Оружейная палата Музеев Московского Кремля хранит удивительные памятники русской истории, а вместе с ними — множество возникавших вокруг этих предметов легенд и загадок, отголоски которых слышатся до сих пор. Одна из таких загадок связана со старинным троном, носящим неофициальное название «костяной трон Ивана Грозного»…
Наверняка многие из вас смотрели фильм Сергея Бондарчука «Борис Годунов» (1986 г.), а значит, могут помнить резной трон в Грановитой палате, куда отправляется царь, чтобы принять «иноплеменных гостей».
Точно такой же трон могли видеть зрители еще в постановке одноименной оперы Модеста Мусоргского в Большом театре. За последние сто с лишним лет эта деталь декораций успела стать узнаваемым атрибутом оперы о Годунове: мы видим ее уже на фотографиях начала XX века с Федором Шаляпиным — одним из первых исполнителей заглавной партии в «Борисе Годунове».
Образцом для реквизита в фильме и в оперных постановках послужил настоящий царский трон, хранящийся в московской Оружейной палате. Однако ученые-историки утверждают: Борис Годунов никогда на нем не сидел. Что ж, давайте попробуем разобраться, почему этот трон из Музеев Московского Кремля так прочно ассоциировался с Годуновым.
Внешний вид трона
Прежде чем пуститься в расследование, рассмотрим этот предмет вблизи.
Несмотря на традиционное название, утвердившееся в музейном обиходе с XVIII века, — «костяное кресло», или «костяной стул» — основа трона выполнена не из кости, а из дерева, обложенного, в свою очередь, резными пластинами из слоновой кости с изображениями, связанными с царской символикой.
В верхней части трона – геральдические символы Московского княжества: двуглавые орлы, лев и единорог, а весь периметр нижней части покрыт изображениями библейских сцен из жизни царя Давида, что вполне соответствует классической иконографии царских регалий.
Спинку трона венчает золоченая фигура двуглавого орла. По сохранившимся описям Оружейной палаты известно, что этот элемент был добавлен в XIX веке — по-видимому, к коронации Александра II. Нижняя часть спинки украшена плетеными серебряными нитями. В описи 1732 года говорится, что бахрома «почернела и ветха» — очевидно, что с тех пор ее обновляли.
Однако специалисты могут лишь приблизительно оценить, насколько изменился облик трона по сравнению с его первозданным видом: «По документам известно, что на протяжении XVIII-XIX веков некоторые пластины трона чинились и заменялись, однако эти записи не сопровождаются детальными описаниями. Мы знаем, например, что центральную пластину с изображением двуглавого орла установили в начале XIX века, но в описях и документах не уточняется, повторяет ли это изображение резьбу исходной пластины или нет» — рассказывает историк Александр Ковалев, один из кураторов выставки «Легенды Кремля».
Но и без помощи письменных источников можно с достаточной уверенностью предполагать, что трон был изготовлен не раньше второй половины XVII века: фигуры, изображенные на пластинах, украшающих нижнюю часть трона, одеты в типичные западноевропейские костюмы этой эпохи. Но тогда почему и как трон оказался связан с персонажами более раннего времени — Иваном IV Грозным и Борисом Годуновым?
«Общенародное, из рода в род переходящее верование…»
Первые задокументированные следы этого любопытного заблуждения восходят к XIX веку, хотя, надо полагать, легенда сложилась гораздо раньше. В 1807 году появляется «Историческое описание Оружейной палаты» Алексея Федоровича Малиновского — видного историка и археографа. В этом тексте автор излагает свою версию о происхождении костяного трона: «кресла греческие самой старинной работы» были привезены из Византии в качестве дара Ивану III от его невесты, наследственной византийской царевны Софьи Палеолог. Эта версия долгое время будет оставаться официальной.
Будучи опытным и знающим специалистом, Малиновский вряд ли мог не заметить деталей, выдающих в «кресле греческом» предмет совершенно другой эпохи, нежели второй половины XV века. Логика, которой он руководствовался, мало понятна современному человеку, однако она вполне вписывается в романтический контекст позапрошлого столетия. Интерес к старине, к национальным истокам побуждал историков и архивистов XIX века приписывать музейным предметам более древнее происхождение. Причем они вовсе не относились к этому как к фальсификации. «Разве предмет государственной важности должен подчиняться недоумевающему скептицизму [...]? — пишет Малиновский, — противоположим сумневающейся учености общенародное, из рода в род переходящее верование».
И хотя в этой цитате говорится о другой царской регалии, за атрибуцией костяного трона стояла та же самая идея. Когда речь идет о происхождении «предметов государственной важности», все прочие аргументы должны отступать перед авторитетом устного предания. Версия о византийском даре, по-видимому, существовала в виде такого устного предания задолго до Малиновского, и ее древность служила залогом ее достоверности.
Легенда прижилась. На протяжении первой половины XIX века авторы путеводителей по Оружейной палате повторяли атрибуцию Малиновского, и даже подпись на рисунке художника Федора Солнцева (1801–1892) гласит: «Кресло или трон слоновой кости В.К. (прим.ред. Великого Князя) Иоанна Васильевича».
Неразрешенным остается вопрос: почему в советских путеводителях второй половины XX века этот экспонат фигурирует уже как «костяной трон Ивана Грозного» — а не Ивана III — и даже сейчас кое-где можно встретить такое название?
Другой Иоанн Васильевич?
На самом деле окончательного и достоверного ответа на этот вопрос до сих пор не нашлось. Но существует пара предположений разной степени убедительности.
Первая здравая мысль, которая приходит в голову, — надпись на рисунке Солнцева могла создавать некоторую двусмысленность: внук Ивана III, вошедший в историю как Иван Грозный, тоже ведь был великим князем Иоанном Васильевичем. Возможно, что подпись под рисунком и внесла лепту в «смещение» атрибуции.
С этой версией связано предположение некоторых историков о том, что значительную роль в этой метаморфозе также сыграла скульптурная композиция Марка Антокольского, созданная в 1871 году. Скульптура изображает Ивана Грозного сидящим на том самом «костяном троне». Антокольский, наверняка видевший рисунок Солнцева вместе с надписью «трон В.К. Иоанна Васильевича», мог решить, что речь идет об Иване IV. А может быть — что более вероятно — образ Ивана III, который в отечественной историографии всегда оставался в тени яркой и противоречивой фигуры его внука, казался Антокольскому менее привлекательным. В самом деле, Иван Грозный, в отличие от Ивана III, вызывал интерес у многих художников последней трети XIX века: достаточно вспомнить знаменитые картины Васнецова или Репина.
«Иван Грозный» стал первой большой работой Антокольского, только что окончившего Императорскую Академию художеств. Скульптура имела громкий успех: она блистала в выставочных галереях европейских столиц, Александр II выкупил ее для коллекции Эрмитажа, Антокольский неоднократно получал заказы на исполнение копий… Вполне вероятно, что благодаря широкой известности, которую снискал этот шедевр, со временем костяной трон из Оружейной палаты стал ассоциироваться с Иваном Грозным.
Эта ассоциация была прочно укоренена в массовом сознании вплоть до недавнего времени. По образцу легендарного трона изготовляли реквизит для оперных постановок и для фильма Бондарчука о преемнике Ивана Грозного – Борисе Годунове.
Кому на самом деле принадлежал костяной трон
Заслуга новейшей научной атрибуции трона принадлежит историку-искусствоведу, сотруднице Музеев Московского кремля Ирине Акимовне Бобровницкой. Основываясь на изучении документов XVII-XVIII веков и анализе декора, исследовательница пришла к выводу, что трон не был «греческой работы», а также не был принесен в дар русскому царю. «Костяной» трон вообще никогда не покидал стен Кремля: он был изготовлен в Москве по заказу царя Алексея Михайловича Романова в середине XVII века, а именно — между 1654 и 1667 годами. Над ним трудились прославленные мастера Оружейной палаты при участии западноевропейских мастеров.
Наира Кочинян
Изображение на обложке: Опера «Борис Годунов» в Большом театре. Фото: Дамир Юсупов/Большой театр
