Академик РАН Владимир Козлов: быть или не быть академическим клиникам в стране?

09.06.2021

В редакцию «Поиска» пришло письмо от научного руководителя ФГБНУ НИИ фундаментальной и клинической иммунологии д.м.н., профессора, академика РАН Владимира Козлова.

Публикуем его без сокращений.

«Быть или не быть академическим клиникам в стране? И кто это будет решать: ученые, чиновники, или, может быть, больные? 

Вряд ли кто сможет оспорить положение о том, что назначение фундаментальных наук состоит в получении  фундаментальных знаний о природе бытия в разных аспектах, с разных сторон, с разным понятием её (бытия) основ. Можно говорить, что существуют фундаментальные науки, прикладные науки – не это главное. Хотя великий Л. Пастер сказал, что нет прикладной науки, есть приложение фундаментальной науки к практике. Думается, что это правильно, ибо никто, повторяю, никто не сможет провести четких граней между понятиями фундаментальная или прикладная наука. Если их не стараться провести, жизнь намного станет понятнее и гораздо легче. Непонятно, кому такое разделение больше надо: ученым или чиновникам от науки?

Но что уж совершенно точно, так это то, что для проверки научных положений, гипотез, домыслов необходимо экспериментальное обеспечение для подтверждения правильности доопытных рассуждений, нужна их опытная проверка. Сначала эксперимент (для подтверждения гипотезы), потом опыт (для закрепления её на практике). Ну и где здесь прикладные науки? Разве только в обдумывании постановки эксперимента. Ну это уже не наука, а чистая практика. “Наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни” А.С. Пушкина годится, по-видимому, для отдельно взятого каждого из нас. Для человечества в целом Наука все больше и интенсивнее увеличивает численность крупномасштабных опытов, необходимых для изучения возможностей выполнения её главной, вселенской задачи – выживание людей на Земле, в Солнечной системе, в нашей Галактике и, наконец, во Вселенной.

Так вот, каждая из основополагающих, фундаментальных наук имеет и умеет делать свои, присущие только ей, эксперименты. Физики работают с ускорителями, химики — с пробирками, это по-простому. Медики и биологи — с живыми организмами: будь то микроорганизм, растение, животное или человек. Только с человеком надо быть поосторожнее. На нем нельзя проводить эксперименты. Бесчеловечно это! На человеке следует проводить только клинические исследования, чтобы, не дай Бог, не  навредить его здоровью. И это не важно — здоровый человек, который часто выступает в роли контроля в клинических исследованиях, или пациент с той или иной патологией.

Однако следует четко себе представлять как исследователю, так и чиновнику любого ранга, что без клинических исследований просто невозможно сколько-нибудь успешное развитие медицины, как фундаментальной, так и практической. А ведь это одна из главных, если не самая главная цель правительств всех стран и народов — научиться не просто лечить человеческие недуги, а их категорически излечивать.

В этом плане у нас в стране сложилась уникальная обстановка в плане проведения широкомасштабных клинических исследований самого разнопланового характера. В составе в академии наук РФ имеется целый ряд институтов медицинского профиля со своими специфическими задачами исследований в области фундаментальной науки. Встает остро вопрос о внедрении научных достижений в практику, т.е. в практическое здравоохранение. И все! Что называется, приехали… Потому что все законы и установки министерства здравоохранения настроены на принцип “не пущать”.

Может быть, это и правильно в отношении определенного круга диагностических методик и терапевтических методов лечения. Но первых явно не хватает для полной характеристики конкретного заболевания, а что касается терапии, здесь вообще следует дискутировать, ибо все министерские установки превращают врача в робота, так как врачу не надо думать, а следует неукоснительно выполнять методики лечения, предписанные министерством здравоохранения. Не выполнишь -“расстрел”.

А как же быть медицинской науке? У физиков есть ускоритель, у химиков – пробирки, а у медиков? Нет, экспериментальные возможности остались, конечно. Работай  не хочу. Правда, уж очень стали дорогими эксперименты. Подчас не по карману институтам. Финансирование науки-то не ахти какое. Но при этом наука в этих академических институтах не остановилась, она продолжает осваивать новые горизонты медицинских знаний о человеческих заболеваниях в надежде помочь человеку выздороветь от болезни или не заболеть вообще. Почему нет?

В последние годы Минобрнауки выделяло специальное финансирование на проведение поисково-научных исследований — не большое, но хоть такое, и то ладно. В народе они пошли под названием “ПНИ”. Очень образно получилось: не целые деревья, а ПНИ. Были целые деревья, срезали (финансирование), получились ПНИ. Так вот, более 100 ПНЕЙ были разработаны в институтах СО РАН медицинского профиля. Понятно, что значимость их для практического здравоохранения различна, но ведь есть и замечательные разработки, которые могли бы многое дать практическому здравоохранению в плане и диагностики заболеваний, и терапии.

Но попробуйте их внедрить! Понадобятся годы, чтобы победить бюрократическую машину Минздрава. Отпишутся, отмажутся своими и не своими законами,  постановлениями, установками — и победят, и не пустят. А им зачем головы ломать? Годы затрачиваются на то, чтобы внедрить какой-нибудь новый метод диагностики заболевания. А уж что говорить о новом методе лечения?

Был такой случай, из практики. В клинике одного заболевания для лечения анемии был рекомендован препарат “эритропоэтин”. Попробовали применить этот препарат для коррекции той же анемии при другом заболевании — был строгий запрет. В рекомендациях той фирмы было указано только одной заболевание, но не было запрета на другие заболевания. Все равно — нельзя. И таких случаев масса. Через годы был выпущен эритропоэтин фирмой, где было сказано про другие заболевания. Через годы… А больные были лишены эффективного метода лечения.

А интересно, почему нельзя использовать оборудование диагностической направленности, для которой нет лицензии Минздрава? Для медицинской науки можно, а для медицинской практики – нельзя. Это что такое? Это почему? Кто это придумал? Как тут не вспомнить Ф.М. Достоевского: “Опасность грозит от дураков” (это из “Бесов”). Опасность, да еще какая! Жуткая опасность. И дело, наверное, скорее всего, не в том, что дурак что-то не понимает. Главное дело в том, что он не пытается, да и не хочет этого понимать. Вот что страшно. Есть такое армейское выражение: “Приказа думать не было”.

Можно еще много говорить о нестыковках практической медицины с научной. Наверное, какие-то нестыковки оправданы по объективным причинам, наверное. Но они не должны быть жестким тормозом для внедрения в практическую медицину всех тех достижений фундаментальной медицины, направленных на повышение качества лечения каждого больного человека. И далее — пора бы менять основную парадигму медицины установки “всё для лечения” больного на “всё для полного излечения” больного. Утопия? Да! Сейчас да, а завтра?

Безусловно, имеется целый ряд юридических вопросов, организационных моментов и других проблем, не без этого. Но их надо решать, решать не завтра, а сейчас. Ведь этого решения ждут больные, которых миллионы, а может быть, и миллиарды.

Надо определиться со статусом академических клиник, и не только в отношении финансового обеспечения работающих в них, хотя и это архиважно. Необходима четкость и ясность в проблеме, что могут и что должны делать академические клиники. Должны ли они перейти в статус больницы, к чему сейчас все ближе приближаются академические клиники, или они должны стать форпостом современной медицины, где в кратчайшие сроки будут внедряться современнейшие методы диагностики и терапии?

В идеале, я считаю, каждый должен заниматься своим делом: учреждения Минздрава – лечить пациентов по страховым полисам, а клиники научных учреждений – проводить исследования и внедрять в практическое здравоохранение новые методы диагностики и лечения. Это возможно при нескольких условиях. Первое – если юридический статус академических клиник будет определен и узаконен. Второе – если они перестанут зависеть в финансовом плане от Министерства здравоохранения и системы ОМС, но будут получать адекватное финансовое обеспечение от Министерства науки и высшего образования.

Кроме того, необходимо приравнять врачебный персонал академических клиник к научному персоналу институтов, поручив сотрудникам выполнение научных исследований и спрашивая результат. И, наконец, последнее – как можно скорее разработать методологию внедрения через Минздрав России результатов научных разработок в практическое здравоохранение.

Повторяю, снова и снова: медицинская наука не может существовать без клиник. Ведь физики не могут жить без ускорителей. Ученые медики не могут и не хотят работать “в стол”. Пора бы государству услышать стенания ученых медиков!

И решать эту проблему должны сообща: РАН, Минобрнауки и Минздрав России. А инициатором хотелось бы чтобы была Российская академия наук.

Научный руководитель ФГБНУ НИИ фундаментальной и клинической иммунологии академик РАН В.А. Козлов». 

Нет комментариев