Ирина Тимофеева. Как совмещать любовь к науке, спорту и преподаванию
Большая любительница волейбола, кандидат химических наук, доцент СПбГУ, лауреат ряда престижных премий, - Ирина Игоревна Тимофеева рассказывает порталу «ПОИСК» о пути в науку, успехах и трудностях.
- Вы родились в городе Волхов Ленинградской области, какие воспоминания у Вас остались о нем?
- На самом деле, хотя в моем паспорте в графе «Место рождения» и записано «г. Волхов», я пробыла там всего один день – как раз день моего рождения. Именно в этот день единственный роддом в городе Кириши был закрыт, и маму срочно пришлось везти в соседний Волхов. Так что все мои детские и подростковые воспоминания связаны не с Волховом, а с Киришами.
В 1960-х годах здесь был построен крупный нефтеперерабатывающий завод, благодаря которому рабочий поселок превратился в город (хотя с недавних пор он снова стал считаться поселком городского типа). Одним из моих любимых мест в родном городе была набережная реки Волхов. Во времена моего детства это была одинокая тропинка вдоль берега, с другой стороны ее поджимало болото. Сейчас же там благоустроенная красивая территория - излюбленное место всех киришан. Но, как известно, в детстве всегда и солнце ярче, и трава зеленее. Так что мне на тот момент казалось, что лучше места для прогулок и не сыскать.
- Вы были послушным ребенком?
- До школьного возраста я была довольно непослушной. Но в школе у меня возникла тяга к знаниям, стремление чего-то достичь, в чем-то разобраться. Наверное, это меня дисциплинировало, а потому хлопот со мной, как говорят родители, не было.
- Стать химиком и заниматься наукой Вы хотели с детства? Или тогда мечтали о другой профессии?
- Мой путь в науку довольно стандартный для химика: очень многие из нас в детстве мечтали стать врачами. И сегодня многие мои знакомые, коллеги и студенты признаются, что изначально хотели пойти в медицину, но жизнь по тем или иным причинам увела их в сторону химии. Наверное, дело в смежности естественно-научных дисциплин: физики, химии, биологии, медицины. Ученые из этих областей часто сотрудничают в ходе междисциплинарных исследований.
Возвращаясь же к Вашему вопросу, скажу, что в детстве я хотела пойти по маминым стопам и стать медиком, но в старших классах мне очень понравилась химия. Во многом это произошло благодаря моей школьной учительнице Ларисе Дмитриевне Лобановой. Своей любовью к предмету и правильным взаимодействием со школьниками она смогла привить нам первый интерес к химии. В дальнейшем я стала сама углубляться в эту область: читать дополнительную литературу, решать задачки и так далее. И к выпускным классам уже выбирала между несколькими вузами химической направленности.
- Родители поддержали Ваше решение стать химиком?
- Да, мои родители меня очень поддерживали во всех начинаниях. И когда я решила поступать в Санкт-Петербургский государственный университет, они меня полностью поддержали. Более того, именно они помогли мне сориентироваться. Я подала документы в несколько вузов, но в итоге, последовав совету родителей, остановила свой выбор на химическом факультете СПбГУ.
- Расскажите, пожалуйста, про область Ваших научных интересов – аналитическую химию. Что это за направление и как Вы к нему пришли?
- В вузе есть занятия по разным общеспециальным предметам. На первом курсе – неорганическая химия, на втором – физическая и аналитическая, на третьем – органическая и так далее. Каждый студент проходит через эти практикумы, через все лаборатории, семинары, и так знакомится со всеми ответвлениями химии, чтобы в дальнейшем выбрать одно из них.
Пройдя курс аналитической химии, я поняла, что это на 100% мое направление. Во-первых, мне нравилось работать руками – возиться с колбочками, отмерять, переливать. Практика привлекала меня больше, чем занятия чистой теорией, хотя аналитическая химия, конечно, тоже требует значительных интеллектуальных усилий.
Аналитический химик работает с определением качественного или количественного состава самых разных объектов: пищевых продуктов, биологических жидкостей, объектов окружающей среды, и так далее. Определить, какие химические соединения в них входят и в каком соотношении, установить, присутствуют ли вредные вещества в пищевых продуктах, или присутствует ли какой-то продукт метаболизма в крови или в моче – всем этим занимается аналитическая химия.
В общем, это направление открывает довольно широкий выбор: можно найти себя и в околомедицинской области и заниматься биологическими объектами, а можно пойти, скажем, в сферу пищевой промышленности. Лично мне очень нравится эта отрасль, она сейчас актуальна. Знаете, как говорил Гиппократ? «Мы есть то, что мы едим». Мы ведь живем в век высоких технологий, когда в агрокультуре используется множество удобрений, пестицидов… Все они могут накапливаться в продуктах. И процесс не стоит на месте: появляются все новые лекарственные препараты, новые пестициды, новые удобрения. Поэтому очень важно постоянно обновлять базу методов, способов анализа различных объектов для того, чтобы определять в них наличие консервантов, пестицидов, антибиотиков... Так что для исследователя это непаханое поле – как в плане открытий, так и в плане решения конкретных задач, с которыми к нам обращаются производители.
Это довольно расхожая практика: коммерческие компании сталкиваются с какими-то производственными проблемами и, не преуспев в их разрешении своими силами, обращаются в исследовательские и научные центры. Такие проблемы мы решаем вместе с нашими студентами и аспирантами. Иногда встречаются очень сложные задачи, и далеко не всегда с первого раза удается найти ответ. Тем не менее мы всегда стремимся довести дело до конца, прийти к какому-то положительному результату. Примерно так, кстати, мы решили задачу определения аммиака (NH3) в бетонных смесях, с которой я работала в аспирантуре.
- Стажировку в Австралии Вы проходили примерно в то же время? Был ли ее опыт полезным?
- В 2013 году я занималась проблемой определения вредных веществ в бетонных смесях, а именно – ионов аммония (NH4+) и мочевины (CO(NH2)2). Примерно в это же время австралийская сторона объявила конкурс на прохождение стажировки в любом из австралийских ВУЗов. Благодаря участию в конференциях у меня уже были налажены связи с австралийскими коллегами. И я обратилась к ним с вопросом, не будет ли им интересно принять участие в исследовании, связанном с бетонными смесями. Им эта проблема показалась очень интересной, и они согласились – вот так и началось наше сотрудничество.
Сначала, конечно, мне нужно было выиграть конкурс – программу австралийских стипендий Endeavour. Я подала резюме вместе с обоснованием необходимости совместных исследований. Жюри смотрело на накопленный мной профессиональный багаж, на то, как он согласуется с багажом моего предполагаемого супервизора из Австралии, также собирали отзывы моих коллег из-за рубежа. На основании всей этой информации отбирали кандидатов. В итоге среди российских конкурсантов определили двоих победителей, одним из них была я.
Я проходила стажировку в Мельбурнском университете у профессора Спаса Колева. У него большая научная группа, лаборатория, и мы, проведя совместное исследование, разработали методику по определению летучего аммиака в бетонных смесях, точнее, в бетонах. Бетонная смесь – это жидкое вещество, которое заливается на строительных площадках, а бетон – это сухие образцы. По результатам работы мы опубликовали статью в высокорейтинговом журнале. Стажировка длилась чуть более полугода. А дальше я отправилась домой продолжать свое научное исследование и защищать кандидатскую диссертацию.
В настоящий момент проект по этому гранту уже завершен, позже я участвовала в различных конкурсах на получение грантов от российских фондов: Российского фонда фундаментальных исследований, Российского научного фонда (в настоящее время я являюсь руководителем и исполнителем двух грантов, спонсируемых этим фондом). Мы продолжаем заниматься научными проектами, но уже в другой области.
- Не могли бы Вы на языке, понятном для неспециалистов, рассказать про Ваше исследование по определению аммиака в бетонах и бетонных смесях? В чем его актуальность для нашей жизни?
- В 2010-2011 годах возникала такая проблема: стены жилых зданий- новостроек, начали выделять аммиак. Это вредное вещество, которое может вызывать аллергические реакции, а при длительном контакте возможны и более серьезные последствия вплоть до онкологии. Проживание в таких зданиях, конечно же, невозможно. Люди не могли заселяться, строительные компании несли убытки. Эта проблема затронула несколько городов в России, в том числе Москву и Санкт-Петербург. Впрочем, мы были не единственными, кто с нею столкнулся: в Китае, например, тоже существовала такая проблема.
Стали выяснять, в чем причина, почему раньше не выделялся аммиак, а тут вдруг стал выделяться, и выяснили, что дело было в использовании специальной морозостойкой добавки – карбамида или, проще говоря, мочевины. В зимний период времени это вещество добавляют в бетонные смеси для сохранения их свойств: скорости застывания, пластичности и прочее. Мочевина, которую добавляли в бетонные смеси, содержит в себе две аминогруппы, которые в результате и дают аммиак. Поэтому на тех этажах зданий, которые строились в зимнее время, с наступлением весны – с повышением влажности и температуры воздуха – начинал выделяться аммиак. Так что проблема охватывала не все постройки целиком, а только отдельные этажи – те, которые были построены зимой.
Химики, к которым обратились с этой проблемой, работали в двух направлениях. Во-первых, нужно было придумать, что делать с уже возведенными зданиями, а во-вторых, найти способ предотвратить проблему избыточной концентрации мочевины в бетоне при строительстве новых зданий. Какие-то исследовательские центры стали заниматься покрытиями, которые рекомендовалось наносить на стены, чтобы закупорить «поры» и тем самым предотвратить выделение аммиака и сделать здания пригодными для жилья. А задача, которую передо мной поставили мои научные руководители в аспирантуре Андрей Васильевич Булатов и Алексей Леонидович Москвин, была принципиально иной и состояла в том, чтобы устранить проблему на корню. Иными словами, мне предстояло разработать методики, позволяющие уже на этапе строительства проверять бетонные смеси и определять, присутствует ли в них карбамид в повышенном содержании.
В итоге задача была решена: были предложены две методики, одна из которых направлена на количественное определение мочевины (карбамида) в бетонных смесях, а вторая – ионов аммония. Разработанные тест-системы вышли на рынок, их стали применять на практике.
- Сегодня Ваши научные интересы сосредоточены в области пищевой продукции. Над решением каких конкретных задач Вы работаете?
- Многих потребителей волнует вопрос безопасности тех или иных продуктов питания. Людям хотелось бы иметь возможность самостоятельно определять, содержатся ли в продуктах какие-то вредные вещества или нет. Например, ни для кого не секрет, что в продукты сейчас добавляют консервирующие вещества и, хотя ГОСТ установил нормы их содержания, они не всегда соблюдаются. Например, бывает так, что в продуктах содержится избыточное количество консервантов. Производители иногда добавляют их «на глаз», а в результате получается превышение нормы. Конечно, это скорее исключительные случаи, но они все же встречаются.
В связи с такой проблемой разрабатываются методики, позволяющие контролировать содержание различных добавок в продуктах. Конечно, в первую очередь этим должны заниматься сами производители – как правило, так и происходит. Но, как говорится, «доверяй, но проверяй»: многие потребители хотят сами проверять состав продуктов, иметь в своем распоряжении «лакмусовую бумажку», которая позволит определить наличие какого-то вещества и даже установить точное количество его содержания – не превышает ли оно допустимую норму. Поэтому разработка тест-систем или тест-методов - очень актуальная задача, которой мы занимаемся с нашей научной группой в настоящее время.
Тест-системы, над которыми мы сейчас работаем, нацелены в первую очередь на определение консервантов, потому что их используют в большом количестве, и существует очень много разных видов подобных веществ. Особое внимание сейчас стали уделять детской пищевой промышленности: современные родители очень внимательно относятся к тому, что едят их дети. Так что мы делаем и тест-методики для продуктов детского питания.
Например, одна из моих магистранток занималась определением аскорбиновой кислоты в детском питании. На первый взгляд, проблема не кажется такой уж серьезной. Казалось бы, аскорбиновая кислота, витамин С - совершенно безобидный и, наоборот, очень даже полезный ингредиент. С другой стороны, не случайно цитрусовые включают в детский рацион в самую последнюю очередь: эти продукты могут вызывать аллергические реакции, поэтому количество витамина С в продуктах детского питания не должно превышать определенную норму. А его ведь используют как антиоксидант в пищевой промышленности: аскорбиновую кислоту могут добавлять сверх нормы для того, чтобы продукт дольше сохранял свой вид и вкус. Так что проблема есть, и ее надо решать.
В итоге моя студентка (теперь уже аспирантка) разработала простую и практичную тест-методику. В баночку детского питания опускается тест-полоска, и в зависимости от изменения ее цвета можно определить количество аскорбиновой кислоты в продукте: к тесту прилагается шкала с разными оттенками синего, которые соответствуют определенному количеству витамина С. Применив этот тест, мы сделали неожиданное открытие: больше всего аскорбиновой кислоты содержится в пюре из капусты брокколи! Так что его полезно давать детям зимой, чтобы укреплять иммунитет. Но в то же время из-за высокого содержания витамина С этот продукт не рекомендуется давать детям младше года.
- Поскольку Вы заговорили о работе Ваших учеников, хотелось бы задать Вам вопрос как педагогу. Нередко ученые смотрят на преподавание как на балласт, который мешает им заниматься наукой. Судя по тому, что Вы трижды лауреат Премии правительства Санкт-Петербурга в области научно-педагогической деятельности, к Вам это не относится…
- Мне нравится преподавать, я люблю читать лекции, люблю заниматься со студентами, вести практикумы… Во-первых, это очень мотивирует. Например, часто бывает так, что ко мне приходят первокурсники с биологического факультета с довольно скептическим настроем, не ожидая найти что-то интересное на курсе химии. Но в процессе они так увлекаются, что по окончании курса подходят или пишут письма на e-mail со словами благодарности. Это не может не радовать! Такие отзывы очень вдохновляют и заряжают, поэтому я люблю взаимодействовать со студентами.
К тому же с их помощью я тоже узнаю что-то новое, открываю для себя неожиданную и полезную информацию. Не говоря уже о том, что сфера преподавания помогает мне набирать людей в свою научную группу. Если мы со студентом поняли, что нам комфортно работать друг с другом и наши интересы совпадают, он вливается мою научную группу и остается там. Так что учебный процесс дает площадку, где можно найти хороших сотрудников для работы по гранту.
Так что с преподаванием у меня все в порядке. Главное, чтобы молодого ученого им не перегружали. Но у нас в университете с этим все очень строго, поэтому мне хватает времени и на преподавательскую деятельность, и на научную. Конечно, в основном все происходит по такой схеме: днем преподаем, а вечером занимаемся наукой. Ну что поделать! Как говорится, издержки профессии. Очень я люблю и что-то организовывать, поэтому для меня работы по проведению научных мероприятий со студентами, скорее, в радость, чем в тягость. Например, в этом годы мы организовывали международную студенческую научную конференцию «Менделеев - 2024», которая будет проходила у нас в институте химии (так теперь называется химический факультет СПбГУ) в сентябре. Помимо этого, я регулярно организую семинары по аналитической химии, которые проходят на базе СПбГУ, но их записи доступны онлайн по всей России. Это тоже требует усилий, временны́х и энергетических затрат, но я делаю это с энтузиазмом.
- Руководство грантами – непростой тип деятельности, где нужно совмещать научную работу и административную. Вам это легко удается?
- Сейчася руковожу одним грантом и еще в одном являюсь исполнителем. В рамках этих грантовых проектов мы разрабатываем способы определения тех или иных компонентов различных промышленных продуктов. К сожалению, оба проекта связаны с коммерческой тайной, поэтому распространяться о них я пока не могу. Скажу лишь, что работаю с пищевыми продуктами, и речь идет об определении в них примесей вредных веществ. Например, недавно мы решали задачу определения антибиотиков фторхинолонового ряда в молоке и в креветках. Казалось бы, откуда могут взяться фторхинолоны в креветках?! Ладно еще в молоке: понятно, что коровам могут при лечении или для профилактики давать антибиотики, и эти вещества далее могут попадать в молоко. Но откуда они берутся в креветках? На самом деле причина та же самая. В России сейчас довольно хорошо развито промышленное выращивание креветок, так сказать «в неволе». Производители могут добавлять в водоемы антибиотики для профилактики: чтобы предотвратить размножение бактерий или возбудителей болезней. Таким образом с водой антибиотики попадают в креветки.
Стоит отметить, что наше направление довольно новое – ведь и сама проблема тоже возникла недавно, с развитием аквакультуры. Практически у любого нововведения, даже при всем видимом благополучии и полезности, есть обратная сторона, некий негативный эффект – тогда в дело вступает наука, задача которой – с ним разобраться.
- Какие личностные качества, на Ваш взгляд, необходимы человеку, чтобы стать хорошим ученым?
- Наверное, самое главное – это любознательность. Чтобы что-то придумывать, изобретать, нужно быть любознательным, интересоваться тем, что происходит вокруг. Нужно изучать литературу по своей специальности, следить за тем, что публикуют твои коллеги, в том числе зарубежные. Прогресс никогда не стоит на месте, и нужно быть в тренде, чтобы участвовать в развитии передовых исследований, вносить свой вклад.
Еще одно необходимое качество – усидчивость. Не всегда (я бы даже сказала, далеко не всегда) наши исследовательские проблемы быстро разрешаются. Да, иногда может повезти. Студент пришел с дипломной работой – у него все получилось с первого раза, и ему кажется, что так будет всегда. Но следующая задача будет уже совершенно другой, может быть, более сложной, так что ее не получится решить с первого раза. И сразу – эти недоумевающие глаза: «Как же так? Что случилось?». Вот задача старшего коллеги как раз и состоит в том, чтобы объяснить: некоторые вещи могут не получаться, возможно, для разрешения проблемы нужно потратить больше времени на наблюдения, может быть, прочитать больше литературы или провести дополнительные консультации с научным руководителем. И ты должен решить, как отнестись к возникшему затруднению: либо это просто не твое и тебе на самом деле ближе теоретическое направление, либо задача требует больше усилий. Именно здесь на помощь молодому ученому приходит научный руководитель, который поможет принять правильное решение.
И, конечно, нужна целеустремленность. Для того чтобы достичь результата, надо поставить перед собой цель и двигаться к ней, доводить работу до конца.
- А Ваш характер профессия в чем-то изменила?
- Наверное, я стала, если можно так сказать, более строгой, поскольку поняла, что без дисциплины невозможно работать, особенно в коллективе. А вообще для меня очень важен человеческий фактор, атмосфера в коллективе. Поэтому, если возникают недопонимания или вижу, что студент теряет интерес к задаче, обязательно вывожу на разговор, в ходе которого все и решается. Важно разговаривать!
- К теме человеческого фактора и атмосферы в коллективе: приходилось ли Вам сталкиваться с мужским шовинизмом в академической среде?
- Этот вопрос мне часто задают, но я могу сказать, что никогда не чувствовала на себе никакой дискриминации по половому признаку. Для меня женщины и мужчины абсолютно равны в профессии, я не вижу никаких препятствий. Я считаю, что в науке, во всяком случае у нас, в Российской Федерации, такой проблемы нет.
- А не было ли у Вас ощущения, что Вам легче было бы заниматься наукой, легче добиться успеха, если бы Вы были мужчиной?
- Знаете, недавно я участвовала в Конгрессе молодых ученых, где меня пригласили в секцию под названием «Женщины в науке». Там мы как раз обсуждали статистику, согласно которой женщин со степенью кандидата наук примерно столько же, сколько и мужчин с аналогичной степенью. А вот женщин, защитивших докторскую диссертацию, уже гораздо меньше, чем мужчин - докторов наук. В чем причина? Наверное, зачастую именно в тот период, когда у мужчин есть время заниматься докторской диссертацией, женщина занята воспитанием детей. Такая проблема действительно есть, с этим ничего не сделать. Но я считаю, что женщина вполне может вернуться в профессию. Если ей это нужно, если она действительно этим горит и любит свое дело, то она возвращается и может защитить докторскую, хотя, возможно, и позднее, чем мужчина. Мне приходит на ум одна моя коллега из Курчатовского института, которая родила и уже через два месяца вышла на работу.
- Если бы Вам пришлось выступить перед старшеклассниками, выбирающими профессию, и Ваша задача была бы увлечь их работой в науке, что бы Вы им сказали?
- Насколько я знаю, сейчас в школах проводятся разные тесты, тренинги, которые помогают определить, к чему лежит душа. Когда я училась в старших классах, такого еще не было. А сейчас многие старшеклассники еще до окончания школы знают, чего хотят. Они идут в профильные классы, занимаются с репетиторами, ходят на курсы, связанные с конкретной специальностью, которой хотят посвятить жизнь. И это здорово. Но бывает так, что человек, думая о профессии, рисует себе в голове одну картинку, а, придя в вуз, обнаруживает нечто совершенно иное. Поэтому мой совет, скорее, для студентов. Я бы посоветовала им попробовать себя в разных сферах, не сужать круг своих интересов. Если мы говорим о химии, то не нужно с самого начала настраиваться на то, что будешь непременно заниматься одной определенной областью. Пока учишься, попробуй себя в разном, поработай на разных кафедрах. У нас в вузе это так и происходит: студенты пишут курсовые на разных кафедрах в процессе обучения. Пропустив через себя все это, ты будешь лучше понимать, совпадают ли твои ожидания с действительностью. Если это совпадение происходит, человек остается в профессии, довольный своим выбором.
- Есть мнение, что наука и «жизнь», то есть личная жизнь, досуг – несовместимы. Существует ли для Вас такая проблема?
- Когда у тебя нестабильный график и работа может настичь и днем, и ночью, бывает, конечно, довольно тяжело. Но со временем, с опытом, с возрастом начинаешь как-то подстраиваться, находить баланс между работой и личной жизнью. Пожалуй, найти этот баланс –самое важное, что нужно сделать. Может быть, пока ты еще совсем молодой, это может особо не волновать, но ближе к зрелому возрасту хочется все-таки не только быть успешным на работе, но и просто по жизни счастливым.
- А лично у Вас есть хобби?
- В детстве я искала себя и много чем пробовала заниматься. Один год занималась водным поло, затем танцами, а потом начала ходить на классический волейбол, и это увлечение стало занимать все свободное время. Я продолжила заниматься классическим волейболом и в университете, была в сборной химического факультета. Я и сейчас не забросила свое увлечение, но оно немного трансформировалось: теперь я занимаюсь пляжным волейболом.
Это очень увлекательный вид спорта, который отлично заряжает энергией. В Санкт-Петербурге очень не хватает солнышка, пляжного песочка. Так что когда приходишь на тренировку по пляжному волейболу, возникает ощущение, будто приехал в отпуск. Это и приятный способ поддерживать физическое здоровье, и повод для социализации, потому что люди приходят очень позитивные и настроенные на то, чтобы просто поиграть, размяться. В общем, нужно держать себя в тонусе, тогда больше сил будет заниматься наукой!
Наира Кочинян