До корней коры

Стартовавший в прошедшем году новый конкурс Российского фонда фундаментальных исследований для ведущих молодежных коллективов дал молодым, но уже проявившим себя ученым уникальный шанс на проведение масштабных самостоятельных исследований, обеспеченных весомыми грантами — до шести миллионов рублей на два года.
Как научная молодежь распоряжается открывшимися перед ней возможностями? С какими трудностями сталкивается? Ответить на эти вопросы мы попытаемся в серии материалов, посвященных работам молодых грантодержателей РФФИ.

Первым из руководителей ведущих молодежных научных коллективов на наши вопросы ответил старший научный сотрудник Института физики Земли им. О.Ю.Шмидта РАН кандидат физико-математических наук Алексей Баранов. Он автор монографии и статей в авторитетных международных журналах. Мы попросили Алексея рассказать, какие проблемы, и не только научные, ему приходится решать, выполняя работу по гранту.

— Алексей, для начала несколько слов о том, как складывается ваша научная биография.
— Окончив Московский государственный технический университет радиотехники, электроники и автоматики по специальности “математик-аналитик”, я устроился в коммерческую структуру. На зарплату не жаловался, но удовольствия от работы не получал. И тут судьба свела меня с нынешним моим научным руководителем, членом-корреспондентом РАН Валерием Петровичем Трубицыным. Он очень интересно рассказывал о проблемах, которые решают геофизики. Оказалось, что математику в этой области тоже есть где приложить свои знания. С помощью Валерия Петровича я подготовился и поступил в аспирантуру Института физики Земли РАН.
 — Сложно было переучиваться на геофизика?
— Не скажу, что я специально “переучивался”. Просто читал литературу по темам, которыми занимался, и постепенно расширял кругозор. Осваивать новую область — занятие увлекательное, и сложности меня не пугали. А вот что действительно оказалось тяжело, так это выживать на аспирантскую стипендию в тысячу рублей. Не сильно меняли дело и те 2-3 тысячи, которые обеспечивали полставки инженера. Спасибо научному руководителю, который помог мне уехать в Германию. Там я поступил в аспирантуру German Research Centre for Geosciences Potsdam, учился и работал, получая стипендию 1200 евро. Это помогло продержаться, закрепиться в науке. В 2007 году я досрочно защитил кандидатскую диссертацию по численному моделированию тепловой конвекции в мантии Земли и решил вернуться в Россию.
— Чем было вызвано такое решение?
— В это время в Академии наук стартовал пилотный проект по совершенствованию оплаты труда ученых. Я поверил, что жизнь на родине налаживается, и решил не продлевать контракт в Германии, который в тот момент закончился. Действительно, зарплаты в РАН существенно подросли. Кроме того, выплачивались стимулирующие надбавки, довольно весомые при наличии публикаций в реферируемых журналах, да еще и с повышающим коэффициентом для молодых ученых. У меня одно время только надбавка составляла 20-25 тысяч рублей в месяц. Но постепенно эта практика сошла на нет, повышение зарплаты “съела” инфляция, и остались только оклад и надбавка за степень, которую, говорят, Минобрнауки вот-вот отменит. В общем, все вернулось на круги своя.
Ладно бы в стране не было денег, но все же понимают, что это не так. Когда рассказываешь иностранным коллегам, как в России живут ученые, они отказываются верить. Правда, есть один нюанс. До недавнего времени у сотрудников РАН было преимущество — постоянные или бессрочные ставки. На Западе, как известно, получить постоянную позицию не так-то просто. Но теперь и у нас новых сотрудников стали принимать на временные ставки. По окончании срока контракта, через два-три года, администрация может его и не продлить. Хорошо это или плохо — большой вопрос. С одной стороны, срочные контракты стимулируют ученых к активной работе, но с другой — неопределенность вкупе с неконкурентной по отношению к западной зарплатой и отсутствие четких критериев профпригодности могут ускорить “утечку мозгов”.
— А вот судя по средним размерам зарплат, которые озвучивают чиновники, в науке все не так уж плохо. Ведь к окладам добавляются еще и гранты, контракты, хоздоговоры.
— Когда занимаешься фундаментальной наукой, на хоздоговоры особенно рассчитывать не приходится. Конкурсы
Минобрнауки тоже выиграть сложно: там очень непрозрачные условия и огромное количество бумаг. Для обычных ученых остаются гранты РФФИ, но их, к сожалению, намного меньше, чем нам хотелось бы. Да и размеры выплат оставляют желать лучшего. До 2008 года они составляли около 500 тысяч рублей в год, а после кризиса упали до 300-400 тысяч. Понятно, что такой грант может быть подспорьем только для одного исследователя. Если привлекаешь людей, им необходимо платить не меньше, чем они получали на той работе, от которой ты их оторвал. На обычный грант команду не соберешь. А вот специальные гранты для ведущих молодежных коллективов обеспечивают реальную поддержку группы исследователей.
Конкурс “Мой первый грант”, кстати, тоже очень важное подспорье для совсем молодых начинающих ученых. У них ведь практически нет шансов победить в соревновании с давно работающими и, соответственно, имеющими научный задел коллегами. Чтобы “подкопить” публикации, “нарастить вес”, надо года три-четыре “пахать”, сидя на голом окладе. Далеко не все к этому готовы. На самом деле, никто из молодых людей, пришедших в науку, не гонится за бешеными деньгами. Но зарплата не менее 50 тысяч рублей в Москве необходима просто для “поддержания штанов”. С появлением молодежных грантов РФФИ у многих ребят (я сужу по своему институту) появились надежды на лучшее. Но остается вопрос: будет ли эта поддержка систематической?
— Молодежь не верит, что новые конкурсы продолжатся?
— Мы же понимаем, что РФФИ — государственная организация. В прошлом году ей дали дополнительные средства, а в следующем могут и не дать. Вот я для выполнения гранта набрал команду из 10 человек. Все эти люди кроме институтской нагрузки имели подработки. Теперь они должны их бросить и заниматься нашей темой. Но пройдет год-другой, конкурс свернется, и они останутся у разбитого корыта. Кстати, собирая коллектив, я обнаружил, что некоторые отвыкли серьезно работать даже за деньги. Видимо, виновата наша злосчастная нестабильность: у многих выработалась психология временщиков — схватить, быстро освоить и искать новый источник финансирования.
— В таких условиях наладить работу коллектива, наверное, непросто?
— Да, к сожалению, не все получается так, как было задумано. Проблемы с командой решались бы легче, если бы процесс шел в штатном режиме. Однако в прошлом году средства по гранту поступили поздно — в декабре. На конференции уже не поедешь, оборудование покупать некогда: пришлось практически все пустить на зарплаты. Поработать успели всего три месяца, оценить вклад каждого в полной мере я не успел, поэтому распределял деньги практически вслепую. Понятно, что не все угадал. Надеюсь, что в этом году результат будет лучше.
— Давайте перейдем от организационных проблем к научным. Какие работы вы выполняете в рамках проекта? Что уже сделано и что запланировано на текущий год?
— Наши исследования посвящены построению глобальной модели континентальной коры и ее интерпретации. Эта тема важна для понимания истории Земли, поиска полезных ископаемых, моделирования тектонофизических процессов (землетрясений, извержений вулканов). Выполняя предыдущий инициативный проект РФФИ, который закончился в 2012 году, я собрал материалы для построения новой глобальной модели континентальной коры на основе сейсмических данных. Теперь с помощью гранта для ведущих молодежных научных коллективов
строится модель GlobalCrust, основанная на большом объеме геофизических измерений, которая будет примерно в четыре раза точнее, чем существующая.
Мы планируем проанализировать полученную модель и провести сравнение с предыдущей — CRUST 2.0, созданной зарубежными коллегами. Выявленные различия будем пытаться интерпретировать, связывая свойства земной коры в конкретных регионах с их геодинамической историей. Уже ясно, что наши исследования позволяют добиться большей деталировки для наименее изученных районов — Антарктиды, Африки, Австралии, Южной Америки. Обнаруженные там особенности заставили ученых задуматься. Например, результаты по Антарктиде поставили крест на некоторых прежних гипотезах строения и развития этого континента и выдвинули на повестку дня новые версии.
— Какие же интересные факты “всплыли” благодаря вашим расчетам?
— Оказалось, например, что Западная Антарктида — самая большая на Земле по площади рифтовая зона. В таких областях происходит растяжение континентальной коры, которую стремятся “растащить” восходящие из глубин мантийные потоки. Иногда их мощности хватает, чтобы разорвать материк, и над рифтом (образовавшейся в месте разрыва крупной линейной впадиной) возникает океанический бассейн. Если же процесс затухает, континентальная кора просто становится более тонкой, а рифт со временем заполняется осадками. Стандартная континентальная кора имеет мощность около 40 км, в Западной Антарктике наша модель дает 26 км: сильное растяжение налицо. Однако в отличие от других современных рифтовых зон здесь не наблюдается повышенной вулканической активности. И это довольно странно.
Следующая загадка связана с происхождением Трансантарктических гор, которые тянутся с севера на юг и делят Антарктиду на Западную и Восточную. Геологи привыкли к тому, что горы изостатически скомпенсированы: чем выше наземная часть, тем глубже уходит в мантию подстилающая их кора. А вот Трансантарктические горы, вторые по длине после Анд, при высотах до 4500 м имеют неглубокие “корни”. За счет чего они “удерживаются на плаву”, пока не до конца понятно.
Еще одну тайну хранят находящиеся целиком подо льдом в Восточной Антарктиде горы Гамбурцева, названные в честь открывшего их советского геофизика, который, кстати, был директором нашего института. Исследования подледного рельефа показали, что он чрезвычайно изрезанный, характерный для молодых гор. Однако тектонической активности в этом внутриплитовом районе в последние 100 миллионов лет не было. Непонятно и другое: как сохранились определяемые по геофизическим данным острые гребни и вершины — ведь горы Гамбурцева находятся целиком подо льдом, который должен был сгладить “неровности”.
Кстати совсем недавно нашли свое подтверждение и полученные с помощью нашей модели данные по строению Восточной Антарктиды. Ранее предполагалось, что она в отличие от Западной представляет собой древнюю докембрийскую платформу, как в Индии, Южной Америке, Африке, Австралии. На состоявшейся в начале апреля Генеральной ассамблее Европейского союза наук о Земле, в которой я принимал участие, были доложены новые результаты исследований подледного рельефа Восточной Антарктиды. Оказалось, что она состоит из гор и узких долин и рассечена древними рифтами от побережья до Южного полюса. Это полностью согласуется с построенной нами картой.
— Вы уделяете Антарктиде особое внимание в своих исследованиях?
— Мы построили улучшенную модель глобальной континентальной коры для всего земного шара. А интерпретировать эти данные действительно начали с Антарктиды. Самый южный континент привлек меня тем, что сегодня он наименее изучен и, следовательно, здесь можно ожидать новых результатов. Исследования Антарктиды стоят дорого: 99% поверхности покрыто льдом, очень сложные погодные условия. Между тем нам важно знать строение этого материка, ведь он последний резерв человечества по запасам полезных ископаемых  и пресной воды (90% всего льда и 75% всей пресной воды на планете). Сегодня у ледового континента нейтральный статус, но через несколько десятков лет, когда ресурсы на Земле истощатся, за него наверняка начнется нешуточная борьба.
Антарктиду я углубленно изучал, работая один. Теперь большим коллективом мы можем, используя новую модель коры, провести анализ других районов Земли. Да и саму модель  необходимо усовершенствовать. Это бесконечный процесс. Ни в одной области науки не бывает такого, чтобы ученые получили какие-то результаты и закрыли тему. И у нас, как только появляются новые данные, сразу возникает необходимость уточнять модель, искать объяснения найденным закономерностям.
— Кого вы привлекли к работе? Как распределены обязанности в коллективе?
— В команду в основном входят ребята из нашего института. Состав исполнителей меняется: студенты и аспиранты приходят и уходят. Всех участников я ввел в курс дела, раздал задания, мы встречаемся, чтобы обсудить результаты. Один осваивает компьютерную программу для расчетов напряжений на основе новой модели коры, другой занимается гравитационным моделированием, которое позволяет изучать мантийные процессы, третий по свойствам коры определяет виды пород и их возраст, четвертый занимается динамической топографией. В общем, каждый решает свою задачу, а я обобщаю полученные результаты.
— Размер гранта дает возможность развернуться?
— На самом деле, три миллиона в год — вовсе не сумасшедшие деньги. Начнем с того, что 15% отчисляются в институт в качестве накладных расходов. Со средств, которые направляются на зарплату, взимается единый социальный налог — 30,6%. Так что, если средства гранта поделить на 10 участников, получится в среднем по 10 тысяч на руки в месяц. Это в принципе было бы нормально, но реально на доплаты идет меньше, поскольку в проекте заложены расходы на закупку оборудования и участие в конференциях.
Надо иметь в виду, что мы занимаемся теоретической работой. А ведь многие мои коллеги по институту ездят в экспедиции, там затраты на порядки больше. И это нормально: серьезные открытия не даются даром. Удивляет, что наше государство, экономя на науке, надеется на рост публикаций, индексируемых в международных базах данных.
Между прочим, чтобы опубликовать статью в зарубежном журнале, нужно или самому идеально знать язык, или иметь иностранных коллег, которые поправят языковые неточности, или заказывать перевод в специальной фирме. Не все могут найти на это деньги. Хорошо бы РФФИ и в этом вопросе поддерживал исследователей. Но главное — гранты должны быть более крупными и приходить в начале года. Понятно, что это во многом зависит от государства. Очень хочется верить, что оно повернется лицом к фонду, который, как считают многие ученые, является самой эффективной и прозрачной грантовой организацией в нашей стране.

Надежда Волчкова
Фото Николая СТЕПАНЕНКОВА

Нет комментариев