Сегодня редкая новостная программа обходится без сообщений о чрезвычайных ситуациях. Природа и человек становятся причиной аварий, техногенных катастроф, пожаров, наводнений, землетрясений. В то время как журналисты торопятся снять зрелищный сюжет, медики прикладывают все возможные усилия для спасения пострадавших. Работать приходится в экстремальных условиях — проводить операции, бороться за жизнь людей. Как зарождалась эта удивительная наука — медицина катастроф, сегодня нам рассказывает один из ее основателей, врач-хирург высшей категории, специалист по организации здравоохранения и общественного здоровья, профессор Владислав ТЕРЯЕВ.
— Владислав Георгиевич, в эти дни вы отмечаете прекрасный юбилей — 85-летие. Поздравляем! Более 60 из прожитых лет вы отдали оперативной хирургии, то есть неотложной помощи больным, пострадавшим и раненым, да еще почти всегда это было связано с работой в чрезвычайных ситуациях. За сухой статистикой — здоровье и жизни людей…
— Да, мне довелось многократно выезжать на экстренные консультации и участвовать в спасательных операциях не только в нашей стране, но и в Сирии, Египте, Ливане, Израиле, Греции, Иране, Ираке. Вспоминаю, как в 1973 году участвовал в перевозке из Афин в Москву палестинцев, пострадавших в арабо-израильском противостоянии. Раненые вначале доставлялись из Бейрута в Грецию. Однако число пострадавших катастрофически росло, и греческое правительство обратилось за помощью к нашей стране: попросило перевезти для лечения часть раненых в Москву. Прибыв в Афины вместе с другими советскими врачами, мы увидели, что на взлетно-посадочной полосе нас уже ждут три машины скорой помощи и множество каталок с ранеными. Всего около 70 человек. Нам предстояло забрать на борт их всех. Но ни у одного из пострадавших не было никаких медицинских карт — лишь фамилия, диагноз и все! Еще большее удивление вызвало то, что греческие специалисты не обеспечили своих пациентов медикаментами на время полета, о чем мы вначале договорились. Я созвонился с советским посольством в Афинах, объяснил ситуацию. После пятиминутной паузы поступило указание — срочно переносить раненых на борт и взлетать.
Наскоро распределив пострадавших по местам, мы меньше чем за час взлетели. Почти сразу раненые стали просить обезболивающее и питье. Среди палестинцев только несколько человек знали французский. Члены нашей бригады сносно владели английским, немного немецким. Как тут понять друг друга? И все-таки — удивительное свойство человеческой памяти — в стрессовой ситуации стали вспоминаться уроки французского из предыдущей поездки в Ливан, фразы «где болит», «что болит». Воды на борту было всего десять литров, а в качестве обезболивающего в ход пошли штатные пол-литра спирта и даже три бутылки водки — обязательный «русский» сувенир в любой зарубежной поездке.
В общении с пациентами на «русско-французском» языке, в непрерывных заботах об их состоянии мы и не заметили, как самолет начал снижаться. Долетели, не потеряв ни одного человека! Правда, потом члены нашей бригады долго не могли отойти от ужасного психологического напряжения той спасательной операции. Этот опыт заставил поднять в нашей стране вопрос о специальной психологической подготовке медиков, которым предстояло участвовать в ликвидации последствий ЧС.
— Более десяти лет вы были главным хирургом Москвы. Трудный был период?
— На Москву всегда равняются, но быть ориентиром непросто: нужно организовывать дело так системно, чтобы к ЧС быть готовым ежедневно. А к тому же в таком крупном мегаполисе вероятность серьезных техногенных катастроф высока как нигде.
Не могу не рассказать о случае массового отравления этиленгликолем на картонажно-полиграфическом комбинате. Это вещество применялось для изготовления красок и мытья печатных форм. Как водится, к спиртосодержащему продукту пристрастились местные работники. Но в тот раз на производство поставили не отечественный, а югославский продукт. Средство, равноценное по действию нашему, содержало токсичные красящие добавки. Этим зельем и «угостились» 168 из 220 сотрудников предприятия. Сразу скажу, никто не погиб, более того, история имеет и комичную сторону. Токсикологическое воздействие той добавки привело к окрашиванию кожных покровов в синий цвет. Поскольку разместить такое количество пострадавших в профильном отделении одной больницы не представлялось возможным, людей развезли по другим отделениям. Так в одночасье больницы Москвы наполнились странными пациентами синего цвета, пугающими больных и персонал.
Однако случаи массовых отравлений сильнодействующими ядовитыми веществами обычно были не такими курьезными. Человек в повседневной жизни использует более 70 тысяч видов химической продукции. Трудно представить все последствия их воздействия на организм. Крупные химические предприятия, промышленные холодильники, мясокомбинаты, водоочистные сооружения, железнодорожные станции — вот далеко не весь перечень мест, где обеспечить полную безопасность жизни и здоровья человека практически нереально. Только в период с 1984 по 1989 год сотрудники Всесоюзного центра лечения острых отравлений, созданного в Москве, более 20 раз выезжали по стране на массовые отравления с числом пострадавших от 20 до 200 человек.
— К вам обращались потому, что многие организационные принципы медицины катастроф зарождались в столице?
— В августе 1987 года с учетом личного и международного опыта ликвидации последствий землетрясения в Алжире, помощи раненым в гражданской войне в Ливане, преодоления технических катастроф мы создали в НИИ скорой помощи им. Н.В.Склифосовского научный отдел «Медицина катастроф». Это было время разгорающегося конфликта между Арменией и Азербайджаном за Карабах, к нему добавилось ужасное землетрясение в Спитаке — Ленинакане, охватившее треть территории страны и полмиллиона населения. Поработав в Армении, в очередной раз лично увидев масштабы трагедии, анализируя все упущенные возможности купирования тяжести последствий, мы решили поделиться с руководством страны своими представлениями о реалиях создания оперативной системы безопасности человека при ЧС. Понимая, какой огонь критики можем вызвать на себя, тем не менее, мы подготовили и передали письмо в Совет Министров, в министерства обороны и здравоохранения СССР.
Не получив ответа, мы не успокоились, а вновь обратились с письмом к председателю Совета Министров СССР Н.И.Рыжкову — ведь он сам побывал в зоне землетрясения в Армении, видел весь ужас трагедии и оказал неоценимую помощь армянскому народу. К письму мы приложили «Альтернативный вариант системы медико-социальной и медико-экологической защиты населения СССР от стихийных бедствий и технологических катастроф». И тогда дело сдвинулось…
Медицина катастроф оказывает оперативную помощь пострадавшим в результате чрезвычайных происшествий. Как правило, медикам в этом случае необходимо в кратчайший период времени практически одновременно оказывать помощь большому числу людей, порой находясь в тяжелейших условиях. Здесь не будут преувеличением слова, что в этот момент счет может идти даже не на часы, а на минуты.
Главным, по нашему мнению, должно было стать стремление максимально сократить время от момента катастрофы до начала оказания комплексной помощи пострадавшим. Сделать это реально за счет научно обоснованной заблаговременной подготовки к работе всех потенциальных участников спасательных действий, оптимизации управления, координации и прогрессивного наращивания темпа спасения с учетом приоритета медпомощи.
Травмы, повреждения и даже человеческие потери, к сожалению, почти неизбежны. Нам не предугадать, где произойдет очередная авария, сокрушительное землетрясение, когда на берег обрушится цунами. Но выстроить систему учета всех возможных факторов, чтобы максимально быстро и с наибольшей эффективностью отреагировать на бедственную ситуацию, — наша важнейшая задача.
Хочу сказать, что в дальнейшем новое научно-практическое направление — медицина катастроф — повлияло и на действующую структуру и функции медицинской службы многих стран. Об этом свидетельствуют выступления зарубежных коллег на различных конференциях и съездах.
— В 1990-е годы вместе с распадом страны научная работа почти по всем направлениям была приостановлена. Как «выживала» медицина катастроф?
— В 1992 году, с приходом нового руководства в Институт им. Н.В.Склифосовского, был закрыт соответствующий профильный отдел, сотрудники которого были перераспределены в другие подразделения. Однако к началу 2000-х институт возобновил работу по этому незаслуженно отвергнутому научно-практическому направлению. В крупных городах России стали создаваться специальные центры, в больницах и поликлиниках появилась новая должность — заместитель главврача по медицине катастроф. И прежде всего, хочу сказать, что научные подходы, выработанные нами, были взяты на вооружение и развиты соответствующими службами Министерства по чрезвычайным ситуациям.
— Владислав Георгиевич, еще раз — с юбилеем! От всей души желаем вам здоровья, энергии, талантливых учеников и продолжателей вашего благородного дела по спасению людей.
— Спасибо, а я хочу пожелать нашей стране больше неравнодушных граждан и поблагодарить Российский фонд фундаментальных исследований за весомый вклад в развитие медицинской науки.
Беседовал Евгений ГОЛУБЕВ
Нет комментариев