В Сибирском отделении РАН не боятся ставить смелые эксперименты. Не только научные, но и касающиеся организации исследований. На прошедшей недавно сессии Общего собрания СО РАН вновь шла речь о том, какие новации необходимы для повышения эффективности работы. О прозвучавших на встрече предложениях корреспонденту “Поиска” рассказали председатель СО РАН академик Александр АСЕЕВ и и.о. заместителя председателя академик Николай ДИКАНСКИЙ.
— Какое направление развития — организацию новых институтов и научных центров, инновационную деятельность, интеграцию науки и образования — руководство Сибирского отделения считает наиболее важным и перспективным?
Александр Асеев: — Моя жизненная позиция — работать в сетевом режиме по многим направлениям и стараться добиться успеха. Огромное преимущество этой системы в том, что неудача в каком-то одном направлении не означает общего провала. Главное, чтобы координаты были совместимы. Профессор Университета Аризоны Джон Спенс, бывший моим хорошим другом, любил показывать “на пальцах”, что двигаться одновременно по трем направлениям: наука (фундаментальные результаты), деньги (внедрение инноваций) и слава (Нобелевская премия) — невозможно. Координаты расходятся! Это подтверждают и реальные судьбы. Вспомним классический пример: изобретатель полупроводникового транзистора и нобелевский лауреат Уильям Шокли создал компанию, и она разорилась, поскольку видный физик оказался плохим менеджером.
Хотя многие привыкли ругать положение дел в российской науке, иногда удается что-то сделать.
Так, мне было очень приятно, когда в 2010 году на заседаниях Президиума РАН обсуждался вопрос о создании в СО РАН новых институтов — мы их в том году организовали сразу четыре. Меня даже “на ковер” в Минобрнауки вызывали по поводу “неэффективного расходования средств”. Предъявил там заранее заготовленную таблицу: прежде чем открыть 4 новых юридических лица, мы закрыли 9 старых. А вновь созданные институты — молекулярной и клеточной биологии в Новосибирском научном центре, угля и углехимии, а также химического материаловедения в Кемеровском научном центре, физического материаловедения в Бурятском научном центре — успешно работают. И мы будем продолжать эту линию: какие-то учреждения сокращать, перекраивать, другие — создавать.
Те, кто говорит, что академия попусту тратит бюджетные деньги, глубоко заблуждаются. Например, Президиум СО РАН в последние годы привлекает к участию в комплексных проверках институтов ведущих зарубежных ученых. И они подтверждают, что наши исследования находятся на мировом уровне, а иногда и превосходят его.
Другое дело, что есть институты регионального значения — в Тыве, в Забайкалье. Конечно, до публикации в Nature их результаты не дотягивают, но такие учреждения играют огромную роль для развития отдаленных от центра территорий — проводят экспертизы, консультации, привлекают в регион культуру и мощь всех институтов СО РАН. Закрытие их было бы стратегической ошибкой.
Некоторые новые научные направления потребуют организационного оформления. В ближайших планах — два института биологического профиля. Сейчас главная тенденция — применять достижения биологии в медицине, в фармацевтике. И один из новых институтов займется трансляционной медициной: использование фундаментальных результатов и методов исследования генома для предсказания болезней, оценки устойчивости организма к негативным воздействиям. Скажем, среди шахтеров Кузбасса есть те, кто доживает до преклонных лет в добром здравии, несмотря на вредные условия труда. То же касается и работы в Арктике. Словом, нужно переносить в практическую медицину новые технологии, которые дает развитие молекулярно-клеточной биологии, геномики и протеомики.
Другое перспективное направление — применение биологических и химических технологий в аграрном секторе и для переработки естественных ресурсов. Заказ на создание такого института поступил от администрации Алтайского края. Мы пока оцениваем свои возможности, но в ближайшие год-два решение, видимо, будет принято.
Все остальные направления развития трудно предсказать заранее, но рано или поздно потребуют организационного оформления квантовые технологии. Огромные задачи стоят перед наукой и в связи с выходом в Арктику. Новый Ямало-Ненецкий научный центр займется тремя направлениями: повышение эффективности нефтегазодобычи (здесь есть работа и для математиков, и для механиков, и для физиков, и для геологов), нефтегазохимия, экология и биология Севера, механизмы выживания в суровых условиях. Эти исследования востребованы: СО РАН подписало соглашение с “Газпромом” — крупнейшей компанией, которая на нынешнем этапе развития ощутила потребность в привлечении лучших научных сил.
Главное преимущество СО РАН — интеграция. Здесь наработан опыт, есть традиции, есть механизмы, в том числе финансовые: поддержка междисциплинарных проектов, распределение приборов. Эти подходы нужно также использовать для развития территорий и усиления взаимодействия между ведомствами.
Николай Диканский: — К сожалению, зачастую инновациями руководят люди, не обладающие набором ключевых компетенций. Поэтому производится много действий, тратится много средств, а результат невелик, так как за основу берутся западные выкройки, которые для России не подходят. Необходимо разработать программу инновационного развития страны, причем правительство должно поручить это Академии наук. СО РАН может подготовить программу инновационного развития Сибири и Дальнего Востока с перспективой на 50 лет.
Министерство образования и науки целесообразно разделить на Министерство науки и высоких технологий, в ведении которого будут также национальные исследовательские университеты, интегрированные с НИИ РАН и инженерно-технологическими центрами высокотехнологических компаний, и Министерство просвещения. И во главе этих министерств должны стоять люди высокой квалификации.
Заявление одного из бывших министров науки Бориса Салтыкова о том, что “науки у нас слишком много”, уже обошлось России дорого: потеряно целое звено инновационной цепочки — тысячи отраслевых НИИ. Не все из них были достойными, но эти структуры можно было преобразовывать в инжиниринговые центры с конструкторами, технологиями, производством прототипов, подготовкой разработок для перехода в промышленность.
Сегодня мы предлагаем создать Центр инновационного развития Сибири. Его задача — способствовать выпуску продукции с высокой степенью передела. Будем продолжать вывозить одно сырье — загубим остатки перерабатывающей промышленности.
Необходимо проработать законодательные и финансовые механизмы реализации инновационных проектов. Так, нужен закон об особом статусе академгородков (находится на рассмотрении в Госдуме), специальный фонд, способный аккумулировать федеральные, региональные бюджетные средства, а также частные инвестиции. Финансирование стоит выделять, невзирая на межведомственные барьеры. При университетах должны быть созданы технологические институты, доводящие “до ума” разработки в сотрудничестве со специалистами из академических институтов (пора прекратить дезинтеграцию РАН и вузов).
При Центре инновационного развития будут работать экспертные советы (привлечение к экспертизе Объединенных ученых советов СО РАН — гарантия качества) для отбора проектов, центр управления проектами, сервисные службы на аутсорсинге — патентоведы, юристы, аудиторы. Такой центр интеграции, объединяющий усилия академических институтов, вузов, технологических бюро, промышленности, должен быть создан при каждом научном центре СО РАН. Первый шаг уже сделан — в ноябре 2012 года создано некоммерческое партнерство “Центр интеграции”, объединяющее все хозяйствующие на территории Новосибирского академгородка субъекты — СО РАН, СО РАМН, НИИ патологии кровообращения, НГУ, Фонд “Технопарк”, Новосибирскую городскую торгово-промышленную палату. Вот решение, не ведущее к разрушению, а дополняющее существующую систему.
В Сибирском отделении свыше 500 разработок, готовых к коммерциализации. Мы проанализировали примерно 100 из них — некоторые уже реализуются, в том числе за рубежом. Разделив эти разработки по направлениям, можно выделить примерно 20 протокластеров — ИT-технологии, силовая электроника, энергоэффективные технологии, ядерные технологии, приборостроение, биофармацевтика и многие другие. Вот новые векторы развития. Вокруг лидера проекта — разработчика из академического института или инжиниринговой компании — группируются промышленные предприятия, изготавливающие элементы установок, конструкторские и технологические бюро, информационные компании и вузы. Финансируются проекты, как я уже говорил, из специально созданного федерального фонда.
В качестве пилотного проекта мы сейчас запускаем разработанные в Институте ядерной физики сканеры безопасности. Это отличная разработка с печальной судьбой — малодозные рентгеновские установки используются для досмотра пассажиров в некоторых аэропортах страны, в том числе в новосибирском “Толмачево”, но на широкий рынок так и не вышли, невзирая на восторженные отзывы потребителей — структур безопасности. Сейчас мы создали полный пакет конструкторской документации, организовали инжиниринговую компанию, договорились с новосибирскими заводами о производстве деталей, взяли кредит под гарантию правительства Новосибирской области и запускаем производство — получен заказ на 20 установок. А дорабатывать технологию будут специальные лаборатории, созданные при кафедре физики ускорителей НГУ.
Александр Асеев: — Интеграция необходима при постановке актуальных задач: для СО РАН это выход в Арктику, где нужны усилия многих институтов, или создание центра нефтегазодобычи и нефтегазохимии в Восточной Сибири, которое инициирует администрация Иркутской области.
Одно из направлений развития связано с образовательным комплексом: в Сибири много вузов, которые в связке с СО РАН могут резко усилить свои позиции в рейтинге и войти в программу повышения конкурентоспособности: НГУ, Томский политехнический, Томский государственный университеты. Иркутские вузы хорошо развиваются, есть перспективы у омских и алтайских.
— Еще один ключевой момент оптимизации работы Сибирского отделения — омоложение руководства институтов. Речь об этом ведется давно, но каковы реальные механизмы? Как стать молодым директором?
Александр Асеев: — Я, как всегда, начал с себя (недавно академик Асеев передал руководство Институтом физики полупроводников члену-корреспонденту СО РАН Александру Латышеву. — О.К.). Нужна новая энергия для участия в конкурсах, получения грантов, развития новых направлений. У нас в ИФП опыт хороший — еще в 1990-е годы мы сократили количество подразделений с 50 до 25 и во главе многих из них поставили молодежь. Жизнь показала, что именно молодые оказались весьма успешными, и только один из них, к сожалению, не справился.
Сейчас планируем ввести значительное число молодых в состав Президиума СО РАН (надо учитывать, что в Академии наук “молодость” — до 50 лет). Введем должность заместителя председателя по делам молодежи, структуру соответствующую организуем — вроде Открытого правительства, пусть предлагают новые решения. Конечно, смена директоров идет не слишком бурно. Что будет с институтами, руководителям которых уже под 80, — покажет время. Сейчас тенденция к омоложению во всех министерствах, и, когда академики начинают общаться с молодыми заместителями министра или начальниками департаментов, у них такая разница в возрасте, что о взаимопонимании не может быть и речи. Не все в академии это осознают.
Но, справедливости ради, надо сказать, что основная проблема сегодня вовсе не в руководстве наукой и малой отдаче от вложенных в академические учреждения бюджетных средств, а в качестве бизнес-решений, которые связаны с использованием научных разработок. Например, вложило РОСНАНО деньги в строительство новосибирского завода литий-ионных батарей, а рынка для продукции нет — ни электротранспорт не производится, ни источники бесперебойного питания. Мы об этом говорили на всех уровнях — от нас отмахивались. В итоге производство батарей оказалось нерентабельным, несмотря на передовые технологии Института химии твердого тела и механохимии и отличное качество лития, производимого на Новосибирском заводе химконцентратов.
Еще более яркий пример — заводы по производству поликремния. “Росатом” вложил несколько миллиардов рублей в завод по производству поликремния в Железногорске, РОСНАНО вместе с китайскими инвесторами — в завод в Усолье-Сибирском. Сегодня эти производства стоят, потому что во всем мире уже перешли на следующие этапы передела кремния — монокремний, солнечный кремний, кремниевые чипы (самый дорогой продукт в истории человечества). А рыночная цена на поликремний — продукт первого передела — упала в 20 раз.
— К вопросу об эффективности расходования средств: в предложениях по оптимизации руководства СО РАН правительству фигурирует “конкурсная система финансирования институтов”. СО РАН в этом отношении, безу-словно, лидер среди академических структур. Какова программа действий?
Александр Асеев: — Планируем развивать систему конкурсных междисциплинарных проектов, распределение приборов по конкурсу. Нас, кстати, иногда коллеги ругают: как можно распределять дорогие и уникальные приборы голосованием? Но практика показывает объективность этой системы. Недавно организовали небольшой конкурс на создание технологических участков, которые позволяли бы в институтах производить пилотные образцы реальной высокотехнологичной продукции. Поддержано 12 проектов.
Признаюсь честно, у меня есть другая давняя мечта — пе-рейти к системе премиального финансирования лабораторий и институтов. Допустим, добился институт выдающихся результатов по публикациям или по внедрению разработок — пусть получает дополнительные средства на строительство новых корпусов или на новое оборудование технологического характера. Идея заимствована у Китайской академии наук — там институт, выполнивший задание по созданию инновационных предприятий, получает дополнительные бюджетные средства на капвложения или новое оборудование в качестве компенсации за то, что создаваемые предприятия уводят из головного учреждения и кадры, и потенциальную прибыль. Нам нужно разработать финансовые механизмы для реализации “китайской” системы.
— Вернемся к фундаментальным исследованиям. Научных результатов институты СО РАН в последние годы выдают так много, что рассказать о них толком в часовом докладе на ежегодной сессии Общего собрания нет никакой возможности. Не придется ли искать новые формы таких отчетов?
Александр Асеев: — В нынешнем году в первоначальном варианте моего доклада было 150 слайдов. Сокращал с болью в сердце. Достижения есть, и рассказывать о них стало престижно. Но разве можно вскользь упомянуть о революционном результате Института цитологии и генетики, Международного томографического центра и Института катализа? Сотрудники этих институтов экспериментально доказали, что наночастицы поступают в кору головного мозга по волокнам обонятельных нервов, что рождает абсолютно новые перспективы в фармакологии.
Я про достижения своего Института физики полупроводников могу рассказывать как минимум час, а институтов в СО РАН более 70. Нужны специальные научные сессии, где результаты будут докладывать специалисты — председатели Объединенных ученых советов, например. А председатель СО РАН в своем докладе будет обозначать основные направления в развитии отделения и ставить задачи стратегического характера.
Наши институты работают на самых передовых рубежах науки. Я в свое время предсказал Нобелевскую премию по графену. Следующим лауреатом по физике, думаю, станет тот, кто “поймает” майорановский фермион. Был такой итальянский физик-теоретик Этторе Майорана, в 1937 году предсказавший существование частиц, которые могут быть одновременно античастицами. Есть предположение, что именно майорановские фермионы могут копить темную энергию.
Загадочна судьба и самого Майораны: в конце 1930-х годов снял с банковского счета все свои сбережения, сел на пароход, идущий из Неаполя в Палермо, и… исчез. С его исчезновения прошло более 70 лет, а совсем недавно голландские и затем американские физики получили указание на то, что фермионы Майораны могут существовать в полупроводниковых наноструктурах.
Этот пример в очередной раз показывает, что от науки нельзя требовать немедленной отдачи: утром — деньги, вечером — стулья. Теоретические выкладки 70-летней давности были оценены по достоинству и задали новое направление в физике только сегодня! В Институте физики полупроводников СО РАН майорановскими фермионами занимается лаборатория Дмитрия Квона. Понимание физики и соответствующая техника для экспериментов у нас есть. Дальше все зависит от удачи.
Подготовила Ольга КОЛЕСОВА
ФОТО copah.info
Нет комментариев