Что такое патриотизм и какая из множества предлагаемых трактовок ближе к истине? Споры на эту традиционную для нашего отечества тему вновь вспыхнули после начала специальной военной операции и не стихают до сих пор. Кажется даже, что со временем дискуссия стала еще острее и горячее, охватив и прежде сторонившихся «большой политики» ученых.
Предлагаем вниманию читателей поступившую в редакцию в середине октября статью вирусолога доктора биологических наук Андрея Летарова и отклик кибернетика доктора технических наук Александра Фрадкова.
Сегодня среди всех родов профессиональной деятельности в России наука пребывает в одной из самых сложных и неопределенных ситуаций. В силу природы своих объектов наука (особенно математические и естественные, но в значительной степени и гуманитарные направления) остается в содержательном отношении интернациональной, и никакие политические обстоятельства, вплоть до мировой войны, не способны отменить этот очевидный факт. Поэтому углубляющиеся трудности во взаимодействии с мировым научным сообществом, помноженные на логистические проблемы с получением приборов и материалов, вызывают в научном сообществе состояние дезориентации. Дело осложняется еще и тем, что после начала СВО реакция ученых на происходящее оказалась крайне неоднозначной: хотя большинство из нас поддержало (пусть и с оговорками) действия России, громкие голоса сторонников противоположных взглядов, а также поспешные отъезды за рубеж коллег, бросавших проекты и коллективы, за которые они были в ответе, создали нашему цеху репутацию своего рода пятой колонны. Исповедуемый рядом общественных организаций ученых принцип строгого ограничения дискуссий рамками научно-образовательной проблематики при политической нейтральности по другим аспектам жизни страны долгое время позволял избегать конфликтов между коллегами, но сейчас, по-видимому, возможности этого подхода исчерпаны.
Так стоит ли требовать от российской науки патриотизма? Если да, то какое именно содержание стоит вкладывать в это понятие и как должна вести себя патриотичная научная общественность?
С моей точки зрения, на эти вопросы могут быть даны намного более простые и ясные ответы, чем это было возможно еще год назад, когда нюансы имели существенное значение. Сегодня страна вовлечена в тяжелый военный, а точнее, многоплановый конфликт, угрожающий самому ее существованию как государства и культурно-цивилизационной общности, и, к огромному сожалению подавляющего большинства людей в России (включая и автора), никакого реалистичного мирного выхода из этого конфликта пока не просматривается.
В ситуации подобного экзистенциального противостояния понятие «патриотизм» приобретает очень простое и определенное толкование. В данный момент все многообразие вариантов ближайшего будущего, которое можно желать России, сводится к выбору между быть или не быть. Патриот желает своей стране быть. Тот, кто сегодня желает России поражения, какими бы соображениями он это ни аргументировал, автоматически желает своей стране перестать быть и поэтому никак не может считаться патриотом. Все иные аспекты личных взглядов, в том числе отношение к президенту, правительству, политическим партиям, армии, к ситуации в стране до начала СВО и самому факту ее начала, в этом контексте решающего значения уже не имеют.
Соответственно, я считаю, что общество и государство имеют сегодня полное моральное право требовать от научного сообщества патриотизма в обозначенном выше базовом смысле слова. В практическом отношении это означает необходимость строить свою работу и взаимоотношения с государством, основываясь на двух простых постулатах: мы желаем нашей стране одержать военную, политическую и моральную победу и сделаем все от нас зависящее для достижения этого результата; мы хотим, чтобы к моменту нашей победы российская наука не оказалась в состоянии глубокого кризиса, а динамично развивалась.
Учитывая это, даже самые базовые ценности научного сообщества сегодня придется рассматривать через призму названных целей. Главный принцип состоит в том, что в ближайшие 10 лет научное сообщество России должно действовать, исходя из разумного национального эгоизма (не путать с национализмом). Если в идейном отношении российская наука была и остается частью мировой (включая западную), то наука как социальная система может (а сегодня и должна) быть национальной.
Этой цели мы сможем достичь следующими способами. Задачу интеграции в мировую (читай западную) научную систему нужно временно снять с повестки дня. Естественные для ученых космополитические устремления (например, достичь максимального научного результата лично) требуется временно подчинить задачам повышения уровня и сохранения охвата науки в России. Хорошие работы, выполняемые дома, для нас сейчас ценнее блестящих, которые мы могли бы сделать за рубежом.
Нам важно сохранять российское присутствие по всему фронту современного научного поиска. Это жизненно необходимо для восприятия нового научного знания, создаваемого в мире, обеспечения качественного образования, экспертных функций и иных задач. Сама возможность разработки собственных технологий критически зависит от общего уровня и непрерывности фронта науки. Поэтому мы должны добиваться от государства особого внимания к полноценному обеспечению не только прикладных, но и фундаментальных исследований. При этом каждому ученому пора принимать на себя ответственность за происходящее, не пытаясь спрятаться за государство или начальство. Научный уровень России во многих областях зачастую обеспечивается считанными единицами ведущих исследователей, поэтому каждый серьезный ученый своими личными усилиями может сделать действительно многое, вполне значимое в масштабе страны.
Нужно также сохранять и расширять географию национального научного присутствия в различных регионах как нашей страны, так и мира, особенно в тех краях, где уровень научной активности пока низок.
Принципиально важно готовить кадры, которые будут трудиться в России: ориентировать студентов и учеников на научную карьеру на Родине и не вкладывать сверх минимально необходимого силы и ресурсы в тех, кто решил уехать или пока сомневается, даже если они очень талантливы. Международная академическая мобильность, безусловно, полезная в обычные времена, в сегодняшних реалиях работает против нас. Следовательно, ее стоит временно притормозить.
В то же время мы категорически не должны соглашаться с изоляцией. Крайне важно продолжать как можно более интенсивное профессиональное, а где возможно, и личное общение с зарубежными коллегами, независимо от политики стран, в которых они работают. При этом практическое сотрудничество должно носить паритетный характер. Нам нужно быть не источником рабочей силы, объектов, идей и прочих ресурсов, а выступать равноправными партнерами. Во многом неоднозначные, а в кадровом отношении прямо негативные результаты предшествующих попыток нашей интеграции в мировую научную систему связаны не столько с объективными обстоятельствами, сколько с образом мыслей и самооценкой русских ученых. Это положение пора менять.
Для сохранения уровня национальной науки необходимо добиться законодательного решения не мобилизовывать в армию действующих исследователей и преподавателей вузов. Сегодня Россия просто не может себе позволить ставить квалифицированных ученых в строй общевойсковых подразделений даже на пару лет — таких специалистов слишком сложно, долго и дорого готовить. Там, где это необходимо, может иметь место внутренняя мобилизация путем директивного привлечения исследователей к решению срочных прикладных задач, необходимых для нашей победы. При этом таких ученых и коллективы нужно защитить как с материальной, так и с юридической стороны, поскольку сложившаяся система финансирования и оценки науки плохо совместима с экстренной переориентацией.
В приведенных выше соображениях часто встречается слово «временно». Однако стоит напомнить один из известных психологических парадоксов войны: хотя редкий солдат хочет воевать вечно, имеющие боевой опыт люди советуют своим товарищам, впервые попавшим в зону военных действий, воспринимать происходящее с ними не как временное состояние, но как новую реальность, в которой нужно научиться жить. А когда придет мир, адаптироваться к иной реальности еще раз.
В этой связи как научному сообществу, так и государству, по меньшей мере в сфере обеспечения исследовательской и образовательной деятельности, нужно категорически избегать осмысления себя как организма, попавшего в неблагоприятные условия. Не надо откладывать развитие. Нужно искать возможности для запуска новых проектов, предлагать новые идеи, которые можно реализовывать, несмотря на возникшие трудности. К слову, гибкость фундаментальной науки в выборе задач очень способствует сохранению движения вперед даже в сложных обстоятельствах. Примеры есть в нашей истории. Я думаю, что сейчас вполне уместно говорить и о создании новых направлений, и даже об организации институтов.
Андрей ЛЕТАРОВ,
доктор биологических наук, вирусолог
Патриотизм: путь к победе или к миру на Земле?
Нынешнее время, наверное, труднейшее для науки и ученых за много десятилетий. Мы видим, какой ущерб нанесен международным научным связям и чем это может грозить стране в дальнейшем. Какую позицию занять в этих условиях? Много лет мы говорили и нам говорили о важности международного сотрудничества, о том, что глобальных мировых проблем без него не решить. В одночасье все перевернулось. Мнения ученых также изменились, поляризовались, хотя статистика неизвестна, да и не может быть известна в нынешних условиях. Высказывается даже точка зрения, что про глобальные проблемы надо забыть и все усилия направить на «победу любой ценой».
Думаю, что даже в это время возможны и необходимы дискуссии, разумеется, в рамках законодательства. Для научных работников это — поиск истины, которой они служат всю жизнь и потому хорошо представляют ее ценность для страны и мира.
Можно ли определить роль и место ученых в конфликтном мире? История науки XX века, выступления и действия выдающихся ученых дают ответ. Задача ученых — понимать направление развития цивилизации и предупреждать правительства о возможных рисках. А главный риск — возникновение ядерного конфликта, уничтожение жизни на Земле.
Недопущение эскалации военных конфликтов и предотвращение войн являются основными приоритетами человечества, как это многократно провозглашалось рядом ученых с мировыми именами. Первым из них был, очевидно, Альберт Эйнштейн, чья роль в инициации создания атомной бомбы хорошо известна. Известно также, что Эйнштейн тяготился последствиями этого и после бомбардировок Хиросимы и Нагасаки стал активно и публично, пользуясь своим огромным авторитетом, выступать, продвигая идею мира без войн. Наиболее громкое выступление состоялось 12 февраля 1950 года по телевидению после того, как президент США Гарри Трумэн объявил о намерении форсировать создание водородной бомбы. Эйнштейн выступил против такого решения. В дальнейшем он вместе с другими видными учеными предпринял еще целый ряд шагов, продвигая идею мира без войн. Наиболее известным стал обнародованный в 1955 году Манифест Рассела — Эйнштейна, который, по сути, положил начало Пагуошскому движению ученых за мир, существующему до сих пор.
К сожалению, предостережения ученых слишком часто не воспринимаются политиками всерьез. Почти 70 лет истории Манифеста Рассела — Эйнштейна не продемонстрировали значительных успехов в убеждении правительств избегать войн, несмотря на широкую поддержку международной общественности. Награждение международных организаций, продвигающих идею мира без войн, престижными премиями (организации «Врачи мира за предотвращение ядерной войны» была присуждена Нобелевская премия мира в 1985 году, а регулярно проводимым Пагуошским конференциям — в 1995-м) мало что изменило.
Важно, однако, что есть как минимум один положительный пример изменения позиций политиков на основе научных результатов и математического моделирования. Это история феномена ядерной зимы, когда в 1980-х годах выводы из проведенных и перепроверенных независимо американскими и советскими учеными исследований были должным образом доведены до сведения правительств. Из них следовало, что при взрыве даже небольшой части существовавших тогда боеголовок через несколько месяцев Земля будет погребена под слоем пепла, все живое вымерзнет и жизнь на планете прекратится. Это привело к пониманию того, что в ядерной войне не может быть победителей. Увы, сегодняшние политики не воспринимают этот научный факт как страшное предупреждение, используя ядерные угрозы как расхожий политический аргумент. Риски катастрофы сейчас крайне велики и продолжают расти «на дрожжах» недальновидных публичных высказываний.
Утверждение Андрея Летарова о том, что «ближайшие 10 лет российское научное сообщество должно действовать, исходя из разумного национального эгоизма», вряд ли можно считать убедительным, поскольку катастрофа может произойти гораздо раньше.
В то же время ряд тезисов инициатора дискуссии не вызывает отторжения. Безусловно, надо сохранять присутствие российских ученых по всему фронту современного научного поиска, принимать на себя ответственность за происходящее. И конечно, нельзя не согласиться с предложением добиваться решения на государственном уровне об отказе от призыва действующих ученых при продолжении мобилизации. Верно и то, что сегодня Россия не может себе позволить ставить квалифицированных исследователей в строй общевойсковых подразделений даже на пару лет, поскольку «таких специалистов слишком сложно, долго и дорого готовить».
Говоря о современном научном поиске и достижении передовых позиций отечественной наукой, нельзя не упомянуть о важности сохранения международных научных связей. Речь идет не столько о публикациях и выступлениях на конференциях, сколько о поддержании творческих связей. Сохранение широкой сети личных контактов, существовавших у российских ученых в течение многих лет, требует постоянной кропотливой работы. При этом нельзя сворачивать сотрудничество с учеными из «недружественных стран» (вспомним роль пастора Шлага, она может скоро стать востребованной). Ослабление взаимодействия с ведущими мировыми научными школами грозит многолетним отставанием российской науки. Чтобы избежать этого, можно и нужно опираться на российскую научную диаспору, хотя в текущих условиях такие контакты тоже затрудняются. Наконец, неправильно культивировать в нашем обществе негативное отношение к ученым, уехавшим из страны в 2022 году и ранее.
Хочется еще раз повторить, что мир на Земле — это главная цель для всех: и для ученых, и для правительств, и для населения. Как к ней идти? Прежде всего во всеуслышание говорить о существующих рисках, разъяснять опасность военных действий, подчеркивать важность возникновения ростков доверия и поиска компромиссов между странами.
Понять и объяснить — вот задача науки, в том числе науки, которая позиционирует себя как патриотическая. О важности компромиссов и даже небольших шагов к доверию свидетельствуют и математические модели международной устойчивости, в частности, в условиях санкций и контрсанкций.
Ученый, говорящий об опасностях и рисках, не враг и не предатель. Не нужно его преследовать, нужно к нему прислушиваться.
Александр ФРАДКОВ,
доктор технических наук, кибернетик
Нет комментариев