Флагман полярных исследований накрепко связал север и юг
Возглавив два с лишним года назад Арктический и Антарктический НИИ, 34-летний доктор географических наук профессор РАН Александр Макаров мало что изменил в интерьере директорского кабинета. От предшественника члена-корреспондента РАН Ивана Фролова остались карты — рельеф дна Северного Ледовитого океана, Антарктида; портрет многолетнего директора института академика Алексея Трешникова с его визиткой; модель институтского экспедиционного судна «Академик Федоров», первым в мире достигшего Северного полюса без сопровождения ледокола; полная подборка журналов «Проблемы Арктики и Антарктики». На столе — подаренная И.Фроловым преемнику рында — вещь не лишняя для ведения совещаний. Александр добавил книги — те, по которым готовится к курсу лекций «Рельефы и проблемы современного естествознания» для студентов Санкт-Петербургского университета, и свои собственные. Принес магнитофон — под музыку (Чайковский, Рахманинов, Прокофьев, Шостакович или современный джаз) думается легче. И спрятал в пристенный шкаф полярную амуницию — как-никак 15 экспедиций за плечами. Неизвестно, когда теперь пригодится, но пусть будет наготове.
С рассказа о «додиректорской» жизни А.Макарова и начался наш разговор. И сразу ученый удивил необычностью суждений. Признался, что ни с кем из полярных исследователей прошлого не хотел бы отправиться в экспедицию: они были фанатиками, не жалевшими ни себя, ни спутников для достижения цели, подчас пренебрегали подготовкой к выходу на экстремальный маршрут. Поэтому его кумир — Михаил Ермолаев, один из корифеев советского освоения Арктики, который в 1932-1933 годах, еще будучи молодым парнем, начальником станции Русская Гавань на Новой Земле, спас от голода местных промысловиков. М.Ермолаев стал прототипом одного из героев легендарного фильма «Семеро смелых», был награжден орденом Трудового Красного Знамени — звание Героя Советского Союза появилось позже — как сотрудник Арктического института первым серьезно занялся изучением ледников.
Без свойственной официальному лицу политкорректности директор отвечал и на вопросы «разминочного» блиц-интервью.
— Арктика или Антарктика?
— Конечно, Арктика — в Антарктиде я не был. Собираюсь, но сейчас важнее находиться в этом кабинете.
— Тепло или холод?
— Естественно, тепло. Это жуткая вещь, когда не согреться, к холоду, как и к голоду, привыкнуть невозможно.
— Море или суша?
— Суша, т. е. берег моря со льдом. Хорошо бы, конечно, теплого, южного, но у нас другие интересы. Казалось бы, южное побережье моря Лаптевых, но все равно холодно.
— Какая из ваших 15 экспедиций самая памятная?
— Первая, в 2003 году, как раз на море Лаптевых. Оказался в ней после третьего курса университета по приглашению преподававшего у нас сотрудника института Дмитрия Юрьевича Большиянова. Отличный подобрался коллектив, в котором я был самым молодым, так что все участники, включая иностранных (это была совместная экспедиция с немецким Институтом имени Альфреда Вегенера), автоматически стали моими учителями. Я — абсолютно городской человек, раб комфорта, для меня важно, чтобы рядом были музей, опера. Поэтому на первых порах испытал шок: куда я попал?! Так бывает с новичками, и теперь уже я молодых ребят призываю не тушеваться. Когда втянешься, проникнешься полярным духом, дальше думаешь: куда еще ехать в экспедицию — только в Арктику или Антарктику.
— Вы — геоморфолог. Ваша тема — изменчивость природной среды за последние 10 тысяч лет, в том числе уровня Мирового океана. Такой диапазон дает возможность оценить происходящие ныне изменения климата. Это флуктуация или тенденция?
— Даже дистанции в 10 тысяч лет не хватает для однозначной оценки. Для докторской диссертации я изучал изменчивость уровня океана в Арктике и на основе собранных данных показал, что он менялся несколько раз, причем значительно, и происходило это гораздо быстрее, чем принято считать. То повышался на несколько метров, то понижался. Следы повышения найти проще, их видно на береговых террасах. Судить о понижениях гораздо сложнее, потому что эти отметки находятся под водой. Но можно утверждать, что в начале анализируемых десяти тысячелетий уровень был значительно ниже современного.
Для нас индикатор изменений климата — лед. Используем интегральный показатель «средняя площадь льда в сентябре» — это самый теплый период в Арктике. В сентябре 2007 года площадь льда была минимальной, следующий минимум зафиксировали в 2012 году, затем в 2019-м. Объем льда, по нашим данным, тоже уменьшается. Казалось бы, тенденция налицо. Но при этом скорости намораживания, наблюдаемые нами в Восточно-Сибирском море и море Лаптевых, растут: там сейчас антициклон и минус 40, а значит, летом будет толстый лед, и не ясно, успеет ли он растаять к сентябрю. Как видим, льда становится меньше в летний период, зато зимой он быстрее образуется, а зима в Арктике — почти 10 месяцев.
— Следствие этих катаклизмов — смена технологий исследования Арктики: от дрейфующих станций к комплексным экспедициям. Трудно вам дался этот переход?
— Для нас ключевой момент — безопасность людей. А она под угрозой, когда станции приходится эвакуировать из-за трещин во льдах. Но и отказаться от постоянных прямых исследований в Центральной Арктике ученые не вправе. Поэтому сейчас в высоких широтах дрейфует немецкий ледокол «Polarstern» в рамках международной экспедиции МOSAiC — в ней участвуют несколько сотен исследователей из многих стран, в том числе из России, включая наш институт. Зарубежные коллеги ценят наш опыт, и мы рады предоставить им свою экспертизу. Это один из наиболее масштабных проектов за всю историю изучения Арктики, но он продлится только год.
Тем временем у нас на «Адмиралтейских верфях» по заказу Росгидромета строится ледостойкая самодвижущаяся платформа, с автономностью по топливу два года. На ней мы продолжим дрейфующие исследования в высокоширотной Арктике, разместим свои лаборатории, сможем придумывать и планировать эксперименты на 30 лет вперед (таков срок ее службы). Россия в этом направлении — без красного словца — стратегический лидер.
— А какое место в этой стратегии занимает морская комплексная экспедиция «Трансарктика-2019»?
— В ее рамках отрабатывались технологии применительно к ледостойкой платформе. Всего было четыре этапа с участием четырех кораблей. Наш институт как головной взаимодействовал с добрым десятком партнеров, роль координатора взял на себя Росгидромет. На первом этапе мы вмораживали судно «Академик Трешников» в лед — около 60 дней оно дрейфовало между Землей Франца-Иосифа и Шпицбергеном. Когда лед начал ломаться, собрали лагерь меньше чем за три часа. Подготовили регламент поведения состава экспедиции и другие важные документы. Это поможет нам при организации будущих работ на платформе.
Во втором и третьем этапах участвовали студенты: они выполняли экспедиционные работы с борта судна, сами обрабатывали и интерпретировали данные. Это очень важная часть, ведь для работ на платформе нам нужны молодые заинтересованные ребята.
Чтобы восстановить постоянный мониторинг арктических морей России, судно «Профессор Мультановский» прошло от Владивостока в Мурманск и обратно за 90 суток, были проведены замеры в точках долгосрочных наблюдений, чего не делалось с советских времен. Такие повторные наблюдения дают максимум новой информации, которую используем в нашей оперативной работе, — Институт отвечает за гидрометеорологическую безопасность операций на Севморпути, мы обеспечиваем ледовыми и прочими прогнозами хозяйствующие субъекты.
В будущем хотелось бы проводить такие экспедиции ежегодно, чтобы морскими наблюдениями подкреплять данные, полученные с платформы и обсерваторий на суше.
— Пока мы беседуем в тепле и уюте, сколько ваших сотрудников несут вахту в Арктике и Антарктике?
— В институте более тысячи человек, из них 560 — в этом здании, остальные — это экипажи научно-экспедиционных судов «Академик Федоров» и «Академик Трешников», состав Российской Антарктической экспедиции (РАЭ), сотрудники обсерватории на Шпицбергене и стационара «Мыс Баранова» на острове Большевик архипелага Северная Земля — примерно полторы сотни человек. Сейчас в Антарктиде у нас пять сезонных станций и пять постоянных (Восток, Прогресс, Новолазаревская, Беллинсгаузен, Мирный). В ближайшее время планируется расконсервировать станцию Русская. Тогда у нас будет шесть круглогодичных станций — больше всех в мире.
— Особенность полярных исследований такова, что нередко нужно сначала открыть объект, потом изучить, а потом освоить. Характерный пример — подледниковое озеро Восток в Антарктиде: вчера — сенсация, сегодня — предмет разнообразных интересов. Что вы считаете главным из сделанного? И каким видится продолжение работ?
— Открытие — случайность, в которой прослеживается закономерность. Озеро было открыто благодаря плановому геомагнитному зондированию. Разумеется, когда организовали станцию Восток, никто о нем и не подозревал. Проект по глубинному бурению на станции был начат для исследования климата прошлого. Полученный керн позволил провести климатическую ретроспективу. Чистое проникновение в озеро, взятие проб озерной воды, пусть и замороженной, — это суперсложные инженерные задачи, которые удалось решить. На очереди — дальнейшее исследование проб и поиск древнейшего льда, который, предположительно, находится в нескольких километрах под станцией.
Вообще символично, что в год 200-летия открытия Антарктиды мы отмечаем столетие института. Днем рождения считаем 4 марта 1920 года, когда Президиум ВСНХ РСФСР утвердил Положение о Северной научно-промысловой экспедиции. И знаете, почему институт успешен? Потому что для нас накрепко связаны Арктика с Антарктикой. Сейчас работает 65-я РАЭ, а когда стартовала первая, был уже накоплен 30-летний опыт освоения Арктики. Колоссальный, драматический, подчас трагический. Спасение челюскинцев, создание первых СП — эпопея, равносильная полету в космос. Институт работал в войну, частью — в эвакуации в Красноярске, частью — в Ленинграде, а количество защит кандидатских диссертаций в это время не снизилось. Решались задачи по обеспечению безопасности в Арктике, движению полярных конвоев.
И этот опыт находил применение в антарктических исследованиях, у которых своя специфика. Даже из космоса можно почти в любой момент вернуться, а из Центральной Антарктиды зимой в минус 80 — никак. Сейчас там работают экспедиции, а мы уже мыслями в Арктике, активно планируем лето. Творческий, административный, учебно-научный процессы идут круглый год, Север и юг дополняют друг друга. А те наши сотрудники, кто поработал и в Арктике, и в Антарктике, — наверное, самые ценные кадры.
— Достоинство любого НИИ — научные школы. Далеко не всем удалось их сохранить в тяжелые 1990-е. Как вы пережили эти трудности?
— Потери неизбежны, но мы вовремя сориентировались на практические нужды — нашли интересантов в сфере бизнеса. Нам здорово помог тот факт, что в 1994 году институт получил статус государственного научного центра РФ как лидер в области полярных исследований. Научную составляющую очень сильно поддержало международное сотрудничество, но опять же потому, что в мире ценятся наши школы.
Сотрудники лаборатории изменения климата и окружающей среды, изучающие керн озера Восток, геофизики, которые занимаются космической погодой, — это, без натяжки, топовый уровень. В институте находится Мировой центр данных по морскому льду — не мы его так назвали, а Всемирная метеорологическая организация. Мы еще в 1955 году первыми придумали ледовый бассейн, в котором и сейчас проводим натурные испытания судов, в частности, принципиально новых газовозов для компании «НОВАТЭК». Мог бы назвать еще ряд направлений, где институт если не впереди планеты всей, то вровень.
— Этим вы как преподаватель и работодатель и привлекаете молодежь к полярным исследованиям?
— Привлекаю прежде всего возможностью самореализоваться на благо страны в увлекательной тематике — полярный климат, океан, космическая погода, древний лед — в общении с интересными людьми, погружаясь в необычный образ жизни. Оторванность от цивилизации все-таки условна — в Антарктике, например, открылся виртуальный филиал Русского музея, а на Шпицберген летают три борта в день.
Иван Евгеньевич Фролов еще в 2008 году организовал в институте отдел подготовки кадров, который дает возможность студентам из профильных вузов, получая небольшую стипендию, под руководством наших ведущих специалистов включаться в реальное изучение Арктики и Антарктики. Примерно две трети ребят, прошедших через эту структуру, были приняты к нам на постоянную работу. Ведь полярник не столько профессия, сколько образ жизни, очень увлекательный.
— Как возникла и что дала идея конкурса научных и творческих проектов 66°33′ — это ведь широта, объединяющая оба полюса нашей планеты?
— Точно. Это общероссийский конкурс, мы его придумали два года назад, чтобы показать студентам и аспирантам: с нами интересно, и вы нам нужны, потому что наши грандиозные идеи без вас не реализовать. Скажем, если мы вписались в 30-летний проект ледостойкой платформы, то у его истоков должны стоять 20-летние. Благодаря активности в соцсетях в первый же год охват составил 500 тысяч человек, пришли около 200 заявок на участие в конкурсе, после серии отборов трое победителей поехали на Шпицберген. Поощрялись проекты как естественно-научного, так и гуманитарного профилей. Одна из победительниц сделала анимационный фильм об этом архипелаге, что тоже способствует популяризации профессии. Следом провели конкурс для школьников, посвященный 200-летию открытия Антарктиды. Его победители поедут знакомиться с южным континентом. Думаем конкурс переформатировать, проводить его в двух номинациях — студенческой и школьной.
— Можете сделать прогноз для ААНИИ не на следующие сто, а хотя бы на 10 лет вперед? Какие цели вас манят и чего реально достичь?
— Прогноз оптимистичный. К 2024-2025 годам по указу Президента РФ планируется обеспечить перевозку 80 миллионов тонн грузов по Севморпути. Для нас это огромный вызов, потому что основной поток навигации пойдет на восток, так что будем разбираться с поведением льда в малоизученных акваториях. Нам грех жаловаться на проблемы с инфраструктурой исследований: строятся уже упомянутая платформа, новый зимовочный комплекс на станции Восток — проект Минприроды с компанией «НОВАТЭК», и мы в нем участвуем. Надеюсь, что под стать масштабу решаемых задач вырастет финансирование института. Уверен, что еще больше молодых людей к нам придет, — это главное для успеха прорывных разработок. Не сомневаюсь, что останемся достойными партнерами и в международных программах. Ну, а мне, чтобы все сложилось в Арктике и Антарктике, нужно за этим столом хорошенько поработать.
Аркадий СОСНОВ
Нет комментариев