Иммануил Кант. Путь к счастью

Триста лет назад родился философ, который вывел такую формулу человеческого счастья: «звездное небо надо мной и моральный закон во мне». Попробуем же разобраться в том, каким путем он к ней пришел…

В одной из своих книг Кант рассказал следующий анекдот. Плыл из Индии в Европу купец, попал в страшный шторм, и пришлось ему все товары, что он вез, выбросить за борт. Купец так расстроился, что его парик поседел. Этот парик – совершенно кантовская «вещь сама по себе»: живет собственной жизнью и делает что хочет. Впрочем, и Кант во многом - «вещь в себе», ведь постигают его философию уже два с лишним столетия и никак не могут до конца постичь.

Сын шорника

Его назвали Эмануил – «с нами Бог». Уже взрослым Кант изменил написание на «Иммануил», чтобы стало ближе к древнееврейскому, а значение своего имени философ ценил.

Кант появился на свет 22 апреля 1724 года в одном из окраинных кварталов Кенигсберга - Форштадте, населенном преимущественно ремесленниками. Город уже тогда был большим и являлся центром Восточной Пруссии, однако оставался довольно-таки провинциальным. И сохранял почти средневековый вид: узкие улицы, невысокие крытые черепицей дома, над тесной толпой которых возвышался собор, непроглядная вечерняя темнота – первое освещение в городе появилось, когда нашему герою исполнилось семь лет…

Иммануил был четвертым ребенком в семье, но к моменту его рождения в живых осталась только одна дочь. Позже увидели свет еще пятеро детей, из которых выжили трое. Об Иммануиле один из биографов писал: «Это был слабенький мальчик, с нежным, бессильным телосложением, с плоской, вдавленной грудью». Его здоровье весьма беспокоило родителей, а позже и его самого.

Отец семейства, Иоганн Георг Кант, был шорником, то есть мастером по изготовлению конской упряжи, а мать, Анна Регина, в девичестве Рейтер, дочерью шорника. В соответствующую гильдию записали и маленького сына.

Мастерская находилась в доме, и атмосфера детства была наполнена для Канта наблюдениями за трудом взрослых, каждого на своем поприще, трудом постоянным и неотменяемым, как исполнение долга. Жили небогато, потребности были скромными, как у всего ремесленного люда Пруссии. Ели в основном соленую свинину, рыбу и черный хлеб из муки грубого помола, в котором даже попадалась солома. Впрочем, по отзывам путешественников, посещавших в те годы Кенигсберг, был тот хлеб довольно вкусным.     

Анна Регина, хоть и происходила из простой семьи, была женщиной достаточно начитанной и любознательной и развивала в сыне интерес к миру. Гуляя с ним, рассказывала о строении неба, о природе, в том числе о полезных растениях, да обо всем вокруг. Впоследствии Кант говорил, что именно мать сыграла самую большую роль в его духовном становлении. И, сравнивая отношение к детям в одном графском семействе с тем, как растили его самого, сына ремесленника, подчеркивал, что никогда в родительском доме «не видел и не слышал ничего недостойного» и что его воспитание, «рассматриваемое с моральной стороны, не оставляло желать лучшего».

Родители его, люди глубоко верующие, исповедовали пиетизм – так называется религиозное течение в немецком протестантизме, особенно распространившееся среди ремесленников и представителей других небогатых слоев общества. Его приверженцы, в отличие от ортодоксальных протестантов, придерживались непосредственной и более личной веры, в которой большое значение имели собственный религиозный опыт, покаяние, благие дела. Пиетизм был религией чувства, повышенного эмоционального отношения, сердечного восприятия слова Божия.

Вместе с матерью Иммануил посещал молитвенные часы философа и пиетиста Франца Шульца, с которым семья подружилась. Он и посоветовал определить умного и способного мальчика в гимназию под названием Фридерицианум, где сам спустя год стал директором. Учебное заведение давало хорошее образование, но Канту претили царившие в школе строгость правил и наказания, хотя сам он им не подвергался. Его настораживало и вторжение педагогов во внутреннюю жизнь учеников, которые должны были вести «учет души», то есть записи о своем духовном настрое. Годы спустя он с «ужасом и отвращением» вспоминал проведенное в гимназии время, и не в последнюю очередь именно впечатления тех лет заставили его впоследствии отвергнуть пиетизм. Хотя живая, трепетная вера его родителей таковой для него и осталась.

…Когда Иммануилу было тринадцать лет, мать, ухаживавшая за больной подругой, слегла сама, и вскоре ее не стало. Наверное, с мальчиком тогда происходило то, о чем много позднее написал русский поэт Борис Пастернак в одном из своих стихотворений: «Как крылья, отрастали беды И отрывали от земли». Впоследствии он, тяжело переживавший потери, будет учиться, всю жизнь, над страданием взлетать, в том числе – в своей философии.

Студент, бильярдист, картежник

Несмотря на то, что учеба в гимназии оставила у Канта неприятный осадок, знания там давали хорошие. В 1740 году шестнадцатилетний Иммануил без труда поступил в университет. Он снял себе жилье и начал жить отдельно от семьи…

В Кенигсбергском университете тогда было четыре факультета: богословский (теологический), юридический, медицинский и философский. Первым в иерархии стоял богословский. Его преподаватели, студенты и выпускники пользовались особенным почетом и лучше зарабатывали. Философский факультет считался «низшим», существовавшим для того, чтобы подготовить студентов к учебе на одном из «высших» факультетов. И все-таки Кант выбрал философию, но при этом слушал самые разные лекции, в том числе по темам, которые, казалось бы, лежали вне сферы его непосредственных интересов.

Он быстро завоевал уважение у студентов. Помогал им в учебе, иногда получая за уроки плату, чаще всего – дорогими по тем временам продуктами: кофе и белым хлебом. В самом необходимом не нуждался, но если его одежду забирали в починку, не мог выйти по делам, так как другого платья не имел.  И тогда кто-либо из сокурсников приходил к Канту, отдавал ему свой костюм, тоже единственный, а сам оставался ждать приятеля. Впрочем, многие студенты жили скромно, недаром в университете было заведено так, что пообносившемуся товарищу одежду покупали вскладчину.

Несмотря на молодость, Иммануил не принимал участия в дерзких забавах сверстников. Одной из них был так называемый «парад туфель»: студенты собирались у церкви и громко обсуждали обувь выходивших со службы девушек. Кант фривольностей не любил и убеждал других ребят сторониться развлечений, подобных описанному. Университетская молодежь, особенно с младших курсов, к нему прислушивалась.

А вот в азартные игры, например в бильярд, он играл с удовольствием, причем на деньги. Друг Канта вспоминал, что они редко возвращались без выигрыша. В конце концов со столь неудобными партнерами никто больше не соглашался погонять шары, и друзья перешли на ломбер, в котором также преуспели. Позднее в одной из лекций Кант заметил по поводу игры в карты, что она «обучает нас, делает уравновешенными, учит держать чувства под контролем, а это влияет на нашу нравственность».

Российский подданный. Профессор метафизики

К концу учебы Канта верх в управлении богословским факультетом и во влиянии на весь университет одержали пиетисты. Они стремились подчинить строгим установкам все сферы жизни, противостоять греховным, в их понимании, мирским удовольствиям - поэзии, театру, танцам - и не допускать в преподавании новых веяний. А Кант был в своих суждениях совершенно независим, что, к примеру, продемонстрировал в книге по астрономии «Всеобщая естественная история и теория небес», публиковать которую пришлось анонимно. Становилось понятно, что карьеру в Кенигсберге ему не сделать.

Еще когда Кант был студентом, серьезно заболел его отец, и Иммануилу пришлось взять на себя заботу о младших сестрах и брате. Помогали старшая сестра и дядя, но основные тяготы легли на плечи двадцатилетнего парня, который к тому же продолжал учебу. Можно предположить, что в своей более поздней работе «Метафизика нравов» Кант обратился к собственному опыту, описав человека, который отказывается от развлечения «без колебаний, хотя и весьма неохотно, при мысли о том, что он в таком случае не выполнит какой-то служебный долг или не сможет позаботиться о больном отце».

В 1746 году Иоганн Георг скончался «от полного изнеможения». Иммануил должен был защищать магистерскую диссертацию, но был вынужден отложил защиту. Пришлось думать о постоянном заработке, чтобы иметь возможность прокормить не только себя, но и родных, и идти в домашние учителя. Продав дом и инструменты отца, уплатив семейные долги и устроив сестер и брата, он уехал из Кенигсберга.

Сначала Кант обучал сыновей реформатского пастора, затем перешел на службу к прусскому рыцарю, потом преподавал еще в одном семействе. Везде к нему относились хорошо, и дело свое он явно делал отлично. Но сам себя считал плохим домашним учителем, признавал, что эта профессия ему «всегда казалась самой скучной», а «одним из самых неприятных» его снов был тот, в котором он опять вел уроки.

Спустя девять лет после начала своего учительства он возвратился в альма-матер, защитив в 1755 году сразу две магистерских диссертации и став магистром философии и доцентом университета. Правда, как доцент постоянной зарплаты он не имел и получал деньги от студентов, вносивших плату за учебу.

В 1758 году, когда Кенигсберг в ходе Семилетней войны стал частью Российской империи, Кант вместе с другими университетскими преподавателями присягнул на верность императрице Елизавете Петровне. И начал читать лекции русским офицерам по пиротехнике, баллистике и фортификации: выбирать предметы внештатному преподавателю не приходилось. Быстро осваивать новые предметы ему помогало общее хорошее образование и общительность. Говорили, что он приглашал знатоков в данных областях в трактир, угощал и вел с ними беседы по их специальностям.  

За лекции слушатели-офицеры платили щедро. Кант поправил свое материальное положение, к тому же ему очень понравилась компания бравых военных и вообще русское дворянское общество, с представителями которого он не только общался на серьезные темы, но и отдыхал. Его захватил «водоворот светских развлечений», и о молодом философе даже сказали, что «истину он любит так же сильно, как и тон хорошего общества». Впоследствии Кант считал эти четыре года, прошедшие до возвращения Кенигсберга Пруссии новым российским императором Петром III, самым беззаботным временем своей жизни.      

Он продолжал быть доцентом, мечтая при этом стать ординарным профессором логики и метафизики, и упорно отказывался от других должностей, дававших твердое жалование. В тот период, когда Пруссия принадлежала русской короне, в университете как раз освободилось желаемое Кантом место, и он отправил императрице Елизавете Петровне просьбу назначить его. Но ничего не вышло, вряд ли императрица вообще прочитала письмо. Профессором он был назначен уже в 1770 году, и дважды, в 80-х годах, избирался ректором университета.

…В конце 1780-х - начале 1790-х годов молодой русский писатель и историк Николай Карамзин совершал поездку по Европе и удостоился чести побывать у Канта. Его портрет он нарисовал в своих «Письмах русского путешественника»: «Меня встретил маленький, худенький старичок, отменно белый и нежный».

«Домик у него маленький, – писал Карамзин, – и внутри приборов немного. Все просто, кроме… его метафизики». Последнее замечание верное, недаром Кант деликатно заметил своему гостю: «Я писал такое, что не может нравиться всем; немногие любят метафизические тонкости». Да, немногие любят, немногие понимают, но заинтригованы все. Испанский художник-сюрреалист Сальвадор Дали признавался: «Я восхищаюсь Кантом. Из него я не понял ровным счетом ничего. Человек, написавший такие важные и бесполезные книги, был не иначе как ангелом». Да, книги его не выглядят практическими пособиями, но, может быть, только на первый взгляд.

Ангел революции

Перемену, которую Кант совершил в философии, называют его словами из предисловия ко второму изданию «Критики чистого разума», главного кантовского труда: «коперниканский переворот». Но откуда взялось сравнение с астрономом Николаем Коперником? И почему переворот?

«Здесь повторяется то же, – писал Кант о своем учении, – что произошло с первоначальной мыслью Коперника: когда оказалось, что гипотеза о вращении всех звезд вокруг наблюдателя недостаточно хорошо объясняет движения небесных тел, он попытался установить, не достигнет ли большего успеха, если предположит, что движется наблюдатель, а звезды находятся в состоянии покоя. Подобную попытку можно предпринять в метафизике, когда речь идет о созерцании предметов. Если бы созерцания должны были согласовываться со свойствами предметов, то мне непонятно, каким образом можно было бы знать что-либо a priori об этих свойствах…».

Таким образом, Кант задал себе вопрос, обсуждавшийся весь период Нового времени и занимавший многих философов – Бенедикта Спинозу, Джона Локка и других: на чем должна строиться наука? Что лежит в основе нашего постижения мира? Согласно Канту, любой предмет изначально есть ноумен («вещь в себе», «вещь сама по себе»). Ноумен существует априорно, независимо от человеческого восприятия, он непознаваем чувственно или опытным путем и постигается лишь разумом. В нашем чувственном созерцании ноумен становится феноменом, представлением о вещи. «Мы a priori познаем в вещах только то, что сами в них вложили», – писал Кант, считая, что открываемые учеными законы природы находятся не в ней самой, но в человеческом рассудке. Философ перевернул представление о познании действительности, идя не от объективной реальности, а от нашего понимания ее.

Человеку у Канта многое дано: он, несмотря на предопределенность всего, обладает свободой выбора и потому – ответственностью. Пример тому – «категорический императив», основное понятие кантовской этики. Впервые философ сформулировал его во время работы над «Критикой чистого разума» – в трактате «Основы метафизики нравственности» (1785) – и развил в «Критике практического разума» (1788), второй из своих наиболее важных книг. Он вывел такое правило (максиму): «Поступай только согласно такой максиме, относительно которой ты в то же время можешь желать, чтобы она стала всеобщим законом». То есть каждый твой поступок должен быть образцом для других. Кант дал и другую формулировку своего закона: «Поступай так, чтобы ты никогда не относился к человечеству, как в твоем лице, так и в лице всякого другого, только как к средству, но всегда в то же время и как к цели». Для Канта человек имеет высшую ценность и сам является целью любого поступка.

Его этику называют этикой долга, поскольку в центре ее – категорический императив, всеобщий моральный закон.

«Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, – писал Кант в «Критике практического разума», – это звездное небо надо мной и моральный закон во мне. И то и другое мне нет надобности искать и только предполагать как нечто окутанное мраком или лежащее за пределами моего кругозора; я вижу их перед собой и непосредственно связываю их с сознанием своего существования».

«Звездное небо» – это высшие силы. Если в Средние века мораль выводили из существования Бога, поскольку Он дал людям заповеди, законы, правила поведения, то у Канта как ученого Нового времени, который делает ставку на человека, все наоборот: раз есть мораль, должен быть Бог. Бытие Божие у него проистекает из морального закона внутри человека. Но хотя Кант считал, что каждый должен поступать в соответствии с чувством долга, не думая о выгоде, пользе, удовольствии, он был убежден, что требовать только такого поведения утопично и несправедливо. В «Критике способности суждения», третьем из его основных трактатов, Кант размышляет о том, что моральность не всегда влечет за собой счастье, и если человек не получает награды за свои поступки на земле, это должно происходить в ином мире. И, значит, существует всесильный Бог как гарант воздаяния каждому по заслугам, как гарант морали.

Религиозный догматизм ему претил, религия, полагал Кант, не может предписывать нормы должного поведения: придерживаться их – обязанность самого человека. Вера мыслилась Кантом как моральная необходимость. Идею моральной веры он связывал с созданием этического государства, где все люди братья, а законодателем является Бог. Речь идет о таком обществе, в котором нравственность будет возведена в закон, а каждый станет поступать сообразно тому, чтобы сделать счастливым себя и других. Конечно, Кант сознавал, что желаемое им государство – идеальное, но он верил в развитие цивилизации. По его убеждению, этому способствуют искусство, которое формирует широту мышления; наука, обучающая мыслить последовательно; и философия, воспитывающая в человеке критичность. Без самостоятельного мышления, утверждал Кант, нет морального образа мысли и, следовательно, морального поведения. На лекциях он говорил своим слушателям: «Вы научитесь у меня не философии, а философствованию, не повторению мыслей, а мышлению». А девизом его были слова Лукреция: «Sapere aude!» – «Имей мужество мыслить». А где мужество мыслить, там и свобода, и ответственность.

«Свобода размахивать руками заканчивается у кончика носа другого человека», – заметил Кант. Для него данное понятие заключалось не в том, чтобы отпустить вожжи. В лекциях по антропологии Кант говорил, что к сорока годам человек должен сформировать характер на разумных принципах, сдерживающих природные порывы и склонности. Свобода заключалась для него в самоограничении, в способности самому стоять у руля собственной жизни и так вести ее, чтобы ничто привходящее – ни люди, ни обстоятельства – не потопило корабль.

Кант так и выстроил свою жизнь.

Человек распорядка, юморист и модник

В пять часов утра слуга, отставной солдат, будил хозяина. Тот в ночной одежде шел в кабинет, выпивал слабо заваренный зеленый чай или чашку кофе и закуривал трубку. На улице только рассветало, когда Кант принимался работать над своими сочинениями или готовился к лекциям. Затем, переодевшись, к семи шел в лекционный зал к слушателям, а спустя два часа возвращался и опять садился работать. Потом отправлялся обедать, чаще в трактир или ресторан, и это был его единственный полноценный прием пищи за день.

Стол уставляли блюдами, приготовленными для целой компании, в которую Кант приглашал не только университетских коллег, но и простых горожан. В количестве сотрапезников он обычно придерживался старого, бытовавшего еще на пирах в античные времена, правила: их должно быть больше числа харит, или граций, то есть трех, но меньше числа муз – девяти. Обедал Кант плотно, предпочитая простые блюда, например, хорошо прожаренное мясо, которое запивал вином. Пива, столь любимого в немецких землях, не жаловал. Ел любимой ложкой, которую хранил вместе с деньгами.

Основательно подкрепившись, Кант выходил на прогулку и часто шел к своему другу - английскому торговцу, холостяку и отшельнику Джозефу Грину. С Грином Кант обсуждал свою «Критику чистого разума», работая над ней. У него же когда-то перенял идею поступать «согласно строжайшим правилам, или максимам». До семи вечера по будням, а в выходные до девяти часов друзья вели разговоры. После чего Кант возвращался домой, работал и читал. В десять он ложился спать.

Правду говоря, свидетельства о дневном распорядке Канта несколько разнятся, но, видимо, в разные периоды режим философа менялся. Главное, что установленному им самим расписанию занятий Кант следовал неукоснительно. Это в молодые годы мог, играя в карты, засидеться за полночь, а в зрелые – ни-ни. К привычкам относился как к вещи сакральной, то же касалось и места жительства: кроме как в молодости, когда был домашним учителем в состоятельных семьях, он из города не выезжал. Всегда отличался аккуратностью: однажды на лекции даже забыл, о чем рассказывал, увидев, что у одного из слушателей оторвана пуговица.

Упорядоченность жизни давала возможность сохранять здоровье. Оно у Канта от природы было слабым, что усиливало его боязнь заболеть. «У меня имелась наклонность к ипохондрии, – признавался он, – граничащая с пресыщением жизнью». Понимая, откуда исходят его страхи, написал в 1764 году работу «Опыт о болезнях головы». Практика сохранения телесного и душевного здоровья у Канта была интересной. Телесную бодрость он поддерживал, следуя нескольким неукоснительным правилам. Держал в холоде голову, ноги и грудь, его комната никогда не отапливалась, спал он мало, говоря, что «постель – гнездо заболеваний», двигался как можно больше, совершая прогулки, ел раз в день, соблюдал режим. Просил кенигсбергскую полицию присылать ему статистику смертности в городе, которую внимательно изучал и делал для себя выводы.

Свое психическое состояние Кант также привел в порядок и в зрелые годы пребывал в спокойном расположении духа. И в результате труда над собой он выработал то, что называл «абсолютное единство внутреннего принципа образа жизни» – характер. А с характером, считал Кант, не рождаются – его творят, и хороший характер есть нравственное достижение.

Достигнутое равновесие позволяло ему максимум энергии отдавать своему призванию – мыслительной деятельности, которая составляла его главное удовольствие. Прожить столько, сколько удалось Канту, он смог во многом благодаря собственным усилиям. Еще и денег накопил, делая с помощью друга удачные вложения: до шестидесяти лет жил по большей части скромно, но, поставив себе цель разбогатеть, достиг ее и мог не отвлекаться от своих основных занятий.

Жил он один, родным помогал, но близости к ним не чувствовал. Дважды хотел жениться, однако не сложилось. «Когда мне могла понадобиться женщина, – говорил Кант, – я не был в состоянии ее прокормить, а когда я был в состоянии ее прокормить, она уже не могла мне понадобиться». Но женскую красоту всегда ценил. Вспоминали, как в преклонные годы Кант, обедая у одного купца, предложил сесть рядом с ним прелестной юной особе из купеческого семейства и любовался на нее, сказав, что получает настоящее эстетическое удовольствие. В женщине он уважал еще и трудолюбие, особенно выделяя это качество в своих соотечественницах.

Он любил шутки, перемежал ими свои лекции, причем делая это с серьезным выражением лица, а слушатели покатывались со смеху. Играл в бильярд, ломбер и покер. Предпочитал модно одеваться: в то время как пиетисты в университете ходили в черном или, редко, в сером, Кант носил сюртуки с золотой оторочкой и церемониальную шляпу. Его даже прозвали «элегантным магистром». А он как-то заметил студентам, что «лучше быть дураком модным, чем дураком не модным».

Старик

Свою последнюю лекцию Кант прочитал в июне 1796 года, хотя еще некоторое время продолжал числиться в штате университета. Дело в том, что в поздние годы у него, в добавление к другим появившимся с возрастом недугам, стала ухудшаться память. Он носил с собой записные книжки, но постоянно их терял. Человек, привыкший к активной мыслительной работе, постепенно утрачивал эту способность и все чаще говорил, что не знает, зачем ему жить, если он не может приносить пользу. Кант начал избегать общения с людьми. Когда он стал совсем слаб, за ним ухаживали его младшая сестра Катарина Барбара и друг и биограф Эреготт Васянский.

Кант с нетерпением ждал своего восьмидесятилетия, которое предстояло в апреле. Как-то зимой Васянский сказал ему: «В этот день все ваши друзья вновь соберутся вокруг вас и выпьют за ваше здоровье бокал шампанского». «Это должно произойти сегодня же», – неожиданно ответил Кант. В тот вечер он пил за здоровье друзей, и был «довольно весел».

Иммануил Кант умер на 80-м году жизни, 12 февраля 1804 года. Последним его словом было «Gut» – «Хорошо».

Ирина Кравченко

Изображение на обложке: AI-generated by A.Romantsova