Могут ли сто с небольшим человек повлиять на судьбу целого края? А почему нет? Смогли же они, несмотря на поражение, повлиять на судьбу всей России… Сегодня, в день 200-летнего юбилея восстания на Сенатской площади, мы расскажем о том, как осужденные на каторгу и ссылку декабристы сумели не только выстоять, но и внести неоценимый вклад в развитие Сибири.
До прибытия декабристов на «вечную каторгу» или в ссылку большинство из них имели о Сибири только общие представления, причем как о крае, не слишком пригодном для полноценной жизни. Но жизнь за тридевять земель, обещавшая поначалу сплошные лишения, на деле, при всех трудностях, предоставила им массу новых возможностей. Именно в Сибири участникам декабрьских событий 1825 года представился случай утолить свою жажду преобразований, и они им воспользовались.
На каторге, живя в Читинском остроге и в тюрьме Петровского Завода, где каторжан содержали всех вместе ради лучшего пригляда за бывшими бунтовщиками, они устроили артель, явившуюся первым в России примером кооперации. В 1830-х годах, когда начали истекать сроки каторги и бывшие заключенные стали выходить на поселение, они стали быстро находить себе занятия, которые кормили их самих и приносили пользу другим людям. «Настоящее поприще наше, — писал Михаил Лунин, — началось со вступлением нашим в Сибирь, где мы призваны словом и примером служить делу, которому себя посвятили».
Двадцать лет в «одиночке», или Дорога на океан
Мысли о развитии Сибири посещали некоторых членов тайных декабристских обществ задолго до того, как они оказались по ту сторону Уральских гор. Ведущие идеологи декабризма, глава Южного общества Павел Пестель и Северного — Никита Муравьев, в написанных ими программах «Русская правда» и «Конституция» особое внимание уделили обустройству сибирских владений. У Пестеля, сына сибирского генерал-губернатора, есть серия работ, касающихся экономического развития этой огромной территории. Освоение восточных русских земель занимало умы и тех декабристов, которые служили в учрежденной еще Павлом I Российско-Американской акционерной компании, например, Кондратия Рылеева, бывшего там начальником канцелярии и изучавшего проекты освоения Дальнего Востока и Русской Америки. Среди авторов представленных проектов были такие участники декабристского движения, как Матвей Дмитриев-Мамонов, Дмитрий Завалишин, Гавриил Батеньков.
Сибирь требовала изучения. Необходимо было осуществить картографию целых местностей, и Дмитрий Завалишин, мичман и путешественник, находясь на каторге(!), составил карту Забайкальского края. Офицеры и литераторы, активные участники Северного общества декабристов и восстания 14 декабря Николай и Михаил Бестужевы, отбывавшие ссылку в забайкальском городе Селенгинске, занялись исследованием и описанием жизни в городах Восточной Сибири, а также быта и традиций бурят. Ссыльные вели метеорологические и натуралистические исследования, как, например, Сергей Трубецкой, бывший член Северного общества, или один из активных «северян» Иван Якушкин, или врач Фердинанд Вольф из Южного общества.
Кроме изучения, Сибирь требовала обустройства. Завалишин стал первым архитектором Читы, спроектировав там сеть прямых улиц, подобных столичным, и эта городская планировка определила облик города. Сибирским просторам не хватало дорожного сообщения, необходимого и для перемещения людей, и для перевозки большого количества товаров, которыми мог торговать этот край. И здесь свое слово сказал Гавриил Батеньков, который, хотя и не принимал непосредственного участия в восстании, но принадлежал к Северному обществу и даже предполагался председателем будущего декабристского правительства, за что был осужден и 20 лет провел в одиночной камере Петропавловской крепости, а потом был сослан в Томск.
Батеньков отлично знал Сибирь: в своей «прошлой жизни», до декабристского восстания, в котором непосредственного участия не принимал – он был ближайшим помощником сибирского генерал-губернатора Михаила Сперанского. В Томске, приходя в себя после каземата, он занялся разработкой новых проектов по освоению региона. Уже после амнистии декабристам, в конце 1850-х, живя в Тульской губернии, Батеньков воплотил свои более ранние замыслы в проекте «железнодорожного пути между Санкт-Петербургом и Тобольском, Тобольском и Архангельском». Он разработал три варианта транссибирской железной дороги, которая должна была соединить столицу России с тихоокеанским побережьем и, кроме того, оживила бы отдельные сибирские районы.
«Проложение через Сибирь железнодорожного пути, — писал Батеньков, — значило бы присоединение огромной пустынной страны к образованному миру и довершение кругосветного пути. Такая мысль, хотя и далекая от осуществления, не может не произвести восторженного чувства». Транссибирскую железнодорожную магистраль построили в конце XIX — начале XX века, и хотя это был уже другой проект, в нем воплотились также идеи Гавриила Батенькова.
Яблоки в саду Раевского, или Чем питается народ?
«Страшно далеки они от народа», — эта фраза Ленина из его статьи «Памяти Герцена» стала одной из самых известных характеристик, данных декабристскому движению. Да, декабристы не делились с народом своими замыслами, и солдатам гвардейских полков при подготовке восстания не раскрывали его целей и плана. Выход на Сенатскую площадь был исключительно актом дворянской политической воли. Но большинство декабристов, пройдя суровую школу войны 1812-1814 годов, хорошо знало своих солдат, людей из народа. В ссылке же у декабристов появилась возможность напрямую взаимодействовать с простыми сибиряками.
«Чем дальше мы подвигались в Сибири, — писал декабрист Николай Басаргин, — тем более она выигрывала в глазах моих. Простой народ казался мне гораздо свободнее, смышленее, даже и образованнее наших русских крестьян, и в особенности помещичьих. Он более понимал достоинство человека, более дорожил правами своими». Декабристов повсюду принимали хорошо, называли их «наши князья». «На долгом пути по Сибири, как невеста декабриста, — записала в дневнике Полина Гебль, впоследствии жена Ивана Анненкова, — встречала повсюду исключительную отзывчивость и бескорыстие сибиряков — русских и бурят».
Оказавшиеся частью «простого народа» — а по приговору суда декабристы были лишены дворянства и, соответственно, классовых привилегий — многие ссыльные обнаружили в себе хозяйственную жилку. Надо заметить, что после окончания сроков каторжных работ правительство выделило каждому из поселенцев по 15 десятин земли для постройки дома и хозяйства при нем, а также позволяло возделывать пустующие земли. Родные и друзья декабристов через их жен, приехавших за мужьями в Сибирь, а иногда через каких-нибудь сибирских знакомых, появившихся у ссыльных, — напрямую делать это не разрешалось — присылали семена и сельскохозяйственный инвентарь, и поселенцы разводили огороды, разбивали сады, раздавали местным жителям посадочный материал и учили их методам садоводства и огородничества.
Так, офицер лейб-гвардии Семеновского полка, активный участник тайных обществ декабристов Федор Шаховской, имевший опыт «усовершенствования хлебопашества… и хозяйственных заведений», приобретенный во время жизни в имении жены, занялся внедрением новых методов ведения сельского хозяйства в Сибири. В Туруханске он погрузился, как писал в донесении приглядывавший за ним сотник, в «разведение картофеля и прочих огородных овощей», а также завел домашний скот. Огородничество и выращивание скота не только кормили ссыльного: в неблагоприятных природных условиях он занимался акклиматизацией овощных культур и тем самым улучшением сортов, которые могли бы произрастать на Крайнем Севере и кормить местное население.
Другой участник декабристского движения, входивший в Союз благоденствия, офицер Владимир Раевский, выращивал хлеб и невиданные в Сибири дыни и арбузы, пристрастив к ним местных жителей, сажал картофель, тоже оказавшийся в новинку для сибиряков, основными овощами для которых были капуста и лук. Раевский не только сам строил парники, но и обучал этому окрестных жителей. А его плодовый сад удивлял всю округу: прежде там больших садов не видали. Кстати, некоторые из посаженных Раевским деревьев растут до сих пор. Построил он и мельницу. А Константин Торсон, морской офицер, плававший вокруг света с экспедицией под командованием Лазарева и Беллинсгаузена, потом активно участвовавший в деятельности Северного общества декабристов, делал в Забайкалье сельскохозяйственные машины. Он соорудил жатку и молотилку, сконструировал и собрал другие приспособления для облегчения крестьянского труда. И сам, используя их, выращивал бахчевые культуры.
Но шире всех развернулись в работе на сибирской земле Никита и Александр Муравьевы, которые завели хозяйство, где трудились около сотни работников. Мать передавала им с «большой земли» сельхозинвентарь и семена, а сыновья что только не сеяли и не сажали на сибирских полях: пшеницу, рожь, овес, картофель… Братья даже торговали зерном, а если случался неурожай, снабжали жителей из своих запасов. Имелась у них и мельница, и скот, который выращивали на мясо и молоко. Производством молока занялись многие декабристы, причем действовали, как всегда, не на глазок, а по науке: учились по книгам ведущих специалистов и применяли эти знания. Поэтому надои от их коров превосходили средние в тех краях.
«Борьба противу злу», или Учение и лечение
Знание, которое декабрист Иван Горбачевский назвал «вернейший сподвижник в борьбе противу злу», деятели декабристского движения воспринимали как вещь сакральную. Поэтому в Сибири приступили к активному просветительству, прежде всего — преподаванию различных наук. Заниматься педагогикой «государственным преступникам» было запрещено из-за опасения власти, что те будут сеять смуту в юных умах, но декабристы обходили запрет.
Еще находясь в каземате Петровского Завода, они получали от родственников книги, постигали новые знания вдобавок к уже имевшемуся у них хорошему образованию, читали лекции товарищам и обучали друг друга в своей «каторжной академии», как шутливо ее называли. Уже в то время они смогли открыть под видом школы певчих начальную школу для детей. Гражданских учебных заведений разных уровней в Сибири отчаянно не хватало, и, выйдя на поселение, декабристы организовывали школы для всех сословий и национальностей, где сами же и учительствовали. Помогали и местные «активисты», имевшие доступ к представителям власти и нередко дававшие деньги на образование, а если меценаты не находились, декабристы вкладывали свои средства.
Один из активных участников Южного общества и руководитель восстания Черниговского полка Матвей Муравьев-Апостол открыл школу в Вилюйске и преподавал там письмо, чтение и арифметику. Учебников не было, и педагог составил их сам. Иван Горбачевский за свой счет выписывал через родных из Санкт-Петербурга учебники и бесплатно преподавал по ним окрестным детям. Владимир Раевский еще в армии занимался просвещением солдат, используя метод ланкастерских школ, или школ взаимного обучения, где старшие школьники, получив знания от учителя, передавали их младшим. Эту систему Раевский внедрил в устроенной им на собственные небольшие деньги школе в селе Олонки в Иркутской губернии, где прожил до конца своих дней.
Средства декабристов, объединенные с щедрыми пожертвованиями местных купцов и предпринимателей, позволили открыть несколько школ в Тобольской губернии, среди них — две в Ялуторовске. Одну для мальчиков, вторую и для девочек, которая стала первой в Западной Сибири женской школой. В созданных декабристами школах практиковали новые, порой непривычные методы преподавания, зачастую прогрессивные не только для Сибири, но и для своего времени в целом. Выбор предметов также был необычным: большое внимание уделялось преподаванию математики, биологии, физики, химии. Занимались и трудовым воспитанием: декабристы на себе испытали, как полезно уметь делать что-то руками.
Местное общество было довольно, но на организаторов школ и учителей нередко жаловались по поводу якобы ненадлежащей системы преподавания. Приходилось защищать эти образовательные учреждения, например, Михаил Фонвизин, генерал-майор, активный член Северного общества, пользуясь своим знакомством с западносибирским генерал-губернатором Петром Горчаковым, спасал декабристские учебные заведения от закрытия. Уровень преподавания в этих школах был таков, что не раз их выпускники, приезжая в Санкт-Петербург и Москву для поступления в университеты и другие учебные заведения, удивляли своими знаниями столичных профессоров.
Помимо школ и училищ, декабристы открыли и первые в Сибири публичные библиотеки, в том числе при тех же училищах. Многие ссыльные обзаводились личными собраниями книг, которые предоставляли в пользование всем желающим, как делал это Матвей Муравьев-Апостол. Он также учил и лечил местное население. Докторов не хватало, особенно в отдаленных местах, поэтому бывший декабрист Фердинанд Вольф, окончивший Медико-хирургическую академию, много практиковал в Тобольской губернии. Но и ссыльные, не имевшие специального образования, самостоятельно изучали медицину и фармацевтику по книгам и тоже начинали оказывать врачебную помощь. Близкие присылали им учебники, врачебные инструменты, материалы – и где-нибудь в глухой сибирской деревне женщина, маявшаяся язвами на ногах, оказывалась вылечена бывшим гвардейским офицером, когда-то командовавшим восставшим полком.
***
После объявления в 1856 году новым императором Александром I амнистии декабристам, из оставшихся в живых 43 ссыльных большинство не захотели покидать Сибирь, ставшую для них вторым домом. А один из уехавших, Андрей Розен, вспоминал: «Расставаясь со страною изгнания, с грустью вспоминая любимых товарищей, соузников, и, благословляя их, благословлял страну, обещавшую со временем быть не пугалищем, не местом и средством наказания, но вместилищем благоденствия в высшем смысле этого слова. Провидение, быть может, назначило многих из моих соизгнанников… быть основателями лучшей будущности Сибири, которая… представит со временем драгоценнейшие сокровища для благоустроенной гражданственности».
Автор текста Ирина Кравченко
Изображение на обложке: Ai-generated
