В зоне ответственности

Лауреат Демидовской премии в номинации «Биоинженерия» академик Михаил КИРПИЧНИКОВ, впервые в мире вместе с коллегами получивший искусственный белок с заданными структурой и биологической активностью, создал школу белковой инженерии, получившую мировое признание. В 1989-2004 годах он представлял российскую науку во власти — возглавлял Управление наук о жизни ГКНТ СССР, Департамент науки, образования и высоких технологий Правительства РФ, был министром науки и технологий России, председателем Высшей аттестационной комиссии Минобрнауки РФ.

Сегодня Михаил Кирпичников — академик-секретарь Отделения биологических наук РАН, декан биофака МГУ им. М.В.Ломоносова, возглавляет отдел биоинженерии Института биоорганической химии им. академиков М.М.Шемякина и Ю.А.Овчинникова РАН и кафедру биоинженерии МГУ. А еще академик Кирпичников — один из тех, благодаря кому в России 8 февраля отмечается День науки.

— Михаил Петрович, вы ученик и сподвижник академика Александра Баева, одного из основоположников советской молекулярной биологии и генетической инженерии. Об этом легендарном человеке написано немало, и все же каждое свидетельство, тем более тех, кто близко с ним общался, очень ценно.
— С Александром Александровичем я познакомился в Институте молекулярной биологии им. В.А.Энгельгардта АН СССР, куда поступил на работу после окончания аспирантуры Московского физико-технического института. Приведу его высказывание, которое дает очень точное представление об этом великом ученом и великом патриоте России: «Странным образом у меня не было и нет обиды за то, что случилось со мной и стоило семнадцати лет жизни, самой активной и деятельной. Есть только сожаление, что я не сделал для науки все то, что мог бы по своим склонностям». Речь идет о годах, проведенных в сталинских лагерях и ссылках, — его успешная научная карьера прервалась из-за ареста в 1937-м, и полноценно он вернулся к исследовательской работе только после 1954 года. В этих словах весь Баев: и его железный характер, и необыкновенная скромность — «склонностями» он называет свои выдающиеся способности.

Я убежден, что советская белковая инженерия могла появиться только у Баева в отделе — с одной стороны, он глубоко осознавал значение физико-химических и математических методов для наук о жизни, с другой — ясно видел перспективные биологические задачи. И, конечно, Александр Александрович, как никто другой, понимал возможности генетической инженерии, которая кардинально расширила поле объектов, доступных для исследования методами ЯМР-спектроскопии, рентгеноструктурного анализа, оптическими методами.

— Какое из ваших научных достижений вы считаете главным?
— Безусловно, получение абсолютно нового, не существующего в природе белка, что было сделано впервые в мире совместно с моим ближайшим многолетним сотрудником доктором биологических наук Дмитрием Долгих (мы оба работали в Институте молекулярной биологии) и коллегами из Института белка АН СССР доктором физико-математических наук Олегом Птицыным и членом-корреспондентом Алексеем Финкельштейном. За эту работу, точнее, цикл работ, в 1999 году нам была присуждена Государственная премия РФ в области науки и техники. А началось все с проектирования биологической структуры, которая не противоречила физическим законам, — этим в основном занимались теоретики О.Птицын и А.Финкельштейн. Следующий этап — химический синтез генов этой структуры, потом гены вставлялись в соответствующий носитель — одноклеточный организм, который служил ферментером для получения белка. И далее следовало доказать, что мы получили именно ту структуру, которую спроектировали теоретики, и если что-то не сходилось, нужно было корректировать процесс. Позже новому белку, названному альбебетином, мы привили модельную биологическую активность. Первыми в мире. Безусловно, наши результаты были одними из первых достаточно робких экспериментальных шагов на пути к синтетической биологии, которая не сводится к созданию искусственных белков. Но в 1980-е годы это был один из самых амбициозных проектов в структурной биологии.

— Когда мы говорим о биотехнологиях, всегда встают вопросы безопасности и этические проблемы…
— Главный генный инженер — природа, например, только за счет бактериофагов ежесуточно в организме бактерий происходит 1028 генных модификаций, большинство из которых, впрочем, не имеет последствий. Как четко и лаконично сформулировал Александр Баев, «опасна не генная инженерия сама по себе, а человек, владеющий ее методами и утративший чувство ответственности перед обществом и его будущим».

Военные применения генно-инженерных разработок мы не будем обсуждать, отмечу лишь, что разговоры о создании массового популяционного оружия с точки зрения профессионала — нонсенс, оно будет поражать обоих противников, а, например, для направленных террористических актов генетическая инженерия может использоваться — для этого достаточно знать особенности генома потенциальной жертвы.

Однако и гражданское применение генно-инженерных технологий требует особого контроля, ответственных исполнителей. Тем более это касается синтетической биологии, которая в отличие от классической генной инженерии исходит из того, что жизнь необязательно должна существовать только в тех формах, в каких существует сейчас. Но и отказываться от благ, которые несут новейшие технологии, значит, пренебрегать технологической независимостью и национальной безопасностью, ведь это — качество жизни людей, здоровое питание, персонализированная медицина и многое другое.

— Какое государственное решение, принятое в вашу бытность министром науки и технологий РФ, считаете наиболее важным?
— Безусловно, особую роль в сохранении и развитии научно-технического потенциала страны сыграл документ «Основы политики Российской Федерации в области развития науки и технологий на период до 2010 года и дальнейшую перспективу» (2002), подготовленный и принятый при поддержке академика Евгения Примакова. Стержнем его стало положение о том, что фундаментальная наука — стратегический приоритет России, и это было чрезвычайно актуально в те годы, когда Академия наук со всех сторон подвергалась жестким нападкам и часто необоснованной критике.

Благодаря государственной службе мне посчастливилось сотрудничать и близко общаться с Евгением Максимовичем. Уроки Примакова дорогого стоят.

Вспоминается эпизод из того времени, когда я был министром. Идет 1999-й — год 275-летия РАН. Весна. Завершилось последнее заседание юбилейной правительственной комиссии. В Овальном зале Дома правительства остались председатель правительства и председатель юбилейной комиссии Евгений Примаков и я — министр науки. Настроение неважное: казна пуста, не удалось выделить каких-либо существенных средств для РАН. В этот момент я предложил: «Давайте, Евгений Максимович, установим День науки в день рождения академии — 8 февраля». Он отреагировал мгновенно: «Готовьте указ». Через несколько дней, 7 июня 1999 года, Борис Ельцин подписал указ №717 об учреждении Дня науки.

Материал подготовили Андрей и Елена Понизовкины, Людмила Занько
Фотопортрет работы Сергея Новикова

Фото: scientificrussia.ru

Нет комментариев