Голос ребенка: психолог о праве детей на приватность в сети

2.09.19

Бурное развитие технологий постепенно перекраивает и нашу психологию. Мы проводим все больше времени в виртуальном пространстве. Еще бы – здесь гораздо проще, чем в обычной жизни, высказывать свое мнение, делиться радостями и горестями, искать и находить поддержку. Но у этой простоты есть и обратная сторона. Работодателю может не понравиться ваша реплика или фото в купальнике, и вас уволят. Или человек, с которым вы до этого мило общались добрый десяток лет, почитает ваши посты и перестанет с вами здороваться. Но это еще полбеды. Здесь каждый расплачивается за собственную несдержанность. Но миллионы родителей рассказывают в соцсетях о своих детях. Не задумываясь о том, что эти комментарии или посты могут повлиять на их жизнь. Причем иногда через много лет, ведь информация эта никуда не исчезает. Особенно сильно страдают приемные дети. Именно об этом говорит психолог, руководитель школы приемных родителей в Институте развития семейного устройства, мама двоих усыновленных детей Дина Магнат. Ее статья опубликована в журнале «День аиста».

Помните то чувство, когда однажды, уже взрослой, приехали к родителям со своим молодым человеком, а мама вдруг достала с дальней полки знакомый до боли фотоальбом, на обложке «Наш малыш», к первой странице приклеена клеенчатая бирочка из роддома, «дев. 53 см 3200г», и не успели вы моргнуть глазом, а вашей пассии уже умиленно предъявляются и вторая, и третья, и пятая страницы, где вам полгода, год, два, и на половине из них вы трогательно без штанов, или на горшке, или мило перемазались кашей. Незабываемые ощущения, особенно, если вам двадцать, юноша, которому все это демонстрируется, такой же трепетный цветочек, и вы с ним еще ни разу даже не целовались. 

Да что там двадцать. Одна моя подруга недавно получила комментарий в своем Инстаграме: «ты — лучшая, моя сладкая козочка». Совсем уже было собралась забанить эту нахалку, но догадалась сначала глянуть на профиль. Оказалось – мама. Освоила Инстаграм, теперь вот пишет комментарии, примерно такие под всеми ее постами. Подруге 50, маме за 80, у них хорошие отношения, они даже живут вместе, но Машка всерьез задумалась, не удалить ли ей аккаунт в Инста.  

Вообще, среди своих ровесников, 35-50, я часто вижу на Фейсбуке встревоженное «ой-ой-ой, теперь тут мои родители», причем пишут это в основном те, кто с родителями своими вполне дружен и близок, но все вокруг сразу понимают, что тут не так. Слишком близко, слишком интимно, слишком, бывает, неловко, когда весь твой взрослый круг общения видит эту «сладкую козочку», а то и те самые фотографии на горшке. Но нам-то, сорокалетним и старше, в этом смысле всё же проще. А вот нашим детям… 

Детство моих детей пришлось на появление и бурное развитие соцсетей – сначала всего лишь семейная конференция, потом Живой Журнал, потом Фейсбук,  вКонтактеТвиттерИнстаграм… Я помню, как естественно это было — делиться с френдами родительскими заботами и огорчениями, спрашивать советы и получать их, хвалиться детскими успехами и бесконечно выкладывать фотографии,  такие трогательные или смешные. Абсолютно, абсолютно естественно. Ровно до тех пор, пока после очередного моего поста на Фейсбуке о прошедшем Дне аиста ко мне не пришел возмущенный сын с вопросом «зачем ты все время об этом пишешь, мама». Ему было тринадцать. Вот тут-то я и задумалась.  

Действительно, представьте себе, что всё ваше детство, все «мы покакали», «он вечный двоечник, ни на что не способен», «стащил деньги у меня из кошелька», «одноклассники дразнят жиртрестом», «она совсем не умеет одеваться, делает из себя пугало», всё, что имели нам и о нас сказать родители на протяжении первых лет пятнадцати нашей жизни, включая всё те же вечные фотографии на горшках и в каше, и в виде «жиртреста», и «пугала», оказались легко и быстро доступны всем желающим – партнерам по бизнесу, романтическим знакомцам, случайным прохожим.  И не надо говорить «да я сама о себе такого расскажу», это другое. Вы не сами, и не когда и кому захотели, а оно просто есть, просто лежит себе в открытом доступе, удалить это всё вы не можете, ограничить доступ, изменить содержание – ничего не можете, весь этот контент живет отдельной от вас жизнью. Ощущения, прямо скажем, так себе. 

Мы, «сетевые родители», кажется, уже догадались, что запрашивая поддержку в сети, мы оставляем почти вечный след, и след этот не только нашей жизни, но и их, вырастающих детей;  им может быть в лучшем случае неловко, в худшем – омерзительно. Мы нарушаем их границы, сначала потому, что они маленькие, и границ между нами не так уж много, а потом по привычке, не замечая, что сетевое пространство тоже требует границ между людьми; но всё же мы уже редко пишем про них в открытом доступе, а фотографии выкладываем только те, которые проходят их цензуру. 

Удивительно, но это понимание растворяется, когда речь идет о приемных детях. Я вижу бесконечное количество материалов, созданных приемными родителями или по их разрешению — постов, сетевых дневников, видеороликов и даже фильмов, —  сопровождаемых настоящими фотографиями, именами и фамилиями, в подробностях рассказывающих  — о чем только не рассказывающих. О побоях и насилии, включая сексуальное, происходившее с этим конкретным ребенком в его кровной семье или в детском доме; о его диагнозах, в том числе, стигматизированных в нашем обществе; об особенностях ухода, связанных с диагнозом, в том числе таких, которые принято относить к интимным; о плохом, страшном, отвратительном поведении в приемной семье; о личностных особенностях, сниженном интеллекте, трудностях в обучении, отставании в развитии – и прочая, и прочая и прочая… Иногда рассказ ведется в режиме репортажа с места событий; иногда это подробности уже пройденного пути. Иногда в таком рассказе слышен крик отчаяния истощенной приемной мамы; чаще просвечивает довольство собой как родителем. Мне представляется, что за всеми примерами такой публичности стоит потребность в поддержке, признании, «поглаживании» — и это закономерно.  

Приемным родителям тяжело. Все они живут рядом с детьми, испытавшими то, что дети испытывать не должны, что вообще не должны испытывать люди. Опыт, доставшийся нашим детям, меняет их поведение, растить их бывает очень непросто; поддержка окружения, одобрение, признание бывают необходимы, как воздух, они дают силы продолжать и не сломаться. Чем страшнее и подробнее рассказ о том, как ведет себя ребенок, тем больше поддержки получит родитель, больше восхищения, больше «топлива», на котором сможет ехать дальше. Правда, это очень ненадежное топливо, оно моментально сгорает, дает облегчение совсем ненадолго; требуется новая и новая доза… 

Еще один аргумент в пользу таких рассказов – передача опыта. Действительно, существует масса книг и статей, но живой опыт конкретных людей всегда интереснее и лучше воспринимается; я уже прошел огонь и воду, набил шишек, за мной идут другие, я расскажу им, где можно подстелить соломки. Я покажу им страшного заморыша, которого мы взяли в дом, расскажу, как он воровал и ругался матом, мечтал стать вором в законе и не умел читать, а теперь посмотрите на него, студент, отличник, вот-вот женится, мамина опора. Или наоборот: я думала, мы справимся, но что бы мы ни делали, ничего не менялось, хочу предупредить всех, что так бывает. Подробный список изъянов прилагается.  

Да, всё это случается. Бывает тяжело до невыносимости; бывает, что семьи не справляются; живой человеческий опыт иногда стоит десятка книг. 

И всё же, если наша цель – компенсировать вред, нанесенный ребенку, вырастить его обычным, адекватным взрослым, который будет жить обычной, как все, жизнью, нельзя не учитывать, что когда-нибудь он прочитает все наши рассказы. Прочитает его невеста. Родители его одноклассников уже сейчас могут быть подписаны на ваш блог, да и сами одноклассники могут наткнуться на него в сети, достаточно забить в поисковик фамилию и имя, а мы ведь все давно гуглим и себя, и знакомых, правда? Представьте себе, как ему среди этого. Да, его вины нет в его болезни или в том, что случилось с ним в прошлом, но всё-таки представьте себя на месте человека, о насилии над которым публично рассказывают другие люди. Лично у меня мороз по коже от одной мысли, мне кажется, такое недобровольное публичное предъявление – это тоже насилие само по себе. И нет, согласие самого ребенка на тот или иной пост о нем нельзя считать достаточным аргументом – это как просьба о татуировке в 13 лет, когда мы понимаем, что отношение ребенка к этой картинке еще сто раз изменится, а картинка-то останется на видном месте навсегда.   

Сетевая этика в отношении детей еще только формируется, границы допустимого пока не вполне ясны. Но каждый из нас, наверное, внутри себя понимает, хотел бы он или нет, чтобы его родители ВОТ ТАК рассказывали о нем и его тяжелом прошлом. Поставьте себя на место героя вашего рассказа и прислушайтесь. Вы обязательно услышите этот голос – голос ребенка.  

 

Нет комментариев