Союз разрушимый. Как распадалась сверхдержава

Нечасто приходится держать в руках столь весомый и объемный труд — почти 1000 страниц. Автор книги «Союз (не)возможный. Документированная хроника Ново-Огаревского процесса 1990-1991» — не раз публиковавшийся в «Поиске» главный научный сотрудник Института истории естествознания и техники им. С.И.Вавилова РАН член-корреспондент РАН Юрий БАТУРИН.

— Как вы попали в Ново-Огарево?
— В 1990 году (еще достаточно молодым человеком) я оказался в маленькой группе, готовившей проект нового Союзного договора. И стал свидетелем всех обсуждений, проходивших в правительственной резиденции Ново-Огарево, хотя на переговоры не допускали сотрудников моего ранга. Я работал в Институте государства и права АН СССР, в секторе теории политических систем и политических отношений, а возглавлял его член-корреспондент АН СССР Георгий Хосроевич Шахназаров, тогда более известный как помощник президента СССР М.С.Горбачева. Аппарат у Шахназарова как помощника был мизерный — всего два человека, и он возложил на меня некоторые обязанности юридического характера по Союзному договору. Вместо института я ходил в Кремль как на работу и трудился в комнате отдыха Шахназарова — заваленном документами его втором рабочем кабинете.

Когда начались совещания в Ново-Огарево, Горбачев дал Шахназарову указание записывать, систематизировать, а затем докладывать ему суть предложений участников и готовить материалы для следующего заседания. Шахназаров даже обиделся: мол, как помощник он обязан находиться рядом с президентом и помогать ему оперативно участвовать в дискуссии. Горбачев внял его доводам и разрешил допустить в зал заседаний двух технических работников — Зигмунда Станкевича и меня. Нам поставили маленький столик, положили стопку бумаги, набор карандашей и ручек, и мы фиксировали выступления, обрабатывали документы, присылаемые в Кремль из союзных и автономных республик. Так внезапно я оказался в гуще исторических событий, оценил их и решил сохранить многие документы, хотя это и было непросто.

— Тридцать с лишним лет прошло, напомните, пожалуйста, почему возникла необходимость разработки нового Союзного договора?
— С конца 1980-х годов Советский Союз оказался под угрозой распада. Экономика находилась в критическом состоянии: шел спад производства, разрывались сложившиеся хозяйственные связи. Обострились межнациональные конфликты. Эстония, Литва и Латвия прямо заявляли о выходе из СССР. Похожие настроения отмечались в Грузии, Армении, Молдавии. Срочно нужно было, как сказал Михаил Сергеевич, «обновлять федеративные отношения». Одна из возможностей — переучредить Союз, вероятно, в несколько ином составе, с соответствующим времени набором прав и обязанностей его членов.

— Поясните, пожалуйста, каким государством реально был СССР: унитарным, федеративным? И каким его хотел видеть Горбачев?
— Большевики приняли принцип федерализма, лишь оказавшись в союзе с левыми эсерами, в чьей программе он значился. Учредительное собрание, подавляющее большинство в котором составляли эсеры, провозгласило Россию Демократической Федеративной Республикой. И после разгона Собрания Советская Россия оставалась федеративной. Некоторые из украинских, белорусских, грузинских, азербайджанских партий также стремились к федеративному устройству страны. Поэтому в Договоре об образовании Союза ССР от 1922 года Советский Союз был учрежден как федерация. Постепенно большевики подчинили страну своей идее жесткой централизации. Получилось государство формально федеративное, а на деле унитарное. Более того, СССР стал сложносоставной федерацией. Например, федерация РСФСР входила в федерацию СССР. Причем республики — члены каждой федерации — провозглашались суверенными. Естественно, экономическое управление такой «суверенной матрешкой» было чрезвычайно сложным. А Горбачев всего лишь хотел «добавить федерализма» в устройство Союза и оговорить права и обязанности его членов в новом Союзном договоре.

— Каким хотели видеть Союзный договор участники?
— Парадоксально, но, желая видеть Союз мощным суверенным демократическим государством, многие руководители республик стремились заполучить особые права: власти не меньше, чем у соседа. Своей собственностью республики желали считать полезные ископаемые, которые разведал и разрабатывал Союз. (В книге я рассказываю, кто что говорил и писал.) А многие просто не доверяли центру. Множество разнородных пожеланий даже теоретически невозможно было объединить, чтобы они не противоречили друг другу. К тому же претензии, амбиции, требования менялись на протяжении всех двух лет, пока шла работа над договором. А после событий августа 1991-го выросли чуть ли не до небес. Таковы главные причины, почему его обсуждение так затянулось и закончилось безрезультатно.

— Горбачев мог справиться с этой задачей?
— Думаю, да. Если бы договорный процесс начался годом ранее, а лучше двумя. Горбачев опаздывал: он не опережал события, а лишь следовал за ними. Но, с другой стороны, можно ли добиться успеха в условиях политической турбулентности? Тем не менее он взялся решить задачу и предложил союзным республикам присылать предложения. Откликнулись почти все, и большинство участвовало в консультациях. Вопросов и предложений была масса, как и дискуссий. Наконец, 24 ноября 1990 года первый официальный проект договора был опубликован. Он стал предметом широких обсуждений, высказывалось множество идей. В феврале-марте проект согласовали представители республик. Вот когда Горбачев, используя свой политический вес, должен был провести подписание. Но этого не случилось, поскольку Михаил Сергеевич хотел удовлетворить всех, что было практически невозможно. А после выступления ГКЧП в августе 1991-го стало ясно: Горбачев не обладает достаточной легитимностью, чтобы диктовать свои условия, переубедить руководителей республик и подписать договор хотя бы о конфедеративном государстве.

— Какую роль в обсуждении Союзного договора сыграл Борис Ельцин?
— Борис Николаевич в мае 1990 года был избран председателем Верховного Совета РСФСР, а 12 июня 1991 года стал всенародно признанным Президентом России. Уровень его легитимности резко вырос — фактически именно он стал определять политику страны. В 1990-м Ельцин старался явно не высказывать свою позицию в отношении нового Союзного договора (возможно, ее и не было). А в 1991-м, казалось, пришел к выводу, что подписывать договор надо, о чем и заявлял публично. Но после августовского путча понял, что теперь может диктовать свои условия Горбачеву. И руководители республик это осознавали.

— Какова была его программа? Что он внес в проект договора?
— Программы у него, мне кажется, не было. Но свой вклад в Союзный договор он внес. Из того, что отражено в документах, отмечу следующее: Ельцин возражал против двухканальной системы налогов (республиканских и союзных) и предложил перечислять Союзу оговоренную сумму. Поначалу признавал, что Союзу нужно иметь свою Конституцию, а затем лично вычеркнул ее из проекта. Соглашался, что у Союза должно быть свое правительство, отвечающее, в частности, за оборону и внешнюю политику, однако заменил его в договоре на аморфное понятие «союзная администрация». Выступал за союзное, то есть федеративное, государство, но потом сместился к конфедеративному. А в завершение вообще перечеркнул идею общего государства и высказал идею конфедерации государств.

— Вернемся к книге. Каким был ее замысел? Как долго вы над ней работали?
— Когда 25 декабря 1991 года над Кремлем был спущен флаг СССР, мы со Станкевичем понимали, что эти два года надо зафиксировать в истории в подробностях и решили написать книгу. Даже название придумали: «Как умирают государства». Но не случилось. И, думаю, правильно. Тогда у нас превалировали эмоции, а о столь значительных исторических событиях, как распад страны, надо писать с некоторой временной дистанции. Через 10 лет Зигмунд Станкевич выпустил книгу «История крушения СССР». Тогда и я приступил к работе: углубился в документы, систематизировал их. Но когда меня выбрали директором Института истории естествознания и техники РАН, времени на книгу не оставалось. Правда, спустя пять лет ФАНО решило, что я достиг почтенного возраста, и сказало мне «прощай». И я вернулся, наконец, к книге. В 2016 году З.Станкевич опубликовал расширенное издание «Советский Союз. Обрыв истории», а я все писал. Получается, готовил монографию аж 20 лет с перерывом. Постарался, чтобы мой труд не повторял книги Станкевича, благо документов было очень много. Они занимают более трети всего объема книги и приводятся как в основном тексте, так и в приложении.

— Как вы объясняете заголовок «Союз (не)возможный»?
— Как в квантовой механике, когда один атом передает энергию возбуждения другому атому, их описывает общая волновая функция — «(не)возможен». В начале процесса Союз был реален, но спустя двухлетний период уже нет. Я видел этот процесс изнутри, а для внешнего наблюдателя всего населения огромной страны это должно было выглядеть как мысленный эксперимент типа «Кот Шредингера». Кот в коробке (Союз) одновременно находится в двух состояниях — и жив, и мертв, а действительный результат станет известен, когда коробку откроют. «Коробку» открыли в конце ноября 1991 года, когда завершились переговоры в Ново-Огарево. С тех пор мы знаем результат.

Записал Юрий ДРИЗЕ

Фото предоставлено Ю.Батуриным

Нет комментариев