Почти 20 лет лидером по количеству букв в русских словах считалось прилагательное "превысокомногорассмотрительствующий", состоящее из 35 литер. Его использовали в XIX веке для характеристики чрезмерно осмотрительных чиновников. Пару лет назад пальму первенства в этом негласном состязании перехватило существительное «кокамидопропилпропиленгликольдимонийхлоридфосфат». В его 48 буквах зашифровано сложное химическое вещество, которое используют в косметической промышленности. Но отныне этот рекорд принадлежит прилагательному, причем тоже из области химии — "тетрагидропиранилциклопентилтетрагидропиридопиридиновые". Отыскать его Институту русского языка им. Пушкина помогли алгоритмы ИИ. Трудновыговариваемое слово из 55 букв нашлось в названии патента, рассказал РИА Новости завкафедрой общего и русского языкознания Павел Катышев.
Занятная лингвистическая статистика побуждает некоторых энтузиастов искать подобные рекорды в отечественной литературе. Так, например, выяснилось, что современный писатель Виктор Пелевин претендует на звание автора самого длинного предложения в российской прозе. Все благодаря его рассказу «Водонапорная башня», который целиком состоит из одного предложения, в которое вместилось 2799 слов, 15 282 знаков без пробелов.
С таким внушительным показателем Пелевин оставил далеко позади признанного любителя витиеватых описаний Льва Толстого. Магистрант Высшей школы экономики Даниил Скоринкин выяснил, что самое длинное предложение Лев Николаевич оставил в "Войне и мире". В нем 229 слов, 1520 букв и 38 запятых, находится оно в третьей главе третьего тома романа. Любители русской классики также подсчитали, что в самых длинных словах, встречающихся в «Войне и мире, по 27 букв. Собственно, таких слов всего три: сверхъестественно-прекрасное, сверхъестественно-утонченное и непреодолимо-обворожительное.
Кстати, за подобные длинноты Толстому изрядно доставалось от коллег по перу. Так, писатель Александр Дружинин, прочитав "Войну и мир", давал Льву Николаевичу такой совет: «Главное — избегайте длинных периодов. Дробите их на два и на три, не жалейте точек. С частицами речи поступайте без церемонии, слова: "что", "который" и "это" марайте десятками. При затруднении берите фразу и представляйте себе, что вы ее кому-нибудь хотите передать гладким разговорным языком». Однако граф советам коллеги не внял.
Кстати, от многословного Толстого в свое время изрядно доставалось большому ценителю краткости, поэту Валерию Брюсову — автору самого известного моностихотворения на русском языке. Вот оно, написанное в 1895 году:
О закрой свои бледные ноги
Неизвестно, какую именно реакцию желал вызвать Валерий Яковлевич этой строкой, но резонанс был невероятный. Причем первым вопросом, который задавали автору, был "Почему только одна строка?", а потом уж спрашивали: „А чьи это ноги?“.
А поэт Афанасий Фет вошел в отечественную литературу как автор самых удачных безглагольных стихотворений. Причем полное отсутствие глаголов в фетовской поэзии нисколько не мешает читателю видеть, слышать и чувствовать изменения художественного мира. Вот один из таких шедевров:
Шепот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья...
Поэтесса Серебряного века Зинаида Гиппиус в своих творческих экспериментах пошла еще дальше и в 1904 году сочинила стихотворение «Все кругом», в котором нет не только глаголов, но и существительных — только прилагательные. Начинается оно так:
Страшное, грубое, липкое, грязное,
Жестко тупое, всегда безобразное,
Медленно рвущее, мелко-нечестное,
Скользкое, стыдное, низкое, тесное,
Явно-довольное, тайно-блудливое,
Плоско-смешное и тошно-трусливое...
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин вошел в отечественную литературу как автор едва ли не самого большого количества авторских неологизмов. Причем своими новосочиненными терминами писатель старался убить сразу двух зайцев — и от иностранных заимствований в русской речи отказаться, и обличить пороки российских чиновников. Эти щедринские словечки невероятно точны, так что берите на вооружение: белибердоносец, душедрянствовать, всенипочемство, благоглупость, фиговидец, подкузьмление, рылокошение, натяфтяфкать, пенкосниматель, умонелепствовать, головотяпство.
Достоевскому также приписывают авторство около полусотни оригинальных неологизмов. Самый известный из них — слово «стушеваться», которое Федор Михайлович использовал впервые в повести «Двойник», опубликованной в 1846 году. Основой для конструкции, как рассказывал сам писатель, стал чертежный термин «тушевать», то есть накладывать тени. Однако большинство неологизмов Достоевского так и не вошли в наш лексикон. Среди них слово "анамнясь", что означает "недавно", слово "шлепохвостница" в значении "вертихвостка", "апельсинничать" в значении "жеманничать". А еще у Федора Михайловича были «окраинец», «всечеловеки», «слепондас», "благорастворение", "тупонравственный", "обшмыга" и десятки других неприжившихся словечек.
Но все же самым плодовитым на неологизмы был поэт Игорь Северянин. В широкий оборот вошло, например, придуманное им слово «бездарь». Впервые «король поэтов» употребил его в 1913 году в сборнике «Громокипящий кубок».
Вокруг — талантливые трусы
И обнаглевшая бездарь,
И только вы, Валерий Брюсов,
Как некий равный государь…
Северянин использует это слово в женском роде и с ударением на А: «обнаглевшая бездарь» у него — это серая равнодушная толпа. Кстати, в том же стихотворении встречается по тому же принципу созданное слово «бездушь», но оно восторга у читателей не вызвало. В Словаре неологизмов Сергея Толстого за авторством Игоря Северянина указано более сотни лексических изобретений. Именно им впервые введены в русскую поэтическую речь слова авиатор, авиация, автобус, асфальт, дирижабли, лаборатории, мотор, пропеллер, синематоргаф, аэроплан, автомобиль, экспресс, буер — и еще десятки «технических» слов, которыми мы до сих пор пользуемся. Но некоторые северянинские словечки так и не прижились в нашей речи: аловстречный, алогубы, лимонолистный, драприт, грезофарс... А жаль.
Изображение: фрипик
