Черное море Сережа Добролюбов увидел впервые в детстве. Произвело ли оно на него впечатление, он не помнит. В младших классах он любил рассматривать атласы и карты. Переворачиваешь страницу — и ты в другом полушарии. Увлекательное занятие — следить по картам за плаванием Магеллана и Колумба! В старших классах юноша поступил в школу юного географа при МГУ им. М.В.Ломоносова и ездил на практики. Об океанологии он тогда еще не знал, но, прослушав лекции, понял: это его. Практику студент геофака проходил в Одессе, научные суда (тогда они еще были) стояли в Севастополе. И студенты курсировали между двумя портами — измеряли скорость течений и температуру воды. Уже больше 30 лет заместитель декана географического факультета МГУ член-корреспондент РАН Сергей Добролюбов изучает Черное море. И считает, что тема эта неисчерпаема, как море…
— По-моему, стоит хотя бы раз побывать на черноморском берегу, — уверен Сергей Анатольевич, — и ты обязательно его полюбишь. Оно красиво и вместе с тем своенравно и не похоже ни на одно другое. В песне оно “самое синее в мире…”. Действительно, по цвету море совсем не черное. А назвали его так древние мореплаватели Средиземноморья потому, что оно находится на севере и при непогоде имеет темный цвет (по-турецки Средиземное море — “Белое”, а Черное море — именно “Черное”). Внутреннее наше море узкими проливами через Мраморное соединяется со Средиземным, имеющим выход в океан. Верхний слой Черного моря благодаря соседнему Азовскому морю, Дунаю, Днестру и Днепру сильно опресняется, а потому оно очень комфортно по солености (вдвое меньше океанской). Глубинная же его часть (90% объема) подпитывается соленой средиземноморской водой. И нет в природе силы, которая бы эти два слоя разной плотности могла перемешать, ведь Черное очень глубокое — 2200 метров. Из-за того, что вода не перемешивается, в нижние слои кислород не поступает. Черное море — самый большой водоем на земном шаре, насыщенный (в нижней части) сероводородом. Обитают там преимущественно серные бактерии.
— Как при наличии сероводорода обстоит дело с черноморской живностью?
— Жизнь бьет ключом, но…лишь до глубины 150 метров. Рыбы, правда, не очень много, и она не такая крупная, как хотелось бы рыбакам (ставридка, например, раза в два-три меньше, чем в Атлантике), зато вкусная. Есть и камбала, и кефаль.
Все бы ничего, если бы не так называемые переловы. Ведь море было очень продуктивным: в нем и осетровых добывали в большом количестве, а до 1960-х годов и дельфинов били. Сегодня рыбу ловят с помощью тралов, не обращая внимания ни на какие ограничения. Вылавливают в основном хамсу (черноморского анчоуса) и шпрот длиной 10-15 сантиметров.
Еще одна черноморская беда — вселенцы, занесенные в Черное море судами из разных концов света. Скажем, похожий на медузу желеобразный мнемиопсис — родом из Мексиканского залива, а появился он здесь в эпоху Брежнева, когда зерно в СССР завозили пароходами. После разгрузки трюмы промывали и вместе с водой выплеснули этого самого мнемиопсиса размером с огурчик-корнишон, с виду вполне безобидного. А на самом деле это жутко прожорливая тварь, питающаяся планктоном, икрой, мальками. На родине у него были враги, а здесь нет, и он безнаказанно объедал самые плодородные районы на шельфе. Оставшаяся без еды (планктона) мелкая рыба пропала чуть ли не начисто, численность хамсы уменьшилась в 30 раз. На счастье, у этого гребневика появился враг — берое, его дальний родственник и такой же вселенец. Мнемиопсис пришелся ему по вкусу, и его поголовье заметно уменьшилось. В наши дни примерно в мае он “оживает”, а к середине лета его активность заметно падает — его съедает новый враг. И кормовая база рыбы стала восстанавливаться. Знаменитый моллюск рапана — тоже вселенец, попавший к нам из Японского моря еще в первой половине ХХ века. Морских звезд, которые поедают рапану на Дальнем Востоке, у нас нет, а к менее соленой черноморской воде он привык и процветает.
Вселенцы — огромная проблема, поскольку вся Европа испещрена каналами. Скажем, мнемиопсис через Цимлянское водохранилище и Волгодонской канал проник в Каспий, а несколько лет назад появился в Балтийском и Северном морях. Камчатский краб оказался в Баренцевом море и живет припеваючи из-за отсутствия естественных врагов. Бывает, что вселенцев подселяют специально. Прекрасную дальневосточную кефаль — пиленгас (она в несколько раз больше черноморской) — специально переселили в Черное море, где она и прижилась.
— Хозяйственная деятельность на берегах сказывается на состоянии моря?
— Безусловно. Мы наблюдаем отрицательные тренды. Море цветет из-за распространения микроводорослей, раньше этой напасти не было. Такова реакция фитопланктона на огромные стоки рек, хотя и прошедшие очистку, но содержащие биогенные вещества, прежде всего азот и фосфор. Их источник — удобрения, которые дожди смывают с полей в реки, а те выносят в море. Замечу, что стоки в основном не российского происхождения — их приносит Дунай (его доля 60%), за ним Днепр, Днестр, Буг.
— “Голубой поток” представляет опасность для моря?
— Важно, чтобы труба не начала коррозировать в агрессивной среде, поскольку трубопровод проходит по дну в сероводородной зоне. Уверен, что специалисты с этим разобрались. Но есть другая проблема. У Черного моря очень узкий шельф и чрезвычайно крутой склон, под 30 градусов, и именно там, где должна проходить труба. Вопрос: удастся ли надежно защитить трубу? Ведь необходимо учитывать подводные землетрясения. Одно из них, между прочим, силой в
6 баллов случилось в Ялте (и было описано Ильфом и Петровым) в 1927 году. Те же ЧП произошли недавно в Турции и Мраморном море, а это же рядом! Понятно, что специалисты предусмотрели все при проектировании “Голубого потока”, но опасность, думаю, остается.
Ее представляет и танкерный флот, базирующийся в Новороссийске — одном из крупнейших экспортеров нефти. На Черном море нередки сильные шторма, когда высота волны достигает 9 метров. Но бывают и выше. В 2007 году во время шторма в Керченском проливе разломились пять пароходов. Но и без штормов экологам забот хватает. Если в районе Новороссийска подняться на высокий берег, можно увидеть так называемые слики — пленки нефти. Это не значит, что произошла авария, просто суда, хотя им это категорически запрещено, промывают танки забортной водой и сливают обратно. Бороться с пагубной этой практикой чрезвычайно трудно: судов слишком много — случается, в ожидании погрузки на якоре стоят 30-40 танкеров.
— Есть ли различие в том, на какие вопросы искали ответы океанологи, когда вы были аспирантом, и сегодня?
— Когда я начинал, приборы для отбора проб воды были достаточно простые — стальной трос, а к нему гирляндой подвешивались закрывающиеся с двух сторон отрезки трубы с ртутными термометрами. Затем появилась аппаратура непрерывного зондирования. Трос теперь содержит электрический кабель и передает от находящегося в воде прибора бортовому компьютеру непрерывные данные о давлении, температуре и др. Мы предоставляли рыбакам сведения о состоянии кормовой базы, наличии и распространении биогенных веществ…
В советское время океанология была “океанской”. И суда были, и дешевого топлива вдоволь — как говорится, мы бороздили моря и океаны, всеми силами стараясь попасть в плавание. Это важно было и для науки (сбора данных), и для поддержания семейного бюджета: из рейсов можно было кое-что привезти. Понятно, что собственными морями мы тогда не горели желанием заниматься. Но после распада СССР у МГУ не стало судов, и мы переключились на наши, российские, моря. Сегодня океанологи изучают синоптические вихри в море протяженностью в десятки километров, экологическую ситуацию в прибрежных водах, причем много информации дают космические аппараты дистанционного зондирования моря. Последние годы нас интересуют природные опасности. Ведь был случай, когда в пионерлагере на Азовском море погибли дети. Воспитатели не знали, что из-за особой “конфигурации” течений очень опасно купаться в районах, где есть косы и мысы. Характерны для Черного моря сгоны — подъемы холодной воды. Температура подповерхностного слоя (на глубине 30-50 метров) всего 7-8 градусов. При сильном западном ветре теплую воду как бы сдувает — и на поверхность всплывает восьмиградусная вода. Воздух плюс 30, а в море не войдешь! И так может продолжаться неделю.
— А на климат Черное море влияет?
— Отчасти. Хотя оно и небольшое: всего 1000 километров с запада на восток и 500 с севера на юг. И все же оно значительно влияет на синоптическую обстановку. Если циклон с Атлантики оказывается над Черным морем, то происходит его дополнительное усиление: за счет конвекции над теплой водой образуются грозовые облака — усиливаются осадки, а в районе Новороссийска возникают смерчи (то же самое происходит в Мексиканском заливе, но на порядки сильнее). Зимой же, при приближении холодного антициклона к Кубани, развивается знаменитая бора, ветер усиливается до 20-30 метров в секунду, а бывает и 40, и даже больше. Мы пытаемся напасти эти смоделировать и о них предупредить.
— Сказываются ли изменения климата на состоянии Черного моря?
— Да. Увеличивается количество сильных ветров (бора задувает чаще, чем раньше), чаще образуются смерчи, поскольку повысилась температура воды на поверхности, больше выпадает осадков и случается наводнений. Экстремальные события становятся более частыми, и об этом предупреждают океанологи.
— К вашему мнению прислушиваются?
— Не так внимательно, как хотелось бы. Остаются нерешенными множество проблем. Прежде всего, перелов рыбы, точнее, самое примитивное браконьерство. Оно повинно в гибели осетровых в Черном море в 50-60-х годах прошлого века, а теперь и в Каспии. Полезными ископаемыми море не богато, но на шельфе северо-западной части моря появились нефтяные вышки, и добыча идет. Конечно, для безопасности все производственные системы несколько раз продублированы. Но достаточно ли этого при чрезвычайных ситуациях? Случился же пожар на буровых платформах в Мексиканском заливе, хотя были приняты все меры предосторожности. Обнадеживает, что выход к Черному морю имеют несколько стран, поэтому международный контроль на промыслах очень серьезный.
В России, к сожалению, не развита система страхования в случае чрезвычайных ситуаций. Наши граждане рассуждают просто: я построю, где хочу, а если что случится, пусть государство возместит потери. А почему собственно? Ведь вы знали о возможной опасности? Отсюда дополнительные жертвы и ущерб при наводнениях и сходе селей. И госструктуры, и бизнес также мало интересуют вопросы честной экономической оценки рисков. Скажем, прокладка железнодорожного полотна вдоль моря должна предусматривать защиту от волн. Но стоит она дорого — 150 миллионов рублей на погонный километр. Так выгоднее все же их строить или подальше отодвинуть дорогу? Надо считать.
— Молодежь сегодня интересуется Черным морем?
— Безусловно. Хотя, конкурсы об этом не позволяют судить: у нас четыре-пять человек претендуют на место. А могло быть намного больше: ведь мы принимаем только тех, кто сдает ЕГЭ по географии. Круг их чрезвычайно узок: всего 22 тысячи на всю страну в год, а обществознание, для сравнения, сдают 450 тысяч.
— Где работают выпускники геофака?
— Есть огромный академический Институт океанологии, есть большой океанографический институт Гидрометслужбы, имеющий отделения по стране, есть институты рыбного хозяйства, появляются бизнес-структуры, ведущие прикладные работы в морях, в том числе по прокладке подводных трубопроводов. По моим подсчетам, больше 60% выпускников работают по специальности. Примерно та же картина наблюдается и в иностранных университетах.
Беседовал Юрий ДРИЗЕ
Фото предоставлено С.Добролюбовым
Нет комментариев