Достиг и превзошел. Аркадий Шипунов повлиял на судьбу России не менее, чем Игорь Курчатов или Сергей Королёв

Через несколько дней, 7 ноября, академику РАН Аркадию Георгиевичу Шипунову (на снимке слева) исполнилось бы 96 лет. Но его нет с 2013-го, ушел, как говорят, в иной лучший мир. Трудно дожить до такого возраста человеку, участвовавшему в создании 120 видов оружия, принятых госкомиссиями для оснащения армии Отечества. Среди них — «Фагот», «Конкурс», «Корнет», ГШ-23, «Метис», «Краснополь», «Тунгуска», «Панцирь» и т. д. — те самые противотанковые штурмовые и зенитные ракетно-пушечные комплексы, высокоточная артиллерия, названия которых последние полтора года то и дело звучат в эфирах радио, ТВ или упоминаются в прессе. За их создание Генеральный конструктор (а Шипунов стал им еще в СССР, где столь высокий статус утверждало Политбюро ЦК КПСС) был награжден званием Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской, Госпремии СССР и РФ, избран академиком РАН.

А ведь в 1950-м, когда заканчивал Тульский механический институт (ныне — государственный университет), Шипунов наотрез отказался пойти в аспирантуру. Рвался начать работать — создавать автоматическое оружие, ведь факультет, который он закончил, имел именно такую специализацию. Острее темы для него, хлебнувшего бед Великой Отечественной, тогда и не было. Уехал в подмосковный НИИ стрелково-пушечного вооружения авиации (сейчас — ЦНИИТОЧМАШ), где, кстати, познакомился со своей будущей женой Ангелиной Змиевой и соратником на всю жизнь Василием Грязевым, тоже выпускником Тульского механического. Вместе они проработали, создавая уникальное оружие, всю жизнь. Через 10 лет после начала трудовой деятельности Аркадий Георгиевич был назначен руководителем Конструкторского бюро приборостроения.

Это потом Тульское КБП станет флагманом отрасли, и Шипунов всерьез скажет: «Все высокотемпные пушки, что стреляют на море, в небе и на земле, сделаны нами», а в 1962 году его послали поднимать предприятие со скромной стрелковой тематикой, родившееся, как и он сам, в 1927 году. Трудились на тот момент там несколько сотен человек, занимавшихся только стрелковым оружием и робкими попытками сделать первые противотанковые ракеты. Правда, и до него у КБП было 8 Госпремий. Но, оставляя должность директора в 2006 году, Аркадий Шипунов сможет отчитаться, что за время его руководства 64 сотрудника КБП получили Государственные премии СССР и РФ, 4 Ленинские и 32 премии Правительства РФ.

Кто из нас может похвастать такой результативностью?

— Обращаясь к нему и говоря о нем, Шипунова называли по-разному, — говорит членкор РАН Евгений Семашкин, сотрудник КБП, работавший под началом А.Шипунова с 1975 года. — Официально — почтительно: Аркадий Георгиевич, в обиходе между специалистами — Шеф. Походы к Шефу были сопряжены с большим стрессом, пульс зашкаливал, а давление подскакивало под 200, ведь Шипунов и через 15 лет слово в слово мог вспомнить, что ты ему рассказывал, и уж точно, что обещал. За все недоделки спрашивал, потому что утверждал: качество нашего оружия — это уровень безопасности государства. А еще за Шипуновом закрепилось ленинское определение, данное Л.Н.Толстому: «Какая глыба, какой матерый человечище». «Глыбой» Аркадия Георгиевича звали не за крупную комплекцию и рост (190 см), а за мощь личности. Он жил с девизом «Достичь и превзойти!». Сам первые лет десять в КБП работал без отпуска и от других требовал ежедневной полной отдачи.

Самое трудное состояло в том, что приход Шипунова в КБП руководителем совпал с тем периодом, когда Никита Хрущев, назвав пушки всех мастей «пещерным оружием», распорядился тратить силы и средства только на ракеты. Ими, считал, можно достать Америку. КБП поручили проектирование управляемых противотанковых ракет, Шипунов обстоятельно взялся за новое дело, хотя был убежден: стране не обойтись без пушек. Подтвердилось его мнение и во Вьетнаме, куда в сентябре 1965 года он отправился изучать трофейное американское оружие. В жуткой влажности, под вой бесконечных обстрелов Ханоя занимался этим несколько месяцев в составе команды специалистов при военном атташе. Однажды ему даже пришлось разбирать подготовленную к бою авиационную ракету Sidewinder, случайно оставшуюся целехонькой на подвеске сбитого Phantom. Делать это довелось безо всякой бронекабины, в обычном здании — с помощью ножовки, зубила да молотка. Он, конечно, выставил из комнаты коллег (пишет В.Коровин в книге «Аркадий Шипунов»), но понимал: «если она сработает, осколки разлетятся очень далеко». Но все обошлось. Разборка принесла немало технических открытий. Но главное, вернувшись в СССР, когда его пригласил на беседу секретарь ЦК КПСС Дмитрий Устинов, хорошо знакомый по предыдущим рабочим встречам, Шипунов не преминул тому сказать, что у американцев на самолетах стоят разнокалиберные эффективные пушки, а в Союзе эта тема совершенно зря закрыта.

— И кто же это сделал? — спросил Дмитрий Федорович.

Прекрасно зная ответ (да вы же с Хрущевым), Шипунов произнес, глядя Устинову в глаза: «Специалисты такого дела всегда найдутся. Вот нашелся бы такой, кто открыл».

Как оказалось, в тот же вечер Устинов распорядился готовить документы по возобновлению работ над пушечной тематикой. Уже весной 1966 года она «обрела права гражданства».

Тем временем Аркадий Шипунов продолжал радикально усиливать возможности вверенного ему рядового предприятия со стрелковой тематикой. Помимо лучших выпускников оружейно-технических специальностей Тульского политеха он приглашал на работу выпускников МГУ, ЛГУ, Горьковского и других вузов страны. Создал отделы аэродинамики, прочности, контуров управления и приводов, гироскопов. Возродил, а точнее, заново оборудовал испытательное подразделение с тирами и трассами, уменьшив работу на отдаленных полигонах. Так дело идет быстрее. Понимая, что предприятие решает новые задачи, выстраивает собственную систему подготовки специалистов, начиная со студентов Тулы, организуя при КБП аспирантуру и докторский диссертационный совет для подготовки научных кадров высшей квалификации. Действуя по принципу «хочешь сделать хорошо, сделай сам», выращивает «золотой слой» профессионалов в стенах предприятия на конкретных проектах.

Приняв КБП, в составе которого трудились три кандидата наук, через полвека он оставит его с коллективом, где будет 70 кандидатов и 14 докторов наук. Именно этому КБП страна благодарна за изобретение и внедрение в практику впервые в мире воздушно-динамического привода, работающего от набегающего потока воздуха. На коллективном Западе и сейчас нет аналогов нашим ракетам, запускаемым из ствола танковой пушки и управляемым в прямом луче лазера. Это новшество позволило в 1,5 раза увеличить полетную скорость, реализовать движение снаряда по криволинейным траекториям. Таким образом, решена была задача модернизации старых и оснащения новых танков высокоточным оружием с преимуществом «длинной руки».

В 1984 году его избирают членом-корреспондентом АН СССР, а в 1991-м — действительным членом РАН. Он, кстати, с большим почтением и любовью относился к коллегам по академии и высоко ценил звание академика. Не зря на Троекуровском кладбище (здесь Шипунов похоронен) на черном мраморном надгробии, которое он сам спроектировал в виде храма науки, кроме фамилии, имени и отчества выбиты еще несколько слов: «Генеральный конструктор, академик РАН». Про свою секцию в ОЭММПУ, втором по величине отделении в РАН, отзывался с юмором: «Устроена просто и состоит из летчиков, моряков, космонавтов, машиностроителей и управленцев». Под «летчиками», пояснил мне Евгений Семашкин, ученый секретарь НТС КБП и членкор РАН этого же отделения, он подразумевал генеральных конструкторов боевых и гражданских самолетов, вертолетов, глав крупнейших авиационных НИИ и вузов. «Моряками» звал разработчиков кораблей и подводных лодок, а «космонавтами» — представителей РКК «Энергия», Самарского аэрокосмического центра и реальных летчиков-космонавтов, побывавших в космосе. Ну, а «управленцы» — ученые, занимающиеся теорией и системами управления.

Отделению, где чуть ли не каждый третий носил звание Героя Социалистического Труда, СССР или России, Шипунов был вровень не только по сонму высоких наград, но и по умению мыслить и работать «вдолгую». Он умел находить и вербовать соратников. При нем КБП начало многолетний цикл исследований со структурами Сибирского отделения академии. «В основном с Институтом химической кинетики и горения, где трудились вместе с великолепными учеными, кандидатами физико-математических наук Александром Анкиловым, Анатолием Баклановым и доктором химических наук Евгением Чесноковым», — уточняет Е.Семашкин.

Поразительны совпадения: КБП стоит в Туле, на улице Щегловская засека. А засека на Руси — оборонительное сооружение, которое создавали, подрубая на уровне роста человека деревья в лесу. Тянулась такая засека верст 20 на подходе к селению, которое не хотели отдать врагу.
Подсеченные стволы рушились, но не падали наземь, образуя не то что непроезжую — непролазную чащу. Вот КБП, на мой взгляд, стало одной из таких засек для обороны государства. Коллективу, который в лучшие годы («застойные», как любят многие их называть) состоял чуть ли не из 10 тысяч профессионалов, удалось сделать то, о чем уже лет 40 рассуждают на разных конференциях и форумах по трансферу технологий: они научились превращать фундаментальные знания в конструкции и даже освоили в производстве ряд из них, совершенно уникальных.
Я спросила сотрудников, что для такого успеха надо? Ну, не магом же был Шипунов… «Для этого, — ответили мне старожилы КБП, — требуется наличие сильного грамотного руководителя и подготовленного коллектива. Отсутствие хоть одного слагаемого перечеркивает возможность трансфера фундаментальных знаний в практику. Управлять делом должен не кризисный менеджер из 1990-х годов, а профессионал с высоким уровнем научной подготовки и широтой взглядов. Он должен любить не себя в науке, а науку в себе и понимать роль науки в разработке образцов, быть патриотом своего дела, своей фирмы и Родины».

Всего-то.

А обществу в 90-е годы прошлого века вдруг начали внушать «друзья» с Запада, что в СССР был застой и требуется перестройка. США для этого приготовили большую кнопку, символизирующую перезагрузку отношений двух мощнейших государств, и еще огромный обман под различными названиями типа «гласность», «открытость» и «конверсия». Нет, выпускать бытовую технику, которую людям отчаянно хотелось иметь, а ее в стране делали мало, требовалось. И блестящие специалисты КБП в Туле быстро создали не яйцерезки, а лазерные скальпели для медицины, электрическую швейную машинку не хуже японской Suzuki, даже культиваторы для вспашки огородов и т. п. Но тут же поняли: сквозь бешеный поток импорта, хлынувшего в страну, к потребителю не пробиться. Отличная швейная машинка, но кто знает ее, кто купит, когда вагонами везут немецкие, чешские известных брендов в стильных кожаных чемоданчиках… Да и главное — на вырученные средства за конверсионную продукцию коллектив не прокормить. Квалификацию поменять? Ну, нет. И Шипунов, получив разрешение продавать оружие за рубежом, ринулся со своими достижениями за границу. Арабские шейхи предложенное оценили, даже захотели получить с улучшенными параметрами. «Сделаем», — пообещал Аркадий Георгиевич и заключил контракт на производство комплекса, который позже получит имя «Панцирь». Это было треть века назад, а комплекс этот с точки зрения возимого боекомплекта и перечня решаемых задач до сих пор лучший в мире.

Почему? Да потому, что Шипунов старался во всем превзойти не только соперников, но и то, что уже сам сделал. Рассказывают, что, когда специалисты Тульского КБП, получив за зенитный ракетно-пушечный комплекс «Тунгуска» Ленинскую премию, вышли оттуда счастливые, Аркадий Георгиевич уже на Красной площади произнес: «Ну, да, сейчас это лучший комплекс в мире, но вот это у него ерундовое, вот то тоже не очень». Народ оторопел: «Да нам только что золотые награды вручили, а вы так…». А Шипунов просто уже думал о «Панцире», все сделанное оставалось позади, а он шел вперед. Может, поэтому его не сломили разговоры после распада Союза: «Да кому мы нужны с нашей нищетой, чем тратиться на космос и пушки, лучше бы людям пенсии подняли». Он прекрасно знал, что имеет страна, и понимал, что разрушить ее собственными руками непростительно.

Шипунов был цельной личностью во всем: одна жена на всю жизнь, одна тематика — автоматическое и высокоточное вооружение, одно КБП, развитием которого занимался и которое сейчас носит его имя, одна цель — защищать Отечество. Причем он не был сухим технарем. С юности начитанный, обладая отличной памятью, всю жизнь оставался интересным собеседником на темы искусства, литературы. До сих пор вспоминают, как он по окончании заседания Диссертационного совета КБП, на банкете, мог легко устроить поэтическое ристалище. Партнером в этом деле выступала тоже член Диссертационного совета профессор Нина Петровна Юрманова. Обе ее диссертации (кандидатская и докторская) были посвящены внутренней баллистике ракетно-ствольных систем.

А оружием для дуэли с академиком Шипуновым эта лауреат премий им. С.И.Мосина и им. Б.С.Стечкина могла выбрать стихи Марины Цветаевой, а он отвечал острыми строчками Роберта Бернса. Вспыхивали подобные состязания случайно, без подготовки. На память читали…
В 2006 году, уйдя с поста руководителя, хотя мог бы еще поработать (ноги подводили, а голова — никогда), Шипунов не оставил КБП, продолжал возглавлять его Научно-технический совет. Он уже тогда понимал, что труд оборонщиков понадобится, что усилий оставлять нельзя. Биографы Шипунова пишут, что выборы директора КБП (новая мода, сорок лет вез воз, а теперь выбирать будем, да еще утверждать в вышестоящем ведомстве) ухитрились организовать так, что передвигавшегося на костылях Шипунова подловили, когда устал приезжать на собрания в Москву, и утвердили новую кандидатуру возглавлять лакомую прибыльную структуру. Так бывает в мутные годы пира кризисных менеджеров.

Зато, когда «ушли» с поста руководителя, академика Шипунова «открыли» для общества, для внимания прессы. «Однажды, — рассказывает Е.Семашкин, — приехали корреспонденты, задают вопросы. Он отвечает, смотря на них добрыми глазами, со снисходительностью мудреца, объясняющего внукам азы. И вдруг одна девица, вся распомаженная, красивая, заявила ему: «Аркадий Георгиевич, представляете, сколько вы бы сделали для нашей Родины, если бы вы с вашей головой занялись медицинскими или гражданскими делами, а не убийственным оружием».
Он глянул и жестко ответил: «Я был подростком, когда война шла, и, уходя пешком от оккупации фашистов, попал под пулеметы немецких самолетов. Пилот кружил над нами — детьми, женщинами, стариками — безоружными и последовательно, заходя снова и снова, расстреливал. Лупил из пулемета. Мы видели его лицо. Я помню, какой испытал страх. Вот тогда я понял, что должен сделать все, чтобы по нам не стреляли. А то нас не будет». «Он с такой экспрессией это выдал, что все затихли, поняв, что на весах», — вспоминает Евгений Николаевич. И продолжает: «Шипунов был личностью, глубоко понимавшей суть и первопричину вещей. То, что он сделал для страны, сопоставимо со свершениями академиков Игоря Курчатова, Александра Расплетина, Сергея Королёва. Он повлиял на судьбу страны не меньше, чем они. При жизни о Шипунове мало говорили, но сейчас говорят его системы, спасая Россию».

Елизавета ПОНАРИНА

Фото из книги В.Коровина «Аркадий Шипунов»