение к айнам в массе, но, конечно, не среди интеллигентов, было до Второй Мировой войны. Потом айнов уравняли в правах, но всё равно язык продолжал вымирать и где-то к концу 20 века он окончательно вымер.

И обратное движение. Вот, пожалуйста, вам пример, о котором я уже говорил в связи с Энгельсом, потому что Чехия была три столетия под властью Австрии, и первые два столетия там шел активно процесс вытеснения чешского языка немецким. И говорили по-чешски только в деревне. Ну и не один Энгельс считал, что скоро его не будет совсем.

Однако, в середине 19 века началось в какой-то степени общеславянское движение, которое шло не без влияния России. У чехов, также, как и у других славянский народов, не имевших тогда своей государственности, создали новые нормы литературного языка, причем они старались подальше уйти от немецкого.

Так часто: когда создают новую литературную норму, то стараются от чужой нормы, которая раньше преобладала, уйти как можно дальше. И, скажем, в чешском языке нет слова театр, а есть дивадло, ну от нашего глагола дивиться того же корня, то есть они старались из славянских корней придумать слова и заменить ими немецкие. Ну, не всегда это конечно получилось, но нормы литературного языка получились. Появилась литература.

А дальше требования культурно-национальной автономии, ну и, в конце  концов, с 1918 года независимости уже сейчас никто о чешском языке, как о вымирающем, не скажет.

Теперь новый японский. Действительно это несколько похоже на образование пиджина. Упоминавшийся здесь Сергей Анатольевич  Старостин установил с огромным трудом, потому что разошлись эти языки не позже 8 тысяч лет назад, но установил японо-алтайские реконструкции.

Ну вот, население Японии говорило на языке, близком к языку аборигенов Тайваня. Сейчас на Тайване уже господствует китайский язык, но когда-то там были (и сейчас они еще немножко существуют) языки аборигенов.

Потом вторглись алтайские народы, кочевники на конях. Но  в Японии в пригорном рельефе скакать уже было трудно, они осели и смешались с австронезийцами. Алтайцев было меньше, но они передали завоеванным свой язык, ну и, прежде всего, передали базовую лексику. Старостин доказал, что японский язык — это смешанный алтайско-австронезийский, но Старостин всё-таки доказал, что там базовая лексика всё-таки алтайская, австронезийский только заимствование.

Но, освоив грамматику и базовую лексику, австронезийцы не освоили фонетику. И фонетика японского языка очень сильно отличается, скажем, от татарской или от монгольской. Там, в общем, грамматика очень похожая, а фонетика совершенно другая. Но вот Старостину удалось с этой задачей разобраться.

Теперь вот вопрос: сдвиг происходит стихийно или сознательно? Ну, когда-то он, конечно, был только стихийным. А всегда, когда происходит стихийный сдвиг, то какие-то всё-таки качества языка прежнего остаются, вот это называется в лингвистике субстратом. И какой-то там в японском языке есть австронезийский субстрат, в индоевропейских языках находят субстраты из каких-то, в том числе исчезнувших, языков. Но не настолько этот субстрат велик, чтобы можно было говорить о скрещении языков, в общем-то, там регулярное соответствие всё остается и базовая лексика, но всё-таки какие-то черты остаются. И так происходит при стихийном процессе.

И другое дело всё-таки, если процесс сознательный. Когда человек осваивает, происходит языковой сдвиг, например, под влиянием школы или под влиянием телевизора. Ну, телевизор уже лишь частично сознательный, школа – чисто сознательный сдвиг, но, конечно, люди стараются уже говорить, не сохранять чего-то там от своего прежнего языка, а освоить настоящий, престижный в данном обществе язык. Вот этого не учел Поливанов.

А кроме того, надо иметь в виду, что  советская языковая политика, она несколько расслабилась в силу там очень сильных социальных изменений в 20-е годы, а с 30-х годов, когда общество стабилизировалось, то начали очень активно распространять языковую норму.  Появился словарь Ушакова, тот же Ушаков выступал часто по радио и рассказывал, как надо правильно говорить, ну тем более, конечно, внедрялась жестко орфография русского языка.

А иногда, вот я привожу опять пример идиша, люди-носители этого языка вообще прекращали говорить с кем-либо на этом языке и переходили только на русский. Ну и в результате всё-таки, как вот в частности писал Панов: русский литературный язык всё-таки изменился меньше, чем это представлялось в будущем Поливанову.

Теперь, что способствует языковому сдвигу, что противостоит? Ну, завоевание, причем может быть очень по-разному. В конце концов, всю Западную Европу в 5 веке новой эры завоевали германцы, но, тем не менее, до сих пор одни страны германские, другие романские. Где-то германцы навязали римлянам свой язык, а в другом случае, наоборот, римляне заставили иначе говорить германцев.

Ну, изменение границ, вот пример, скажем, с чешским языком. Дальше, освоение территории. Такой вот парадокс, что до сих пор существуют Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округа, но тем не менее, что там происходит сейчас и что там было, когда эти округа создавались. Создали их в 1930 году, когда там в основном эти народы и жили и  разводили оленей, кочевали по тундре. Ну а потом, вы знаете, что уже позже стали там добывать нефть и газ, пришло другое население, кстати, очень разных национальностей, ну естественно языком общения среди них мог быть только русский и ханты, манси, ненцы, их языки очень сильно пострадали.

Затем, языковая политика. Ну, я мог бы много говорить, но приведу только два примера. Во-первых, в царской России и до какой-то степени в поздний период существования Советского Союза шла политика обрусения. В 20-30-е годы, как я уже упоминал, была попытка построить совершенно иную политику на других основаниях, ну а потом уже была некоторая комбинация политики царской и политики 20-30-х годов, а до революции было совершенно жестко, что единственный язык Российской империи — это язык русский. Другие языки, если и существуют, то просто в силу того, что их носители еще не доросли до того, чтобы говорить по-русски.

И вот «плавильный котел» — языковая политика в Соединенных Штатах. Есть термин «melting pot» — «плавильный котел». Значит человек любого происхождения, будь то японец, индеец, чех или русский, он может стать американцем, но при условии освоения американской культуры и правильного владения английским языком. Ну и, естественно, что распространению других языков в Соединенных Штатах это никогда не способствовало.

Теперь, что противостоит? Ну, то же самое изменение границ, национальное сознание, которое тоже поднялось. Конечно, были разные факторы, и влияние России и могли быть и экономические причины и что угодно, но, тем не менее, вот оно вдруг появляется и всё.

«Эффект бабушки». Наш ведущий социолингвист, член-корреспондент Николай Борисович Вахтин, он об этом писал. Скажем, у наших народов Севера. Как правило, одна и та же женщина как мать и как бабушка совершенно по-разному смотрит на проблемы языка.

Когда она мать, то она, прежде всего, заботиться о том, чтобы её дети были успешны и в условиях и Советского Союза и современной России. Конечно, этот успех предусматривает знание русского языка, так же, как скажем в Соединенных Штатах предусматривает знание английского языка. Без английского языка там человек высоко не поднимется, так же как и у нас без русского. Особенно в России, когда всё-таки у нас были крупные союзные республики, это имело меньшее значение, а сейчас это уже абсолютно так.

А когда она становится бабушкой, ей становится жалко своего родного языка и она начинает внукам как-то этот язык передавать.

Ну и сейчас довольно распространена политика мультикультурализма. В западных странах, ну вообще так широко — в развитых странах — политика может быть очень разной. Скажем, в Японии до сих пор жесткая политика, там никак меньшинствам не помогают.

Достаточно она жесткая и в Соединенных Штатах, а в Европе всё-таки сейчас очень стараются как-то поддерживать малые языки. Но, собственно, там происходит то, что у нас делалось и, надо сказать, много было сделано. 70 алфавитов, но не все из них прижились, но часть этих алфавитов и до сих пор используется. Всё-таки многое было очень сделано именно вот в советское время.

Какая была политика у нас: народный комиссар по делам национальностей,  у нас были специальные министерства, которые тогда назывались народными комиссариатами. И считалось, что чукчи или табасаранцы, они,  прежде всего, должны осваивать мировую культуру на своем языке, ну а русский — уж как приложится.

И вот кто был этим народным комиссаром, кто знает? Сталин. Совершенно верно. Вот, пожалуйста, даже привожу его портрет, видите. Потому что обычно Сталин ассоциируется совершенно с другой языковой политикой, но нельзя думать, что Сталин всегда был одним и тем же, в том числе и в области языка.

И, кстати, если уж об этом говорить,  уже нет времени,  уже подхожу сильно к концу, кто в нашей стране, из наших руководителей уже советского времени, был самым большим обрусителем? Вот именно, потому что иногда говорят Сталин, на самом деле Сталин свои прежние лозунги еще отчасти сохранял, а Хрущев искренне думал, что  у нас скоро будет коммунизм и всякие различия стираются, в том числе и языковые. И вот при Хрущеве как раз языковая политика была жесткой.

Теперь о смерти языков.  Зафиксировать смерть языка сложно. Айнский язык хоронили несколько раз, а потом всё-таки обнаруживали еще живых носителей. Есть на Дальнем Востоке малочисленный орочский  язык, его в начале 2000-х тысячных годов объявили вымершим, а потом уже где-то в конце 2000-х тысячных языковая экспедиция МГУ всё-таки обнаружила целую общину орочей, которые еще используют этот язык.

Конечно, язык не всегда можно спасти, но хотя бы успеть его описать. Вот айнские диалекты. Сейчас язык исчез, но еще в 50-е годы 20 века существовало больше 20 диалектов айнского языка. И вот академик Хаттори, крупнейший японский лингвист, который руководил этим описанием, он потом говорил: мы успели на последний автобус.

И вот вопрос очень спорный, очень сложный и действительно тут трудно относиться к этому однозначно: нужно ли сохранять вымирающие языки во что бы то ни стало? Ну, есть целое движение, которое называется Лингвистической экологией.

И вот вопрос, который тоже поднимается. То, что выгодно для языка, может быть невыгодно для его носителей. И вот автор в общем серьезной весьма работы о многоязычии, мультилингвизме, вот он, английский, по-моему, он писал, что тяжелая дилемма: жить отсталой сельской жизнью или терять язык? Потому что, ну, что делать хантам, манси и ненцам  в условиях нефти и газодобычи? Если начать добывать газ, то язык потеряется. Если язык сохранять, так будут люди кочевать в тундре с оленями.

А кроме того, разные есть всё-таки сферы языка. Иногда говорят, что есть инструментальная функция языка и сентиментальная функция языка. И вот два высказывания. Саамы, народ, живущий на севере Европы, у нас в Мурманской области и в Финляндии, Норвегии, в Швеции. Вот говорит норвежская саамка: я хорошо говорю по-норвежски, но плакать я могу только по-саамски.

Вот остров Мартиники. Я упоминал, что там, один из островов, где образовался креольский язык на французско-негритянской основе, но сейчас там стали очень активно внедрять стандартный французский язык и вот говорит жительница Мартиники: Я использую креольский язык, когда я раздражена, поскольку чувствую себя комфортнее в выражении своих эмоций.  Одна плачет, другая ругается, но говорить там по-норвежски или по-французски никак не хочется.

И, наконец, появится  ли всемирный язык? Ну, искусственно, пока мы не видим возможности. Могут ли существующие языки слиться в один? Академик Николай Яковлевич Марр — именно он был как раз мастером всяких озарений и предсказаний, не подтвержденных фактами — и вот он говорил, что все существующие языки сольются в один, который не будет ни великорусским, ни немецким, а будет чем-то новым. Одно время это очень понравилось Сталину, но потом, правда, Сталин, как известно, изменил свою точку зрения.

Вот еще один пример. Так что пока, в общем, не видно такого слияния, ну только что, если в варианте пиджина, но как-то трудно себе представить всемирный пиджин как язык человечества.

Всемирного языка никогда не было, но были языки для целых культурных ареалов, скажем, греческий, латинский, китайский в инь, янь, классический санскрит.

Это были языки культуры для целых больших культурных ареалов, где были носители самых разных языков, а один из таких языков существует и по сей день — это классический арабский. Разговорные арабские языки от него сильно отличаются, но, тем не менее, не только все культурные арабы, но и все культурные мусульмане как-то владеют языком Корана.

Но потом, в общем, развитие пошло в основном в противоположную сторону, мы старались как можно больше разделиться, когда особенно скажем в Европе шло разделение по национальным квартирам, то когда латынь уже стала терять свои позиции под натиском таких языков, как английский, французский, немецкий, испанский. Место латыни так, собственно, очень долго ничем не было занято.

Но вот теперь на эту роль претендует английский язык, точнее, до недавнего времени претендовали два языка, потому что фактически  у нас до 91-го года было две модели  глобализации: одна, связанная с русским языком, другая, связанная с  английским.

Но теперь последний вариант победил, и сейчас многие уже думают, что английский язык всегда занимал такую же роль, такое  же место, как занимает сейчас. Скажем вот на летней школе выяснилось, что школьники так думают, им надо было специально рассказывать, что еще до Второй Мировой войны английский язык вовсе не был таким мировым языком.

Ну вот видите, вот лорд Брек что заявляет. Ну и конечно, понимаете,  нельзя доказать, что наш язык, либо язык, который мы любим, он хороший, а другие языки примитивные, скажем. И так доказывали и про английский, и про русский и про какие угодно языки. В общем, говорить, что какой-то язык лучше другого по своему строю нельзя.

Но другой вопрос, какие функции выполняет язык? Ясно, что языки не равны, поскольку они выполняют разные функции. Когда у нас  в советское время в период языкового строительства возникла формулировка, что все языки должны быть равны и равноправны, это скорее всё-таки как идеал, чем как реальность. Есть сравнительно редкие примеры, когда этих языков несколько, как в Швейцарии, ну фактически три языка в разных частях страны: немецкий, французский, итальянский, но всё-таки этих языков там может быть два или три, но вряд ли много больше,  а так, чтобы по количеству функций всё равно языки будут не равны, но  это собственно с качеством языка никак не связано.

Скажем, вот у нас образовалась в 91-м году 15 новых государств, ну или без России 14 и, скажем, во всех языках создавались свои армии и на каком языке отдавать военные команды? Вот вопрос. Ну, когда надо, всё конечно это делают, всё это.

Просто, когда говорят о том,  какой  великий именно английский язык, это и у нас иногда пишут, то, конечно, дело тут в мировой роли США.

И вот примеры, как влияние других языков у нас ослабляется  влиянием английского. Вот вы, наверное, знаете, есть в Москве суши-бары. В Большом японско-русском словаре под редакцией академика Конрада 70-го года слова суши нет, есть слово суси.

Ну и вот, кстати, Евгений Дмитриевич Поливанов, я уже не первый раз его упоминаю, он был в том числе и японистом и он в том числе разработал русскую транскрипцию для японских слов и там принято суси. А вот так, как здесь написано через эс-эйч, так пишется в стандартной английской транскрипции. Значит, если суши или сашими или там Хитачи через ч, ясно, что это заимствование не из японского, а из английского языка.

К чему может привести внедрение английского языка? Ну, еще Вильгельм фон Гумбольдт 200 лет назад писал, что взгляд на мир связан с языком, на котором человек говорит. И в гуманитарных науках, особенно в лингвистике, это очень заметно.

Вот я привожу примеры из покойного Андрея Анатольевича Зализняка и, слава Богу, здравствующей его жены Елены Викторовны Падучевой. Вот что они писали еще в 64-м году. Вот скажем, академик философ Смирнов вот пишет про англоязычную философию.

И тут я привожу примеры того, как представляют себе язык носители английского языка. Это, кстати, детская речь и языковые расстройства очень хорошо показывают, что базовые представления о языке у носителя английского и  носителя русского языка довольно разные.

Ну, а теперь вопрос: а что всё-таки на самом деле? Те из вас, кто, скажем, отдыхал за границей в отелях, куда пускают русских туристов, могли видеть, как там без русскоговорящего персонала большинство наших отдыхающих ни  с чем справиться не могут.

И вот два примера. Два у нас недавно проходило очень крупных мировых спортивных мероприятия. Олимпиада в Сочи. Тренировали обслуживающий персонал в английском языке. Незадолго до Олимпиады устроили проверку. Оказалось, что английский язык был освоен очень плохо.

Теперь вот недавно я слышал выступление лингвиста из Екатеринбурга. Там на первенстве мира по футболу, в этом городе прошло несколько матчей, и в частности, там играла Япония и играли Уругвай, Перу, Мексика — латиноамериканские, испаноязычные команды. И с ними начали разговаривать, действительно разговаривать на английском языке и тут выяснилось наоборот, что они уже ничего не понимают, а предусмотреть людей, которые бы говорили по-испански и по-японски, там не догадались.

Так что говорить об английском языке, как о мировом, еще очень трудно. И  насколько нужен мировой язык, хочется его иметь, а с другой стороны тут есть много факторов, которые этому противодействуют.