“Не дозволяет оставаться безучастными…” Академики всегда сопротивлялись произволу власти.

Шесть книг, масса статей — результат многолетних исследований доктора исторических наук, лауреата премии имени В.О.Ключевского Анатолия ­Иванова, главного научного сотрудника Института российской истории РАН. Ученый, в частности, рассматривает состояние и проблемы высшей школы Российской империи ХVIII — начала ХХ века. Вплоть до социалистической революции она нерасторжимо была связана с Академией наук, потому историк углубился в эту тему, отдельно выделив взаимоотношения власти и академиков.

— Пожалуй, никогда в истории академии у нее не было столь благостных отношений с властью, — рассказывает Анатолий Евгеньевич, — когда бы они любили друг друга, раскрыв взаимные объятья, как в самом начале. Но относительно ровный, бесконфликтный период закончился в 80-х годах XIX века. Причина простая: с петровских времен тон в академическом сообществе задавали немцы, прививая ему свои национальные черты — уважение к порядку, спокойствие, рассудительность.
— Но они принесли с собой и дух академической свободы, независимости, воспитанные европейскими университетами?
— Это так и не так. Главное не в этом: с 1724 года российская наука, а значит, и высшая школа, и среднее образование фактически начинались с “белого листа”. Ведь в структуру академии входил первый в России Петербургский университет, называвшийся Академическим. (Между российскими учеными идет нескончаемый спор, какой университет “первее” — Петербургский или Московский, но к нашей теме это отношения не имеет). Со временем немецкий дух постепенно изживался, а развивался дух национальной академической автономии, самостоятельности ученых — что и явилось причиной все нараставших трений с властью.
Императорская академия наук с образованием в России университетской системы стала представительным научным учреждением, Олимпом, на котором восседали “бессмертные” — избранные тайным голосованием академики. Правда, его научная база ограничивалась незначительным числом музеев, обсерваторий, лабораторий и т.п. Фундаментальная наука концентрировалась в университетах (к концу ХIХ века их было 10), а прикладная со второй половины ХIХ века “гнездилась” в инженерных, сельскохозяйственных, коммерческих институтах. Между всеми научными центрами существовала тесная взаимосвязь: в народнохозяйственных институтах лекции по фундаментальным наукам читали профессора университетов, они же были преимущественными поставщиками членов академии. В 1914 году 87 процентов академического корпуса — это университетские профессора, в абсолютном большинстве не порывавшие с преподаванием. Словом, преподавательский состав высшей школы и члены Академии наук были единым сообществом ученых.
Почти до конца XIX века академики вели себя благопристойно, не вызывая особого раздражения власти. А она, впрочем, как и всегда, относилась к ним несколько свысока, с некоторым пренебрежением и подозрением: мол, чего еще заслуживают ученые люди?! Занимаются непонятно чем, ведут себя независимо, на поклоны не ходят… Неудивительно, что финансировалась академия, как и высшее образование, по остаточному принципу. Справедливости ради скажем, что и академики, и профессора были людьми достаточно состоятельными, но не богатыми, а потому нередко выражали недовольство своим материальным положением.
Конфликт между учеными и властью стал обретать политическую тональность с 80-х годов ХIХ века. В 1887 году министр народного просвещения И.Делянов уволил из Московского университета профессора юридического факультета, известного ученого Максима Ковалевского с резолюцией: “Лучше иметь на кафедре преподавателя со средними способностями, чем человека особенно даровитого, который, однако, несмотря на свою ученость, действует на умы молодежи растлевающим образом”. В этой бюрократической формуле заключалась вся суть отношения самодержавия к научному сообществу.
— Чем конкретно Ковалевский вызвал такую реакцию?
— Да ничем особенным. Начальству не нравились конституционные убеждения профессора. (Ученые были толерантны к власти, к революции не призывали, но в большинстве традиционно придерживались либеральных взглядов). После увольнения Ковалевский читал лекции в крупнейших европейских университетах — за границей хорошо знали и уважали обладавшего энциклопедическими знаниями ученого. Он был знаком с К.Марксом, считавшим его “научным” другом. Несмотря на политически криминальный характер увольнения, Ковалевский наперекор власти все же был избран членом-корреспондентом, а затем и академиком.
— Наверное, были и другие подобные случаи?
— Да, с 1880-х годов ученый корпус превратился в постоянную мишень для полицейско-охранительных атак Министерства народного просвещения. Серьезное столкновение с властью произошло во время всеобщей студенческой забастовки в феврале 1899 года. Поводом к ней стало избиение казаками и полицейскими студентов во время традиционного шествия по улицам столицы в день 80-летия Петербургского университета. Резонанс это вызвало необыкновенный. Свидетелями погрома были профессора университета академики А.Фаминцын и Н.Бекетов. Они публично заявили о своем возмущении. Бекетов, некогда учивший химии цесаревича Николая, добился аудиенции у царя и доложил ему о беспрецедентной расправе над студентами. В ответ Николай распорядился создать следственную комиссию, рассудившую по “справедливости”: виноваты все. Студенты, мол, вели себя невоздержанно, а городская власть не должна была допускать их несанкционированного избиения. Заодно попеняли и администрации университета. На этом можно было бы остановиться, однако Министерство народного просвещения стало массово исключать студентов из университета и высылать из Петербурга. Это вызвало громкие протесты профессуры и членов академии.
Демарш академиков Бекетова и Фаминцына привел к скандалу в самой академии. Ее президент, великий князь Константин Романов, известный как поэт “КР”, объявил академикам-“протестантам” выговор. В ответ Бекетов отказался дать письменное объяснение по поводу своих протестных действий. К нему присоединился Фаминцын. На заседании Физико-математического общества он обрушился с обличениями на своего крайне консервативного коллегу, попечителя Петербургского учебного округа, академика Н.Сонина, с санкции которого чинилась расправа над студентами, велась чистка преподавательского корпуса Петербургского университета от любимых студентами профессоров. В знак протеста против произвола из университета ушло несколько видных преподавателей, будущих академиков. Фаминцын публично назвал Сонина “карателем свободной мысли”, недостойным звания академика. Это заявление попало в прессу и получило всероссийскую огласку. Вспышку академического протеста спровоцировал и тот факт, что за участие в беспорядках (1901 год) часть студентов Киевского и Петербургского университетов сдали в солдаты.
— Последствия, наверное, были?
— Конечно. В 1901 году Константин Романов и вице-президент П.Никитин осудили нескольких академиков-смутьянов за попытку привлечь коллег к кампании в защиту университетов от полицейских репрессий в отношении студентов и профессуры. Нельзя, мол, считал президент, втягивать ученых в обсуждение политических событий — это грозит академии утратой научной автономии.
Кульминации конфликт академии с властью достиг во время Первой русской революции. Академики протестовали против размещения в академических помещениях военных и полицейских, боровшихся с беспорядками на улицах Петербурга. Они пригрозили генерал-губернатору Трепову обращением в Сенат (высший надзорный государственный орган) с жалобой на его самоуправство. Президент академии осудил за это своих подопечных. И в пику протестующим предоставил собственный Мраморный дворец для постоя войск.
Либеральное большинство членов академии пришло к убеждению в необходимости неотложных государственных реформ, в первую очередь упразднения “бюрократического средостения”, утвердившегося между властью и народом.
— Как относилось общество к академикам и профессуре? Страшно далеки они были от народа или все же нет?
— Большая часть российского народа, безусловно, была далека от проблем просвещения, науки и даже не мечтала попасть в круг образованных людей. Но ученых поддерживала интеллигенция, сыгравшая заметную роль в революционных событиях. В 1905 году в научном сообществе возникла идея создания организации, объединяющей всех людей науки. Она была материализована в Петербургском академическом союзе деятелей науки и высшего образования. Ее учредительным манифестом стала записка “Нужды просвещения”, предварительно опубликованная в виде статьи профессора Московского университета В.Вернадского. Ученые писали: “Угрожающее положение отечественного просвещения не дозволяет оставаться безучастными и вынуждает нас заявить наше глубокое убеждение, что академическая свобода несовместима с современным государственным строем России. Для достижения ее недостаточно частичной поправки существующего порядка, а необходимо полное и коренное его преобразование…”. Или другой фрагмент: “На страницы истории высших учебных заведений… приходится заносить случаи, когда профессора и преподаватели (что впрямую касалось и академии. — Прим. А.Иванова)… усмотрением временных представителей власти вынуждаются оставить свою деятельность по соображениям, ничего общего не имеющим с наукой. Преподаватели высшей школы низводятся до степени чиновников, долженствующих исполнять приказания начальства”. Далее следовали конкретные требования. Эти инвективы относились и к Академии наук. (Не правда ли, созвучно сегодняшнему положению дел?).
Записку сразу же подписали 342 деятеля науки, в том числе 17 академиков. Позднее количество подписей достигло 1650.
— И какова была реакция власти?
— Резко непримиримая. Но в то время власть была парализована революцией 1905 года — ей было не до того. Однако Константин Романов пытался воспрепятствовать вступлению членов академии в Академический союз деятелей науки и высшего образования, уговаривая не подписывать его учредительный манифест. Найдя документ “глупым и противозаконным”, президент направил всем подписантам циркуляр с напоминанием о служебном долге, с намеком, что при таком отношении к власти с их стороны неэтично получать казенное содержание. Адресаты возмутились. Академик К.Залеман заявил: “Молчать в данный момент — значит одобрять все, что мы не можем одобрить”. И.Бородин прислал прошение об отставке. Секретарь академии С.Ольденбург предупредил президента об угрозе всеобщей отставки академиков. Однозначная их реакция побудила КР пойти на мировую.
5 марта 1905 года он обратился к Общему собранию: “Вы, господа, ответили мне письмами, где подтверждаете вашу формальную и нравственную правоту в подписании известного заявления
342-х. Искренне верю, что все вы следовали велениям долга и совести, но прошу и вас верить, что я тоже по чувству долга и искреннего убеждения написал свою отповедь. Немало лет я имею честь состоять президентом первенствующего ученого сословия, к которому вы принадлежите. Я знаю вас, вы меня знаете. Мне было бы прискорбно, если бы в моем письме вы прочли что-то исключающее мое личное уважение к каждому из вас”. В заключение президент призвал академиков не поддаваться соблазну “быть отвлекаемыми политическим разномыслием от ученых занятий”. Обратите внимание, столь деликатное заявление сделал не какой-нибудь чиновник, а великий князь, движимый желанием не усугублять кризис отношений с академиками.
Однако призыв князя “не раскалываться политически” безнадежно запоздал: академическое сообщество уже раскололось на конституционных демократов, октябристов и правых. Внепартийная часть членов академии явно сочувствовала кадетам. Члены Академического союза дружно вошли с состав партии кадетов, созданной в 1906 году, дав ей самых заметных руководителей и идеологов. Личный состав Академии наук отражал все многообразие партийного “строительства” того времени.
— Сказалось ли политическое размежевание на обстановке внутри академии?
— Да, возникали политические размолвки, изгоями в академическом собрании были черносотенцы. Но, несмотря на политический раскол, Академия наук стала в оппозицию к власти, в первую очередь к мракобесной политике министра народного просвещения Л.Кассо. Академиков и всю научную общественность возмутила затеянная министром реформа подготовки так называемых профессорских стипендиатов (фактически реформа аспирантуры). Кассо заявил: мол, нашим академикам и профессорам нельзя доверять — они либералы. Будущих ученых следует обучать в университетах Германии. Академики посчитали это оскорблением всех российских ученых — якобы они не в состоянии воспитывать научную смену. В знак протеста Московский университет покинули 136 профессоров и приват-доцентов. Среди них академики В.Вернадский, В.Ключевский и др. (1911 год). Затея обернулась полным крахом, поскольку дорогостоящий проект съел бы все бюджетные средства. В отместку Кассо вознамерился провести тотальную чистку академии. (Не напоминает ли все это сегодняшнюю ситуацию?). Угроза была не пустяшная. Либерально настроенных преподавателей столичных университетов он направлял в провинциальные, тем самым выгоняя с работы. Спасли академию смерть Кассо и начало Первой мировой войны. Министром просвещения стал П.Игнатьев, готовивший реформирование высшей школы и всей образовательной системы Российской империи. Страсти в академии улеглись. Февральские события либеральное большинство академического сообщества встретило с энтузиазмом, а консерваторы настороженно.

Записал Юрий Дризе
Фото Андрея Моисеева

Нет комментариев