Лауреаты общенациональной неправительственной научной Демидовской премии 2019 года

Обновление традиций

Эдуард Россель известен прежде всего как выдающийся государственный деятель, первый всенародно избранный губернатор Свердловской области, член Совета Федерации Федерального собрания РФ, почти два десятилетия, включая беспрецедентно сложные постсоветские годы, эффективно возглавлявший огромный индустриальный регион. Но мало кто знает, что на всех своих постах он находил возможность заниматься научными исследованиями, имеет степени кандидата технических и доктора экономических наук, избран действительным членом Российской инженерной академии и Международной академии регионального сотрудничества и развития. И, что самое важное, на любых постах и при любых обстоятельствах Э.Россель всеми возможными средствами стремился поддерживать науку и образование, считая их важнейшими приоритетами развития уральского региона и страны. Именно он вместе с академиком Геннадием Месяцем стоял у истоков возрождения демидовской премиальной традиции. Кроме того, с 1992 года Э.Россель является бессменным президентом Международного Демидовского фонда. А начиналось все очень непросто. В беседе с «Поиском» Эдуард Эргартович привел такую цифру: когда 2 апреля 1990 года его избрали председателем Свердловского облисполкома, областной бюджет составлял 19 миллиардов рублей (для справки: сейчас — 290, а тогда нужно было минимум 190). Денег не хватало ни на что. Конечно, бедствовали и ученые, многие уехали за границу. Исчезли почти все моральные и материальные стимулы для работы: не стало самой престижной Ленинской премии, молодежной премии Ленинского комсомола.

— Поэтому, когда в 1992 году ко мне пришел возглавлявший в то время Уральское отделение РАН академик Г.Месяц с идеей возродить у нас на Урале научную Демидовскую премию, я сразу согласился, — вспоминает Э.Россель. — Помню, как тяжело было пробивать постановление правительства Свердловской области, обеспечивающее дальнейшую судьбу премии и Демидовского фонда. Деньги на одну награду было решено изыскивать из областных средств, финансирование остальных взяли на себя наши промышленники. В 1993 году были вручены первые четыре премии —  и дело пошло. Позже уже как губернатор я подписал специальный указ — гарант финансирования этого важного начинания. Потом ученые мне говорили, что некоторых лауреатов эти деньги буквально спасли, ведь сто тысяч рублей, которыми тогда награждали, в России были сравнимы со ста тысячами долларов.

Для такого решения у него была и личная причина: он с детства обожал учиться. Родился Э.Россель в семье поволжских немцев в 1937 году, в самый разгар сталинских репрессий. Отца Эргарта Юлиусовича осудили и расстреляли как «вражеского шпиона», деда — еще раньше, маму Эльвиру Фридриховну, жену «врага народа», сослали в Республику Коми. В первый класс Э.Россель пошел в десять лет в деревне Герд-Иоль, что в районе Ухты, куда привезла его мать, когда репрессированным немцам разрешили жить с родными. И с таким усердием взялся за учебу, что уже вскоре никто не догадывался, что он — немец и поначалу с трудом говорил по-русски.

Высшее образование Э.Россель получил в свердловском Горном институте, куда приехал после отказа мандатной комиссии на поступление в летное училище в латвийском Даугавпилсе (опять же — по национальному признаку и из-за клейма сына репрессированных). После института предлагали сразу пойти в аспирантуру, но он поехал в Нижний Тагил, в трест «Тагилстрой», где прошел все должности — от мастера до начальника. Однако о научной составляющей, лежащей в основе инженерного дела, он не забывал никогда. В 1972 году, уже будучи главным инженером треста, защитил кандидатскую диссертацию о новых подходах к возведению фундаментов под каркасы промышленных зданий. Потом, уже будучи на губернаторском посту, стал доктором экономических наук — с темой «Рыночные трансформации: экономическое положение субъекта Российской Федерации» на примере реформирования экономики Свердловской области. То есть аналитика, исследовательское начало постоянно сопутствовали делам Э.Росселя.

— Когда случился развал страны, будучи руководителем области, я прекрасно понимал: дурное время пройдет, но если не сбережем науку, не поддержим образование, останемся ни с чем. Поэтому я всегда обращал внимание на институты Академии наук, и не только в области, но и на всем большом Урале, в Республике Коми, Пермском крае, посильно помогая им из губернаторского фонда. Особой нашей заботой были отраслевые проектные институты, КБ. В результате если в России от пяти тысяч отраслевых институтов сохранилось пятьсот, то в Свердловской области как было 100, так и осталось. Кроме того, были учреждены премии для молодых ученых и губернаторские стипендии для студентов, — рассказал Э.Россель.

— С 1992 года вы — бессменный президент Международного Демидовского фонда. Как он создавался и каковы его перспективы? Будет ли развиваться демидовская премиальная традиция?

— Идея родилась в Ассоциации содействия развитию уральского региона в самые смутные времена, когда все, что веками строили и развивали Демидовы на Урале, пришло в плачевное состояние. Основной целью фонда с самого начала было всестороннее исследование опыта династии Демидовых, чтобы на новом витке истории попробовать повторить сделанный ими экономический рывок, сберечь и восстановить наследие знаменитой фамилии. Эта работа продолжается постоянно, она курируется нынешним губернатором Свердловской области Евгением Куйвашевым, поддерживается меценатами. В 2019 году прошла Х юбилейная Ассамблея Международного Демидовского фонда, собравшая более трехсот ученых-экспертов, изучающих наследие Демидовых, из восьми стран мира, а также всех ныне живущих потомков знаменитой династии из России, Англии, Франции, Финляндии.

Что касается премиальной традиции, то, конечно же, она должна развиваться. Возрожденная Демидовская премия для звезд фундаментальной науки — это уже бренд, одна из самых престижных отечественных научных наград. Но нельзя забывать, что по первому демидовскому положению о премиях академики к конкурсу не допускались, они имели лишь высочайшую привилегию входить в состав специальной комиссии и выбирать достойных соискателей из числа молодых ученых и просто талантливых людей, дерзнувших заявить о себе и приславших свои сочинения. Сама же премия, учрежденная П.Н.Демидовым, составляла ни много ни мало 25 000 рублей, что, если пересчитать на современные деньги, в разы превышало размеры и сегодняшней Демидовской премии, и знаменитой Нобелевской. Сегодня пришло время вернуться к этим важным пунктам в Положении о премии. России нужны прорыв в науке, свежая кровь, новый неординарный подход. Необходимо искать и отмечать яркие открытия не только в фундаментальной сфере, но и в практической, прикладной, другими словами, выискивать и поощрять самых головастых и рукастых, ученых-самородков. Наша страна всегда была богата такими людьми, у нас и сегодня есть свои Черепановы, Ползуновы — надо только наладить механизм их выявления и поощрения.

Гармония географики

Академик Александр Чибилев — один из крупнейших географов современной России. Научный руководитель Оренбургского федерального исследовательского центра УрО РАН, основатель и первый директор уникального Института степи, он сделал далекий от столицы Оренбург международным центром изучения и сохранения этой гигантской части Земли. Кроме того, А.Чибилев — вице-президент Русского географического общества и председатель-организатор Постоянной Природоохранительной комиссии при РГО. За его плечами сотни тысяч километров экспедиций, результат которых — более 900 научных работ, в том числе 65 монографий, атласов, замечательных фотоальбомов, язык которых понятен каждому. Создатель оренбургской школы ландшафтной экологии и степеведения подготовил больше 30 докторов и кандидатов наук. «Поиск» давно следит за его многогранной деятельностью, отражает все основные события в жизни оренбургских степеведов. Это и международные форумы «Степи Северной Евразии», с 1997 года собирающие ведущих специалистов разных стран, и организация новых особо охраняемых природных территорий, заказников, национальных парков и заповедников, и проект «Оренбургская Тарпания», благодаря которому в степь вернулись ее исконные обитатели — дикие лошади — и уточнение границы между Европой и Азией, и многое другое. А.Чибилев во всем этом — главное действующее лицо.

— Я родился в селе Яшкино Люксембургского (теперь — Красногвардейского) района Оренбургской области, — рассказывает ученый. — Люксембургским он назывался не только в честь знаменитой коммунистки Розы Люксембург, но и потому, что был заселен немцами. Моя мама Евелина Генриховна — из семьи немцев-меннонитов (зародившееся в Голландии течение в протестантизме, исповедующее пацифизм). Их предки переселились в эти края в конце XIX века с Украины. А отец Александр Григорьевич — из нижегородцев, его дед перебрался на Южный Урал в середине XIX века. Отец был известным зоотехником, организатором племенного дела в Оренбуржье, а еще краеведом, этнографом, почетным членом Русского географического общества.

С детства будущий академик был окружен степной природой, участвовал в работе отца. В доме было множество книг, царил культ знаний. В шестом классе Александр начал участвовать во Всесоюзной географической радиоолимпиаде, дважды ее выигрывал, получил дипломы юного географа. Неудивительно, что образование он продолжил на географическом факультете Воронежского госуниверситета. Здесь А.Чибилев обрел первого после отца профессионального учителя, замечательного физико-географа, ландшафтоведа Федора Милькова.

— Федор Николаевич приучил нас к тому, что созданная им воронежская школа ландшафтоведения как минимум не слабее московской или петербургской, и именно на его примере я навсегда усвоил, что провинциальной науки не бывает, а бывает наука либо качественная, либо нет, — говорит Александр Александрович.

После университета и службы в армии А.Чибилев трудился в созданном при его участии НИИ рационального использования природных ресурсов при Оренбургском политехе под руководством члена-корреспондента АН СССР Александра Хоментовского, потом — в Оренбургском сельхозинституте, одновременно на общественных началах — во Всероссийском обществе охраны природы и Географическом обществе СССР. В те годы проведено множество экспедиций, собрана база данных о ландшафтах Оренбуржья, намечены потенциальные участки будущих заповедников, создан кадастровый свод памятников природы Оренбургской области. В итоге А.Чибилев возглавил ландшафтную лабораторию академического Института экологии растений и животных УрО РАН, из которой вырос самостоятельный Институт степи. Это в своем роде историческое событие произошло не только благодаря долгой целенаправленной работе, но и счастливому стечению обстоятельств:

— Нам повезло. Когда в конце 80-х годов создавалось Уральское отделение РАН, его организатор и первый председатель академик Геннадий Месяц стал искать потенциальных лидеров перспективных научных направлений в регионах Большого Урала. В поле зрения попала наша лаборатория в Оренбургском сельхозинституте. Геннадию Андреевичу привезли мою книжку, и он, электрофизик по специальности, так же, как и мы, задался простым вопросом: почему у нас изучают леса, моря и горы, а степь, занимающая четвертую часть суши, наукой обделена? В итоге в 1996 году вышло распоряжение о создании нашего института.

— Основанная вами школа ландшафтной экологии близка к эстетическому осмыслению окружающего мира. Ваши «Картины природы Степной Евразии», составившие уже несколько томов, демонстрирующиеся на выставках, дают полное основание называть вас еще и фотохудожником. Насколько такой подход совместим с другими науками? Каково его место среди географических дисциплин?

— «Картины природы» — название книги Александра фон Гумбольдта, одного из основателей современной географии. Это издание органично соединяет в себе увлекательную художественную форму и подлинную научную ценность. А вообще география — одна из древнейших и одновременно молодых наук, ее история насчитывает несколько тысячелетий. Из нее выросли геология, геоморфология, физика атмосферы, гидрология, много чего еще. Каждое направление постепенно отделялось от смежных, углублялось в свою область, давая человечеству много полезного. Но одновременно с накоплением массива специальных знаний как бы исчезал цельный облик природы, а это и есть ландшафт (дословно с немецкого — «образ края»). Какие-то науки ставят в центр внимания человека, для биологов главное — биота, для географов же равнозначно все: климат, почвы, водоемы, растительность, животные. Ландшафтный подход — это подход комплексный, отражающий всю совокупность составных частей окружающего мира, если хотите, его гармонию. Причем это подход не только описательный, но и изобразительный. Знаменитый труд отца географии Эратосфена Кемпийского называется «Географика», а слово «графика» с древнегреческого переводится не только как «письмо», но и как «живопись, рисование». Так понимали географию и Гумбольдт, и Мильков, и с появлением новейших технологий, методов исследований это понимание ничуть не устарело. Сегодня картины природы находятся под жестким воздействием хозяйственной деятельности человека, теряют свой естественный облик, и очень важно сохранить неповторимые черты ландшафта. Для этого мы создаем заповедники, нацпарки, памятники природы. Мне очень близко художественное ландшафтоведение, основоположником которого в России можно считать нашего земляка, выдающегося литератора и общественного деятеля Сергея Аксакова, с его блистательными по языку и точности описаниями степей, лесов, рек, птиц, рыб, зверей. К этому направлению, или жанру, тяготел и мой учитель Ф.Мильков. То, что он делал в Воронеже, мы продолжаем в Оренбурге, выполняя одну из главных задач географии: не только накапливать новые знания о природе, но и сохранять представление об ее исчезающих эталонных картинах.

Стратегия спасения

Изучать животных, не нанося вред их здоровью и как можно меньше вмешиваясь в их жизнь, — один из главных принципов лауреата Демидовской премии в номинации «Биология» академика Вячеслава Рожнова. Известный российский териолог (териология — наука о млекопитающих), специалист в области экологии и поведения животных, он вместе с коллегами разработал стратегии сохранения и восстановления популяций особо редких видов фауны России — амурского тигра, дальневосточного леопарда, снежного барса — и воплотил их в жизнь. В Институте проблем экологии и эволюции им. А.Н.Северцова РАН, который возглавляет В.Рожнов, реализуются также проекты по изучению и сохранению морских млекопитающих: белухи, белого медведя, краснокнижного кита нарвала, каспийского тюленя.

После окончания Московской сельскохозяйственной академии им. К.А.Тимирязева В.Рожнов пришел на работу в Институт проблем экологии и эволюции им. А.Н.Северцова РАН. Тогдашний его директор академик Владимир Соколов — кстати, один из первых лауреатов возрожденной научной Демидовской премии (1996) — предложил молодому ученому заняться изучением хемокоммуникации млекопитающих.

— Вячеслав Владимирович, поясните, пожалуйста, что такое хемокоммуникация?

— Это общение животных с помощью химических сигналов, проще говоря, на языке запахов. Меня интересовали хищные млекопитающие, прежде всего куньи. К этому большому семейству помимо куниц относятся норки, выдры, барсуки, хорьки и многие другие хищники. Хемокоммуникация может быть прямой или опосредованной, когда животное отделяет от себя запаховую метку и «размножает» свой образ, заменяя себя «запаховым дубликатом». Традиционно считалось, что млекопитающие оставляют такие метки, чтобы установить границы своей территории. Мы строили вольеры для животных, изучали источники разных запахов, ставили эксперименты, чтобы понять, какую информацию они несут. Оказалось, что млекопитающие оставляют запаховые сигналы не только и не столько для того, чтобы разграничить свои территории. У нас возникла идея, что эти метки животные оставляют, чтобы снизить вероятность прямых контактов, прямой коммуникации, а значит, уровень агрессивности. Они общаются опосредованно, что снижает вероятность возникновения агрессии, когда, к примеру, два самца встречаются «лицом к лицу». Если же особям надо встретиться «очно», например, самцу и самке, чтобы произвести потомство, им тоже помогают запаховые метки. В сообществах животных очень сложные социальная структура и характер отношений, они по запаху знают друг друга «в лицо».

— А как вы перешли от изучения мелких хищных млекопитающих, куньих, к проектам сохранения и восстановления популяций тигров и других крупных хищников? Как хищники «выросли» от норки до тигра?

— В самом конце 2007 года группу наших ученых — президента РАН академика Ю.Осипова, директора нашего института академика Д.Павлова и меня, недавно занявшего пост замдиректора, — пригласили в Кремль, где состоялась встреча с Президентом России Владимиром Путиным и главой МЧС Сергеем Шойгу. В начале 2000-х мы разработали Национальную стратегию сохранения биоразнообразия России. Президент предложил подготовить проект сохранения редких и находящихся под угрозой исчезновения видов животных, в частности, амурского тигра. Ю.Осипов подписал распоряжение о создании Постоянно действующей экспедиции РАН по изучению животных Красной книги РФ и других особо важных животных фауны России. Мы очень серьезно подготовились к работе, привлекли коллег разных специальностей и отправились в Приморский край, в Уссурийский заповедник Дальневосточного отделения РАН. Началось все с подробного исследования биологии тигра, отслеживания его перемещений, изучения кормовой базы. Информацию мы собираем «неинвазивными» методами. Гормональный статус можно определить по выделениям хищника. Генетическую информацию получаем, изучая ДНК из клеток пищеварительного тракта, выделенных из помета животного. Для отслеживания перемещений используем спутниковые радиопередатчики, фотоловушки.

Во всех наших делах нам оказывало всемерную поддержку Министерство по чрезвычайным ситуациям. В 2008 году к нам в экспедицию приезжали В.Путин и С.Шойгу. Президент страны принимал участие в процедуре обездвиживания тигра и надевания на него ошейника со спутниковым передатчиком.

Используя самые современные методы, в том числе спутниковую телеметрию и молекулярную диагностику, мы получили массу новой, ранее недоступной информации. В наших проектах принимали участие ученые, владеющие методами гормонального и молекулярно-генетического анализа, специалисты по дешифрированию космических снимков, ветеринары. В частности, мы провели исследование путей переноса инфекционных заболеваний от домашних животных к диким. Выяснилось, что тигр и леопард подвержены чумке — опасному вирусному заболеванию, которое может передаваться им от домашних собак.

— Разработанная вами уникальная технология реабилитации детенышей крупных хищников и подготовки их для возвращения в природу востребована во многих странах мира. В чем ее особенности?

— Прежде всего в том, что она основана на глубоких фундаментальных исследованиях биологии и поведения тигра. Тигрята могут оказаться сиротами не только по вине человека, но и по естественным причинам. Например, тигрицу может убить бурый медведь. Ну, и, конечно, никто не отменял браконьерство. Мы находили оставшихся без матери тигрят в тайге и помещали их в специально построенный нами реабилитационный центр «Амурский тигр», где их выхаживали и готовили к возвращению в природу. Вернуть в тайгу животных очень нелегко. Их нужно, например, научить охотиться на диких, а не на домашних животных, избегать человека, а не нападать на него. Надо очень хорошо знать возможности пространственного распределения животных и их расселения, экологическую емкость территории, на которой мы предполагаем восстанавливать популяцию. Например, раньше переднеазиатский, или кавказский, леопард жил на Кавказе повсюду. Сейчас там много туристов, увеличилось количество дорог, и прежде чем расселять зверей, нужно смоделировать для этого территорию, определить, сколько их она сможет вместить.

Эффективность нашей технологии реабилитации тигрят подтверждается их успешной адаптацией в дикой природе. Из шести выпущенных нами на волю животных несколько самок уже принесли потомство, и сейчас на территории Еврейской автономной и Амурской областей живут около 20 тигров. Нашей работой заинтересовались китайские коллеги, которые хотели бы восстановить популяцию тигра в провинции Хэйлунцзян. В Харбине нам предложили создать совместный российско-китайский центр для решения этой задачи.

Архитектор островов

Всемирно известный физик академик Юрий Оганесян, в честь которого самому тяжелому элементу Периодической таблицы Менделеева с атомным номером 118 присвоено название оганесон, в юности собирался стать архитектором. Окончив в Ереване школу с серебряной медалью, он отправился в Москву и за компанию со своими товарищами подал документы в МИФИ (тогда — Московский механический институт). Успешно сдал необходимые медалистам два профильных экзамена — физику и математику — и пошел в Московский архитектурный институт. Экзамены по живописи и рисунку Ю.Оганесян также сдал на «отлично» и решил остаться в Архитектурном, но документы из МИФИ ему не вернули, поскольку они находились на проверке для получения допуска. Так он стал физиком. После окончания МИФИ проработал год в Институте атомной энергии, в группе будущего академика Георгия Флерова, а потом вместе с этой группой переехал в Дубну, в только что созданный Объединенный институт ядерных исследований. Там было организовано новое научное подразделение —  Лаборатория ядерных реакций. В 1989-1997 годах Юрий Цолакович возглавлял эту лабораторию, сейчас он — ее научный руководитель. А в 1957-м 24-летний Ю.Оганесян был самым молодым сотрудником группы Г.Флерова. Разговор с корреспондентом «Поиска» начался с вопроса о начале работы лаборатории.

— Вместо легких частиц — протона и нейтрона — мы выбрали «снаряды» в 20-40 раз тяжелее и начали исследовать ядерные реакции под действием этих «гигантов». Академик Лев Арцимович, который был для меня огромным авторитетом, скептически относился к этим экспериментам, — начал рассказ Ю.Оганесян. — Однажды он спросил: «Вы устраиваете крушение поездов и рассчитываете получить что-то новое?» Я смешался, не знал, что ответить, но подумал тогда: зачем же крушение, когда можно устроить просто мягкое сцепление вагонов. Сначала ядро-снаряд движется быстро, но потом тормозится в электрическом поле ядра-мишени. В момент касания, когда снаряд потеряет практически всю свою скорость, вступят в действие ядерные силы притяжения, и ядра сольются. Грубо говоря, одно ядро поглотит другое, и получится новое тяжелое ядро суммарной массы. Вот это, пожалуй, и есть новое. Не так, как в ядерном реакторе, где ядро-мишень последовательно захватывает нейтроны, — здесь сразу в одном столкновении вносятся 20-30 протонов и нейтронов. Правда, это ядро будет сильно нагретым, и возникнут вопросы, как такой тяжеловес будет охлаждаться, не разделится ли он на два осколка, прежде чем перейдет в свое основное состояние. И только после этого мы сможем наблюдать его самопроизвольный, спонтанный распад и судить о его стабильности. Получение новых химических элементов — только последняя часть этих сложных ядерных превращений.

— То есть синтез новых элементов не был вашей главной целью?

— Меня и моих коллег прежде всего интересовало, как взаимодействуют ядра, особенно один из типов этого взаимодействия, связанный с использованием максимально тяжелых снарядов. Мы исходили из того, что слияние ядер химических элементов чем-то похоже на процесс, обратный делению. При разделении урана на два осколка высвобождается огромная энергия. Казалось бы, если слить ядра-осколки, приложив энергию, то получим уран, к тому же «холодный». На практике создать уран из его осколков невозможно — они нагреты и нестабильны. Но это не отвергает идею слияния массивных ядер, имеющих определенную внутреннюю структуру.

Мы синтезировали 102-й элемент, нобелий, дважды. Сначала — в середине 1960-х годов в реакции слияния плутония с кислородом («горячее слияние»), что дало нам приоритет в открытии этого элемента. И во второй раз — в реакции «холодного слияния» свинец+кальций, о которой говорилось выше. Эта реакция была примерно в 100 раз эффективнее первой. По существу это было своего рода открытием нового класса реакций, получивших на Западе название «холодного слияния массивных ядер». И с тех пор в течение последующих 38 лет реакции «холодного слияния» стали использоваться в лабораториях США, Германии, Японии, Франции для синтеза тяжелых элементов с атомными номерами от 107 до 113.

После того как в нашей лаборатории были продемонстрированы преимущества реакций холодного слияния, дальнейшие эксперименты по синтезу новых элементов проводились в основном в Германии (Центр исследования тяжелых ионов), затем в Японии (Институт физико-химических исследований). Наряду с преимуществами есть и ограничения. К сожалению, реакции «холодного слияния» не могут быть использованы для синтеза гипотетических сверхтяжелых элементов, расположенных на так называемом «Острове стабильности», то есть в области ядер, сильно обогащенных нейтронами. Реакции «холодного слияния» до них просто «не дотягиваются». Теперь ясно, что этим обстоятельством объясняются многие неудачные попытки синтеза сверхтяжелых элементов, предпринятые в прошлом веке различными лабораториями мира.

— Открытие в ОИЯИ целого семейства сверхтяжелых элементов стало первым и прямым экспериментальным доказательством существования на карте ядер «Острова стабильности», предсказанного теорией около 50 лет тому назад. Сколько еще элементов может быть открыто?

— На этот вопрос пока нет ответа. Я бы даже сказал, что поиск такого ответа — одна из самых актуальных научных проблем, стоящих перед нами сегодня.

Мне кажется, что предел существования элементов будет определяться пределом существования ядер. Здесь у нас пока нет теории, способной описывать ядерные силы, которые связывают почти 300 протонов и нейтронов. В отсутствие строгой теории мы пользуемся различными теоретическими моделями. Области их описания ограничены, еще более неопределенными являются прогнозы. Поэтому эксперимент, подтверждающий (или опровергающий) предсказание о существовании некоего «Острова стабильности», продлевающего карту ядер до больших масс и Периодическую таблицу до конца 8-го периода, был жесткой проверкой наших знаний о свойствах ядерной материи.

Модели предсказывают существование ядер с атомным номером более 120. В некоторых случаях рассматривается существование второго «острова» в области атомных номеров около 146. Более смелые предположения допускают для еще более тяжелых ядер экзотические конфигурации в виде пузырей, тора и пр. Насколько справедливы эти прогнозы? Только эксперимент может дать ответ на этот вопрос.

Материалы подготовили Андрей и Елена Понизовкины

Фото Сергея Новикова 

Нет комментариев