Испытание новосельем. Неужели старейший научный архив России не дорос до самостоятельности?

18 мая 2024 10 мин.

Принято считать, что после новоселья жизнь начинается с чистого листа. Переезд Санкт-Петербургского филиала Архива РАН в специально для него построенное здание стал событием российского масштаба. Он вселял радужные надежды на светлое будущее первого научного архива страны, рожденного раньше самой Академии, аж в 1707 году. Насколько они оправдались?
Обрели просторный дом свыше 500 тысяч единиц хранения, из которых более половины принадлежат к разряду особо ценных. Назову лишь некоторые.
Письмо Петра Великого главе Тайной канцелярии графу Петру Толстому, написанное в 1708 году на корабле близ мыса Гангут.
Единственный в России автограф Исаака Ньютона — черновик извещения А.Д.Меншикову об избрании его членом Лондонского Королевского общества. Фонд Михаила Ломоносова, в составе которого уникальный документ, — выданная ученому дарственная грамота императрицы Елизаветы Петровны на землю в деревне Усть-Рудица Копорского уезда для устройства стекольного завода.
Здесь хочется пристально разглядывать буквально всё! И раритет из раритетов — коронационный альбом Елизаветы Петровны, выполненный в 1742 году командой рисовальщиков, с роскошным футляром, отреставрированным, как и сам альбом, специалистами СПбФ АРАН.
И артефакты легендарных научных экспедиций под руководством академика Григория Лангсдорфа в глубь Бразилии (1821-1829) и полярного исследователя Эдуарда Толя с участием будущего адмирала Александра Колчака в поисках призрачной Земли Санникова (1900-1902).
И флористические акварели немецкой художницы Марии Сибиллы Мериан (1647-1717), которой искусство открыло путь в науку — энтомологию; Петр I любил созерцать их на сон грядущий («Поиск», №21, 2022).
Целый ряд реликвий отражает вехи истории Академии наук: первая академическая печать 1735 года, Регламенты (Уставы) Академии наук — тоже первый, 1747 года, подписанный Елизаветой Петровной, и следующий, 1803 года, с подписью Александра I.
— Это не просто печати, а вещественные иллюстрации на тему «Российская академия наук в контексте истории российского государства», — поясняет директор филиала член-корреспондент РАН Ирина Тункина. — Основное отличие нашей Академии от западноевропейских в том и состоит, что она была государственным учреждением, рассматривалась как научная коллегия. Только в 1803 году Александр I подчинил ее Министерству народного просвещения.
Сегодня в шкафах и на стеллажах архива хранятся более 200 фондов учреждений, 638 личных фондов и 16 разрядов (коллекций) за XV-XXI века. Это бумажные документы, фотографии, живопись, например, портреты министров народного просвещения и духовных особ, украшавшие академические интерьеры, но ставшие «опальными» в советское время.
Это свидетели истории — памятные медали, монеты, урны для голосования на выборах директоров институтов и даже куклы, изображающие академиков А.Ф.Иоффе, Я.И.Френкеля и других знаменитых ленинградских физтеховцев.
В прежних помещениях архива, во флигеле на Университетской набережной, эти сокровища таились под спудом, там и выставки можно было проводить разве что в коридоре или на лестнице!
Новое здание рассчитано на 2,8 миллиона единиц хранения — с тем, чтобы собрать под одной крышей архивы академических учреждений Санкт-Петербурга, которые содержатся подчас в неподобающих условиях.
Да и сроки хранения архивных фондов во многих институтах, особенно созданных в советское время, давно превысили предусмотренные законодательством 25 лет. Нередко и родственники ушедших из жизни ученых без должного уважения относятся к их наследию.
А когда драгоценные бумаги, наконец, попадают в руки архивистов, начинается кропотливая работа по их разбору, сортировке, обеспыливанию, дезинфекции, избавлению от грибка, научному описанию и техническому оформлению…
Длинная технологическая цепочка ведет к превращению «архивной россыпи» в четко структурированные материалы Архивного фонда Российской Федерации.

Высокая миссия архива как академического учреждения — сохранять, чтобы исследовать. Одно из ключевых его подразделений — лаборатория консервации и реставрации документов, где ведутся поиск и апробация методов их защиты от биоповреждений, выявления и закрепления слабоконтрастных угасающих изображений, где могут прочитать густо заштрихованный текст середины XVIII века, где моделируют условия хранения, испытывая бумажные носители на прочность, излом, водопроницаемость…
Но вот парадокс: здание отстроили не чета прежнему — с залами для конференций, просмотра микрофильмов, работы с большеформатными документами; с лабораторными помещениями, которые постепенно насыщаются современным оборудованием; с дорогущей двухъярусной парковкой, а бюджета едва хватает на зарплаты и коммунальные расходы.
Штатное расписание фактически осталось прежним, а ведь по нормам надо втрое больше сотрудников даже на текущий объем хранения, не говоря уже о предполагаемом.
— Нас даже меньше, чем было в 1991 году, когда в архиве работали 78 человек, из них 34 — реставраторы, — констатирует Ирина Владимировна.
— Сейчас — 71 человек, включая 25 научных сотрудников, из которых 6 трудятся в лаборатории (микологи, химики, технологи бумаги и др.), всего 5 художников-реставраторов и переплетчик, кто на четверть, кто на полставки, и лишь три ответственных хранителя плюс лаборанты, выполняющие техническую работу. Львиная доля персонала занята обслуживанием здания.
Для сравнения: в Музее Смольного на 40 тысяч единиц хранения (в 12 раз меньше, чем у нас) — 6 хранителей! Как видите, совсем другие пропорции. По нашим расчетам, штат архива, исходя из объема документов, подлежащих приему на государственное хранение, и для создания страховых копий документов Архивного фонда России должен составлять 256 человек.
Поэтому ждут своего часа уникальная коллекция фото- и кинодокументов, 40 тысяч негативов — летопись жизни академических учреждений города на Неве с 1934 года — и более километра россыпи неразобранных документальных материалов.
Хотя и трудятся архивисты в поте лица и с момента переезда в конце 2021 года приняли еще более 20 фондов, они физически не успевают все перевезенное богатство описать и расставить по полочкам.
Между тем регулярно заседает экспертно-проверочная комиссия архива по отбору документов на постоянное хранение.
Недавно утвердили постановку на учет личных фондов членов Академии из Пулковской обсерватории и Ботанического института РАН, новых поступлений в фонд астронома Николая Александровича Козырева. Сформировали из ранее собранных коллекций фонд нескольких профессоров Политехнического института. Это каждодневная, рутинная работа, но для Ирины Тункиной и ее коллег рутина увлекательная.
В списке фондообразователей не только известные городу и миру академики, но и те, чьи имена не всегда на слуху. Этнограф, историк, фольклорист, поэт Нина Ивановна Гаген-Торн, участница экспедиций по Русскому Северу, Поволжью и Забайкалью.
Дважды, до и после войны, была репрессирована, пережила по пять страшных лет в лагерях на Колыме и в Мордовии, в промежутке сумела защитить диссертацию, после реабилитации вернулась в науку.
Экономист и статистик Владимир Владиславович Паевский, директор первого в стране Демографического института Академии наук. Умер от кровоизлияния в мозг в 1934 году, в тот день, когда узнал, что его институт ликвидирован.
Археолог, исследователь архитектурных памятников Кавказа Евгения Георгиевна Пчелина в начале Великой Отечественной уехала с первым эшелоном ценностей Эрмитажа и архива в Свердловск, берегла их как зеницу ока, продолжая в эвакуации научную работу. Завещала сдать в архив рукопись так и не защищенной докторской диссертации, включая карты, схемы, фотографии, чтобы эти материалы не разворовали, не издали под чужим именем.
Директор не скрывает радости: «У нас дошли руки описать их наследие». Мало того, уже в пятый раз совместно с партнерами из Республики Южная Осетия, Республики Северная Осетия — Алания провели Пчелинские чтения «Археология, этнография и языки Кавказа». Получается, что работа историков-архивистов — это еще и возвращение долга беззаветным подвижникам науки.
Дело чести для коллектива СПбФ АРАН — ежегодно проводить представительные научные конференции. Традиционными стали Миллеровские чтения, названные в честь немецкого феномена историографии Герарда Фридриха Миллера.
Архивист и путешественник, один из первых российских академиков, он был руководителем научного отряда Второй Камчатской экспедиции, детально исследовал Западную и Восточную Сибирь. Ранее его соотечественник Даниэль Готлиб Мессершмидт по указанию Петра отправился в Сибирь, где провел 8 лет в непрерывных изысканиях.
Усердно изучали неведомые земли Сибири и Аляски Иоганн Георг Гмелин, Петр Симон Паллас и другие немецкие ученые на русской службе. Отчеты об их экспедициях тоже стали достоянием этого архива. Естественно, что чтения носят международный характер.
На чтениях 2022 года Ирина Тункина выступила с докладом «Приобретение рукописей И.Кеплера для Академии наук». Оказывается, противником покупки многотомного наследия великого астронома, учителя Ньютона был… великий математик академик Л.Эйлер.
К счастью, Екатерина II решила по-своему: ныне фонды Эйлера, Кеплера и его учителя датского астронома Тихо де Браге, как и других корифеев, хранятся в СПбФ АРАН, в папках с красными метками, означающими «эвакуировать в первую очередь».
Архив за свою трехвековую историю пережил три эвакуации по причине войн: Отечественной 1812 года и уже в XX веке Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной.
Хочется верить, что впредь такого не случится, архив на новом месте будет только пополняться, а его коллектив получит остро необходимую помощь от государства под девизом Hic tuta perennat («Здесь в безопасности пребывает»).
Название только что завершившихся Миллеровских чтений-2024 красноречиво: «Рай для ученых»: к 300-летию Российской академии наук». Как приблизить райскую жизнь для самих архивистов?
— Предстоит оцифровать фонды и всю научно-справочную информацию, чем другие европейские архивы давным-давно занимаются. Расшифровать с помощью искусственного интеллекта тексты прежних веков, прежде всего на иностранных языках, а у нас представлены практически все основные, в первую очередь латынь, которая была международным языком науки и академических протоколов XVIII века, — формулирует Ирина Владимировна.
— И — главное — обрести независимость, потому что наш архив финансируется по остаточному принципу. Здание и земля под ним и вокруг принадлежат головному (московскому) учреждению.
А филиал, не являясь юридическим лицом, не вправе даже вступать в переговоры со сторонними организациями о передаче нам архивных документов. По той же причине не можем самостоятельно претендовать на мегагранты, которые позволили бы обрабатывать и вводить в научный оборот наши богатейшие материалы по всем дисциплинам — от астрономии до языкознания.
Заметим, на недавнем общем собрании нового Санкт-Петербургского отделения РАН его председатель академик Андрей Рудской заверил, что приложит все силы, чтобы филиал академического архива в городе на Неве превратился в самостоятельное научное учреждение.
Архив и Академию неразрывно связывает память о творцах российской науки, хранимая архивистами. В конце прошлого года СПбФ АРАН стал соорганизатором конференции «Леонард Эйлер. К 240-летию со дня смерти. К 300-летию Российской академии наук».
С интереснейшими докладами выступили Ирина Тункина, ее заместитель по научной работе кандидат исторических наук Лариса Бондарь, заведующая отделом публикаций и выставочной деятельности доктор исторических наук Екатерина Басаргина. В стенах архива были развернуты выставки, посвященные Леонарду Эйлеру и его творческому наследию.
Все это, разумеется, не случайно. 95% рукописного наследия Эйлера хранятся в архиве. Он написал около 860 работ и бÓльшую их часть опубликовал в России, где жил и работал в 1727-1741 и 1766-1783 годах и где труды академиков, в отличие от стран Западной Европы, издавались за счет государства.
Эйлер выступал на конференциях Академии гораздо чаще других ее членов, на самые разные темы — от изучения природы наводнений на Неве до теории музыки. После его смерти родственники, занимавшие видные посты в Академии, собирали и с переменным успехом пытались издать это наследие.
Уже в начале ХХ века было решено (но не сложилось) издать полное собрание сочинений Эйлера, включающее более 2600 писем, по сути, научных эссе, хранящихся в архиве.
Вместе с рукописями трудов это огромный стеллаж автографов XVIII века, для их реставрации, создания страхового фонда и использования оцифрованного фонда опять-таки нужны средства, которыми архив не располагает.
А фонд Эйлера продолжает пополняться. В конце прошлого года в Санкт-Петербург по приглашению СПбФ АРАН приехали прямые потомки ученого из Челябинска (как их занесло на Южный Урал, как удалось сохранить заветный чемодан с документами — это исторический детектив с элементами триллера). Они передали в архив диплом профессора Петербургской Академии наук по кафедре высшей математики за подписью президента Академии И.А.Корфа, который их предок получил в 1740 году. Подлинник, передававшийся из поколения в поколение почти триста лет!
— Разве Эйлер не заслужил, чтобы мы оцифровали и вывесили в открытом доступе его архив, как это сделали немцы в отношении Лейбница, кстати говоря, подсказавшего Петру Великому идею создания Академии наук? — задает резонный вопрос Ирина Владимировна Тункина.
Зная упорство директора и энтузиазм ее коллег, верится, что они преодолеют трудности роста, с помощью государства наполнят свой дом самым современным содержанием и смогут увеличить штат для выполнения уставных целей академического архива. Потому что еще один принцип работы архивиста — не только хранить и изучать прошлое, но жить настоящим и заглядывать в будущее.