Холодный пазл. Время укреплять жизнестойкость арктических городов

Понятие «жизнестойкость городов» ново даже для ученых. В русском языке термин еще не прижился, подчас вместо него произносят более «выпуклый» — «шокоустойчивость». Термин подразумевает способность поселения к выживанию в кризисных обстоятельствах, например, при резкой перемене природных или экономических условий. Где это часто происходит? В Арктике. По миру в ней насчитывается до сотни городов, где обитают почти 2/3 всех проживающих в Арктике людей. В России, по статистике 2017 года, — вообще почти 9/10. Изучать и оценивать жизнестойкость арктических городов необходимо уже потому, что кризисы там — обыденность. Здесь узок спектр экономически эффективных видов деятельности, высока доля ресурсодобывающих отраслей, зашкаливают амплитуды погодных причуд, рутинны транспортная изоляция и зависимость от доставки любых грузов. Вот почему группа ученых под руководством ведущего научного сотрудника МГУ им. М.В.Ломоносова Надежды Замятиной (на снимке) (с кафедры социально-экономической географии зарубежных стран, где исторически «уместилась» Арктика) для изучения арктических городов поставила на вооружение концепцию жизнестойкости. В отечественной науке это впервые, и, видимо, поэтому подход ученых высоко оценил Российский фонд фундаментальных исследований, поддержав предложенный ими проект (№18-05-60088).

— Учет вероятности кризиса — важное отличие от распиаренной концепции устойчивого развития, — рассказывает Надежда Юрьевна. — Например, минимизация изъятия ресурсов окружающей среды и, как следствие, отсутствие дополнительных запасов у населения служат целям устойчивого развития, но губительно скажутся для горожан в кризисных условиях. Концепция жизнестойкости входит в противоречие не только с концепцией устойчивого развития, но и парадоксальным образом с большинством концепций экономического роста. Иной раз снижение численности населения города может рассматриваться как фактор повышения его жизнестойкости (например, за счет понижения безработицы), подобно тому, как в экологических системах порою выживание системы в кризис достигается за счет снижения численности популяции формирующих ее биологически организмов. Но ведь не всякое сокращение населения благоприятно. Концепция жизнестойкости учит многостороннему анализу городов как в отношении их развития, так и в отношении взаимодействия социоэкономических систем с окружающей природой.

— Какова цель исследования, Надежда Юрьевна?
— Выработка фундаментальных подходов к оценке устойчивости развития городов в условиях Арктики. До сих пор в России нет позиции по оптимальной структуре каркаса освоения Российской Арктики, роли в нем отдельных городов и опорных зон, их функционального взаимодействия. Мы предлагаем новые принципы и методику исследования устойчивости развития арктических городов, отличающиеся как от традиции такого исследования городов основной зоны расселения, так и от приемов изучения устойчивости развития арктических сообществ, применяемых за рубежом. Они в отличие от наших построены на материале малых (негородских) населенных пунктов.

Конфигурация городских систем, обеспечивающих жизнестойкость, очень индивидуальна, и в кризисных ситуациях производственные и даже социальные объекты могут брать на себя функции, например, обеспечения городов теплом, а рыболовство — сохранения продовольственной безопасности и благосостояния жителей. В подсистеме экономической специализации жизнестойкость обеспечивается вовлеченностью горожан в территориальное разделение труда, а также способностью местной производственной системы к инновационному поиску. В сфере жизнеобеспечения важны и собственные запасы, например, бензина, солярки, и возможность подвоза их извне, что реально только при наличии внешнего транспортного сообщения. В разных ситуациях может лучше сработать одно или другое или и то, и другое. Жизнестойкость определяется, скорее, разнообразием вариантов, нежели единым рецептом, — продолжает Надежда Замятина. — Исследования показывают, что ассоциация с территорией не способствует жизнестойкости города. Родившиеся и выросшие здесь люди — укорененные, более склонны к отъезду, чем новоприбывшие, сознательно выбравшие конкретное место для своей жизни. В трудной ситуации они, скорее, будут активно противодействовать кризису, чем тут же мигрировать. В то же время высокая доля недавних мигрантов обуславливает легкость оттока их в кризисное время, что парадоксально повышает жизнестойкость города. То есть в разных ситуациях высокий уровень жизнестойкости может быть обеспечен за счет прямо противоположных стратегий. Это существенно осложняет возможности моделирования жизнестойкости по большому массиву городов. Ведь местные условия в Арктике от города к городу разнятся, как правило, сильнее, чем в основной зоне расселения. Причем впервые команда проекта провела оценку урбанизации разных регионов мировой Арктики по единым критериям.

— Вы нашли что-то особенное в России?
— Ну, да. Ее спецификой является повышенная доля городов, основная специализация которых — обслуживание месторождений полезных ископаемых. Но при изучении экономического кризиса 1990-х годов мы пришли к выводу, что наиболее значимым фактором жизнестойкости городов Российской Арктики в тот период оказался экономический (и отчасти социокультурный). Города, расположенные в относительно благоприятных природно-экологических условиях, вне зоны вечной мерзлоты, пережили даже радикальное сокращение численности населения. Так, Мурманск потерял почти четверть своих горожан. Удачно преодолели кризис 1990-х годов и города — базы обслуживания месторождений углеводородов. Однако очевидно, что их специализация не прибавит жизнестойкости в случае кризиса на рынке углеводородов.

— А в мире иначе?
— В мировой Арктике преобладают многофункциональные университетские города — административные и деловые центры. Далее — и снова впервые в мировой практике (!) — мы детально типологизировали арктические поселения, где обитают более 500 человек. Это старинные города и поселки, чей возраст не один век. И их жизнестойкость обеспечивается их уникальностью. Или, лучше сказать, безальтернативностью. В пределах обширных, но малонаселенных территорий они — единственное место, где человеку предоставлены медпомощь, госуслуги, транспорт и связь с миром. Такие поселения сформировались в основном в весьма суровом климате северо-востока России. В более мягком климате все эти блага присущи крупным поселениям.

— Можете хотя бы коротко привести результаты исследований по конкретным городам?
— Конечно. Возьмем Воркуту и Салехард. Они выросли по разным сторонам Уральского хребта. Воркута географически живет в Европе, на севере Республики Коми, Салехард — в Азии, в Ямало-Ненецком автономном округе. Между ними по прямой — 140 км, по железной дороге — почти 300. Однако эти километры поезд, ходящий раз в сутки между этими городами, преодолевает за 10 с лишним часов. Это единственный вид общественного транспорта на данном участке. Сложно найти в Российской Арктике пару других городов, столь не похожих друг на друга.

— Не знаю, почему, но мне в голову пришла мелодия песенки Мари Лафоре «Манчестер и Ливерпуль».
— Хорошее сравнение, но еще лучше Манчестер и Бирмингем, как пишет в своей книге «Экономика городов» урбанистка Джейн Джекобс. На примере этой пары городов она иллюстрирует противоречия единовременной эффективности и долгосрочной устойчивости. Монопрофильные города какой-то период своего существования очень эффективны, но в долгосрочной перспективе неустойчивы. Города с более сложной экономикой имеют множество не совсем эффективных видов деятельности, но именно из них порой вырастают новые отрасли специализации. В какой-то мере пара Воркута — Салехард подходит для этого сравнения. В основе будущего Воркуты — готовность увидеть в ней не просто угольный монопрофильный узел, но и центр городских услуг для окружающей территории. Де-факто оба выполняют функции центров цивилизации для обширных территорий. Однако Салехард является формальным административным центром при слабом развитии промышленности, а Воркута, напротив, рожденная нуждами промышленности, уже явочным порядком обросла функциями центрального места. Начав с угля, Воркута сумела задействовать «эффект Джека Лондона», решая помимо добывающих задач потребности людей в социальных, культурных, образовательных услугах. В Воркуте по мере надобности возникли пищевая промышленность, швейная фабрика и даже крупный научный центр по освоению Заполярья. Там шел интенсивный процесс накопления и систематизации специфического местного знания в сфере северного строительства и архитектуры, мерзлотоведения, экологии.

Салехард жил наоборот: веками был базой экономического развития Нижней Оби, ее торговым, культурным центром, формируя купеческие династии. Периодически Салехард переживал всплески роста экспортных отраслей, например, рыбодобычи. В послевоенные годы он одно время был центром строительства печально известной «мертвой дороги» Надым — Салехард. Однако мощная добыча нефти и газа в восточных районах Арктики «опрокинула» его экономические амбиции: из экономического центра округа он скукожился до чиновного города, утратив многие функции. Рассказывать я могу долго, — вдруг снижает темп беседы Замятина, — но профессионалам лучше познакомиться с монографией по результатам исследований, что скоро выйдет в свет, а также с базой данных по арктическим городам России и интерактивным атласом по ним, представленным в Интернете. Ясно, что среди относительно небольшой группы арктических городов России (около 30 с численностью более 5 тысяч человек) нет идеально жизнестойких. Но это только подчеркивает вывод: для Арктики нет типовых решений. Ее специфика в том, что жизнестойкость каждого конкретного города определяется уникальной конфигурацией его многокомпонентной муниципальной системы, включающей особенности специализации, структуры населения и ценностей проживающего сообщества, стиля управления. Наиболее полный набор факторов, обеспечивающих жизнестойкость, сегодня наблюдается в Мурманске и Архангельске.

— Довольно старые развитые города.
— Наиболее диверсифицированные города. А еще в Кировске, Апатитах, Нарьян-Маре, Салехарде. Сложная ситуация в Дудинке и Норильске (в первую очередь в силу крайне суровых природных условий, а также узкой экономической специализации), в городах Полярные Зори, Ревда, Онега, Билибино. Север — зачастую враждебная человеку территория, но это и вызов для романтиков и первооткрывателей, и кладовая ископаемых богатств, и земля ссылки — место отбывания наказания, место изгнания. Север — это и ад, и рай одновременно. Холодный пазл разных факторов. Уровень жизнестойкости региона прочно связан с отношением к нему населения, его готовности улучшать и облик городов, и их благосостояние. В свою очередь равнодушие к городу (а тем более ненависть) ощутимо бьет по жизнестойкости городов Арктической зоны РФ, ослабляет связь людей с поселением, ухудшая его социальный климат, что приводит город к запустению и разрухе.

— Сколько человек в вашей рабочей группе?
— 12 человек единовременно, всего же участвовали 16 коллег из разных городов, в том числе из Мурманска, Тюмени и Салехарда. В Москве это коллеги из МГУ и Высшей школы экономики.

— Есть ли заинтересованность в ваших исследованиях в ФОИВах, у федеральных и региональных властей?
— Федеральные и региональные власти, к сожалению, редко обращаются к результатам научных исследований. Однако наша команда уже приняла участие в большой работе по обоснованию критериев и перечня опорных населенных пунктов Российской Арктики, проведенного по инициативе Аналитического центра при Государственной комиссии по Арктике. Результаты представлены на официальном инвестиционном портале Арктической зоны РФ.

— Как работается с РФФИ?
— Работалось довольно комфортно, особенно с арктическим грантом, для которого была предусмотрена упрощенная система отчетности. Это крайне пригодилось в ковидный год, когда пришлось отказаться от ряда экспедиций. Вообще РФФИ — один из наиболее удобных для работы фондов — с прозрачными, понятными требованиями. А благодаря арктическому гранту мы смогли существенно продвинуться в понимании механизмов развития арктических городов, это очень важно.

— Будете ли подавать заявки на новые гранты, чтобы продолжать исследования?
— Конечно, специфические закономерности развития арктических и северных городов — магистральная линия работы для меня лично и для большинства партнеров по гранту. И мы были бы буквально счастливы, если наши исследования оказались бы полезны, были бы воплощены в реальные нормы государственной политики в Арктике. Уже ясно, что ставку надо делать на так называемые освоенческие услуги, развивать в городах нашей Арктики сервисы, позволяющие разумно использовать природные ресурсы территории. Это геологоразведочная деятельность, другие научные исследования, связанные с информационным и инновационным обеспечением обитания и ведения хозяйства в условиях Севера. Целесообразно выделить территорию Арктической зоны РФ и отдельно районы с ограниченными сроками завоза грузов в категорию районов с особыми условиями реализации государственных и муниципальных услуг, а также развития бизнеса со всеми вытекающими отсюда юридическими и прочими последствиями. Безусловным приоритетом должны пользоваться меры по предотвращению ущерба окружающей среде, а также повреждений зданий и сооружений, связанных с протаиванием вечномерзлых грунтов. Примерно половина городского населения мировой Арктики проживает в университетских городах, обладающих собственными вузами, научными учреждениями. Важны там именно учебные заведения для подготовки кадров для работы и жизни в Арктике. Обучение внутри Арктики с большей вероятностью завершится трудоустройством в пределах Арктической зоны РФ, вот почему главной стратегией арктических городов должно стать развитие в них организаций научно-исследовательского профиля, а также профессионального образования.

Подготовил  Андрей Субботин

Нет комментариев