Заведующий лабораторией Института медико-биологических проблем РАН полковник медицинской службы в отставке Олег РЮМИН честно признался: тот день — 12 апреля 1961 года, когда в космос полетел Юрий Гагарин, — он не помнит. Тогда он ходил в первый класс школы на Каменном острове в Ленинграде и праздничного настроения никак не ощутил. Но уже через год на всю жизнь сохранил ошеломляющее впечатление от полета «космических братьев» Андриана Николаева и Павла Поповича. И представить не мог, что лет эдак через 20 очень хорошо узнает обоих. А.Николаев станет научным руководителем лейтенанта медицинской службы в Центре подготовки космонавтов им. Ю.А.Гагарина (ЦПК) в Звездном городке, а П.Попович будет платить ему, секретарю партийного бюро отдела, членские взносы.
— Олег Олегович, как случилось, что вы «вышли» на космическую орбиту?
— Я и не думал об этом, выбирая после школы профессию. Да и заканчивая Военно-медицинскую академию им. С.М.Кирова, хотел стать военным хирургом и уже участвовал более чем в 100 операциях. Однако при распределении, к полной моей неожиданности, начальник нашего авиационного факультета фактически настоял, чтобы меня направили для прохождения службы в ЦПК в качестве помощника ведущего врача. И сегодня, оглядываясь назад, считаю, что мне необыкновенно повезло. Без малого 50 лет я связан с космосом: сначала в ЦПК, а сейчас в ИМБП, где заведую лабораторией психофизиологического обеспечения полетов и экстремальной деятельности.
— В 1976 году вы пришли на работу в ЦПК. Какие научные вопросы были тогда наиболее актуальными?
— Я включился в изучение деятельности экипажей по решению прикладных и народно-хозяйственных задач. Это были визуально-инструментальные наблюдения за образованиями на поверхности Земли. Исследования касались не только оценки зрения космонавтов — практически у всех оно было стопроцентным. Речь шла о формировании у них в процессе подготовки так называемого визуального мышления: умения видеть детали, оперативно их анализировать и делать необходимые выводы. И все это за короткое время, пока наблюдаемый объект находится в поле зрения наблюдателя на борту космического корабля. Мы сделали визуальный колориметр, и космонавты по цвету оценивали сельскохозяйственные и лесные угодья, определяли наличие планктона в Мировом океане (в те годы СССР обладал одним из самых крупных в мире рыболовецким флотом). Параллельно разрабатывали методики отбора наиболее способных к таким наблюдениям космонавтов и систему их подготовки. Решалась серьезная научная проблема.
— Расскажите, как шел отбор космонавтов?
— Спустя годы после прихода в ЦПК я возглавил лабораторию, занимавшуюся важным кадровым вопросом, психологическим отбором космонавтов. В то время претендентов набирали в основном из военных летчиков и гражданских специалистов авиакосмического профиля. (Это правило действует и сегодня.) Открытый набор в космонавты выпускников непрофильных вузов, как показал опыт, не имел смысла, поскольку требовал больших затрат и усилий специалистов ЦПК. Надо ли объяснять, почему отбор космонавтов столь тщательный? Вдумайтесь, на орбите от агрессивной среды космического вакуума экипаж отделяет стенка станции толщиной, сколько бы вы думали, всего около трех миллиметров! Факт, согласитесь, впечатляющий. Опасность постоянно сопровождает экипаж, который реально находится в состоянии стресса. В таких условиях космонавт должен быть постоянно готов адекватно реагировать на любую нештатную и аварийную ситуацию. Кстати, сейчас на МКС работают ребята, которых я когда-то отбирал, — Денис Матвеев и Сергей Корсаков.
Главное требование, предъявляемое к кандидатам, — это мотивация для овладения профессией космонавта. И первое проверочное задание — написать мотивационное эссе (размер значения не имеет, оно может состоять даже из одной фразы). Затем претендент проходит собеседование с психологом. Нам важно понять, что человеком движет: только ли романтическое желание слетать в космос или нечто другое, более серьезное, дело, которому он готов посвятить всю свою жизнь. Замечу, что фактически космонавты проходят отбор на протяжении всего времени работы и в любой момент могут быть отчислены по разным причинам (медицинским, психологическим и т. д.), несмотря на заслуги и опыт.
— И все-таки как вы определяете мотивацию?
— Мотивация, точнее ее устойчивость, оценивается постоянно в процессе различных испытаний. Одно из самых трудных, когда кандидат без сна выполняет задания более 60 часов. В реальном полете ничего подобного может и не случиться, но нам необходимо заранее оценить готовность космонавта собрать волю в кулак, проявить упорство и мужество. (При желании кандидат в любой момент может прекратить испытание.) Отмечу, что все это время психологи, сменяя друг друга, постоянно находятся перед монитором, отслеживая действия кандидатов, вслушиваясь в производимые ими звуки. На мой памяти проверку не прошли лишь два человека (у них развились галлюцинаторные реакции). Многолетний опыт доказывает, что наша система отбора достаточно эффективна.
— А как кандидат может убедить вас в своей готовности?
— Есть стандартные методы оценки психической устойчивости и помимо этого испытания. Например, способность переключать внимание — одно из важнейших требований к претендентам. Если они концентрируются лишь на одной операции и не способны сразу же взяться за другую, в отряде им не место. Почему это так важно? Экипаж станции — всего два (реже три) человека, и они должны быть готовы выполнить обширную и разностороннюю программу работ, включая нештатные ситуации. А еще претендент должен убедить нас, что у него отличная память. Всего на несколько секунд ему показывают 10 самых разных абстрактных фигур или цифр. И он должен их воспроизвести, даже если более 60 часов находится без сна, — еще один показатель устойчивости психики. И подобных проверок кандидатов ждет немало.
Психологи отслеживают все этапы их подготовки: как они ведут себя во время работы на тренажерах, в глухом лесу или пустыне при вынужденной посадке, как выполняют задания по специальной парашютной программе. Все данные о закалке кандидата заносятся в итоговое заключение — его психологический портрет.
— Но в космос полетят далеко не все члены отряда, что ожидает их?
— Да, в прошлом бывали случаи, когда им просто не везло: закрывали, например, программу, в которой они должны были участвовать. Тогда руководство старалось устроить их на работу в ЦПК, ЦУП, другие организации. Сегодня отбор в космонавты производится по мере надобности, исходя из количества планируемых экспедиций, или на конкретную программу, скажем, лунную.
— В середине 90-х годов в Хьюстоне вы были врачом во время полетов наших космонавтов в составе экипажей шаттлов, наблюдали за работой американских астронавтов. Были ли отличия в методах подготовки у нас и у них?
— В те годы разница была значительная. Их система подготовки предусматривала полеты продолжительностью лишь до 14 суток на кораблях Space Shuttle. На борту у них бывало и более четырех человек, а у нас, как уже говорилось, даже во время длительного пребывания на орбите — чаще всего вдвое меньше. Поэтому мы готовили умельцев, мастеров на все руки, а они — узких специалистов. И задачи полетов, и методики подготовки экипажа отличались. Американские психологи занимались исключительно отбором кандидатов по соответствующим тестам и осуществляли психологическую поддержку экипажа во время полета. Могли, скажем, принести в ЦУП любимого кота одного из членов экипажа, чтобы они посмотрели друг на друга. Это снижало напряжение и поднимало настроение. Наши психологи участвуют во всех процессах подготовки космонавтов. Но американцы — хорошие ученики: они отметили преимущества наших методов психологического сопровождения и впоследствии фактически их скопировали. Да так, что сейчас их психологическая служба в разы больше, чем у нас.
— Коммерческие рейсы в космос не подрывают авторитет многолетней системы подготовки экипажей?
— Нет, конечно. Ведь задачи полетов совершенно разные. Одно дело — ознакомительные: человек захотел полететь в космос, чтобы всю Землю разом увидеть, испытать состояние невесомости. Критерий отбора для такой прогулки простой: выдержит человек тяжести подготовки и самого полета или ему лучше не рисковать своим здоровьем. А на космонавтов — членов подобных смешанных экипажей — ложится дополнительная нагрузка. Они обязаны страховать туристов, следить, чтобы те не нарушили правила безопасного поведения на борту. Это дополнительное напряжение и ответственность. И совсем другое дело — полеты профессионалов для работы и выполнения научных экспериментов.
— Последние санкции осложнили жизнь специалистам ИМБП?
— Мы пребываем в режиме ожидания очередных заморочек, которые нам подбросят западные политики. Но сами при обсуждении политических вопросов придерживаемся известного правила трех «о»: опиши для себя поведение человека, с которым приходится контактировать, но сразу выводов не делай, а постарайся объяснить себе его поведение и подумай, как следует его оценить. Эта формула «описание — объяснение – оценка» — ключевой элемент и при международной коммуникации космических экипажей. Придерживаясь этого краеугольного правила, мы поддерживаем с американцами контакты, но обсуждаем только научные темы.
— И в заключении. При подготовке космонавтов придаете ли вы значение юмору?
— Об этом следовало сказать, когда я рассказывал о важнейших для нас характеристиках кандидатов. У психологов есть категорическое мнение: человек без чувства юмора к полетам не годен. Ведь юмор — нормальная, даже необходимая реакция человека на самые разные жизненные ситуации, в которых оказываются космонавты. Попробуй обойтись без него вовремя, скажем, вынужденной посадки в сибирской тайге или среднеазиатской пустыне… Юмор — своего рода спасательный круг. Он помогает погасить назревающий конфликт в экипаже, сделав его предметом шутки. Нет, без юмора нам никуда.
Юрий ДРИЗЕ
Фото Олега Волошина (ИМБП)
Нет комментариев