Для большинства россиян Арктика абстрактна, ибо расположена в стороне от туристических маршрутов, климатически и инфраструктурно плохо приспособлена для прогулок и проживания. Но летом 2009-го премьер-министр РФ В.Путин объявил о создании Национального парка “Русская Арктика” и даже рекомендовал своим министрам избрать его местом для проведения ближайшего отпуска. Там есть где разгуляться: под парк выделено более 1,4 миллиарда гектаров в Архангельской области. Большей частью, правда, это морские акватории или острова, на 85 процентов покрытые льдом материкового происхождения, но зато встречаются белые (или морские) медведи, тьма птичьих базаров, водятся тюлени, гренландские киты и нерпы. Многие державы считают Арктику зоной своих интересов, и год от года вокруг этой не самой оборудованной для жизни части планеты разыгрываются страсти.
Как в такой ситуации должна вести себя Россия, для которой Арктика — часть ее государственного пространства? В последние годы президент и премьер-министр РФ заявляли о глубинных интересах России в Арктике, в Архангельске создан Северный (Арктический) федеральный университет — то есть геополитический и экономический интерес страны обозначен. Но простой народ сомневается в необходимости вкладывать средства в освоение этого мира холода… В “ЖЖ” и прочих интернет-изданиях мелькают издевательства по поводу этих трат. Сегодня по просьбе редакции мнение о целях изучения Арктики высказывает директор Института экологических проблем Севера РАН и одновременно проректор по науке Северного (Арктического) федерального университета, профессор Константин БОГОЛИЦЫН:
— Едкие реплики о бессмысленности исследования Арктики — расплата за долгие десятилетия недальновидной политики власти в конце прошлого века. Арктика — богатейший район по полезным ископаемым, углеводородному сырью, морским и лесным ресурсам. Но брать их столько, сколько сможем, без учета природных особенностей недопустимо. В северных широтах и человек беззащитен перед природой, и экосистема ранима. Критические ситуации здесь норма потому, что связаны с массой факторов. С экстремальной температурой — жарко летом, холодно зимой, с сильными ветрами, с удаленностью обжитых территорий друг от друга и малонаселенностью пространства. Поселки, большие и малые, здесь стоят по берегам рек. А освоение региона, его хозяйственное обеспечение надо вести по всей территории, что выливается в массу транспортных и инфраструктурных проблем. Решить их за счет вахтовиков невозможно. Здесь должно работать постоянное население, способное экономически себя обеспечивать и воспроизводить. Но для этого нужны условия комфортного существования на основе традиционных укладов жизни. Монорешение для этой многоплановой задачи не найти, нужен комплексный междисциплинарный подход.
Вот сельское хозяйство. Здесь нужно иметь пастбища для выгонки оленей, то есть сохранить биологическое разнообразие трав. И пастбища нереально ограничить рамками определенных территории. Почему? Глобальные изменения климата (потепление) “съело” часть площади ледников, верхние температуры растут, холод отступает дальше к полюсу, и за ним мигрируют птица, рыба, морской зверь. Следом на север движется и человек. Не с удочкой, а с тралом, не на оленьей упряжке, а на вездеходе, разрушая привычную структуру экосистемы. Как уберечь природу от антропогенного разрушения? Проще простого, казалось бы, закрыть от воздействия человека — сделать Арктику заповедником. Но тогда мы сами ограничим экономические возможности освоения этой территории. Мало кто на такое согласится. Значит, надо найти сбалансированный подход — сохранение традиционных видов хозяйствования с использованием только экологичных технологий, где, как в зеленой химии, главный принцип — “не навреди!”
Подобное возможно, если в стране налажены экологический мониторинг, регулярная оценка биоразнообразия и действуют меры его сохранения, использования и возобновления. Стране нужны особо охраняемые территории и национальные парки, меры по рекультивации земель, ранее загрязненных техногенным воздействием, требуется разработка принципиально новых технологий. А у нас практически исчезли конструкторские силы и промышленность, которые треть века назад разрабатывали и выпускали оборудование даже для целлюлозно-бумажных комбинатов. Теперь все закупается за границей: там дешево отдают старые технологии. Но вот беда — комплектующие к устаревшему оборудованию продают втридорога. Так что, если хотим благих перемен, надо возрождать свою конструкторскую базу, промышленность. Твердя об инновациях, мы идеологически сохраняем огромный разрыв между научной разработкой и техническим решением на ее основе. Вы вот были у нас на совещаниях по НОЦ. Обратили внимание на работу по флюидным технологиям? Они гигантскими шагами развиваются по всему миру, находя применение в изготовлении медпрепаратов, получении сырья, типа древесного, из однолетних растений и даже ягод. При желании можно получать целый “букет” лекарственных препаратов биологически активных веществ, столь требующихся людям.
— Так за чем же дело стало? Коли все знаем, надо действовать. В стране уйма научных институтов, у которых в основных функциях прописано направление действий — Арктика.
— А кто их усилия координирует? Есть ли Национальная программа исследования Арктики? Увы. На Шпицбергене работают все кому не лень. Все получают уникальные данные и складывают в свой архив. Где грамотное управление, чтобы одновременно сложную ситуацию изучали и геолог, и биолог, и химик, дабы рассмотреть процесс со всех сторон? Арктике нужны рекомендации без взаимоисключающих рецептов, то есть грамотная научно-производственная политика.
УрО РАН в этом году, приняв за основу, что Арктика — регион геополитического и экономического позиционирования России, начало разрабатывать единый план действий. Наш институт проводит исследования в соответствии с “Основными направлениями деятельности России в Арктике до 2020 года”. Кто делает металл для северных территорий? Кто делает энергетику? Она здесь должна быть особая, мобильная, с учетом потребностей малых поселков, экспедиций. Электростанций там не наставишь, опытом Голландии по ветряной энергетике не воспользуешься — климат жестче. А вот Институт высокотемпературной электрохимии УрО РАН предложил компактные технические устройства мощностью до 100 киловатт. Институт органического синтеза УрО РАН разработал катализатор специально для питающих эту установку элементов.
Здоровье работающих и живущих здесь людей — отдельная тема, которую назову “полярная медицина”. Люди получают сильный стресс даже от самой полярной ночи. Если вахтовикам надо восстанавливать здоровье, то это тем более нужно постоянно здесь живущим. Мы очень активно работаем с Институтом физиологии природных адаптаций, где более трети века занимаются иммунной системой людей в условиях Севера. Так вот, одних превентивных мер по стабилизации иммунной системы мало. Здесь аномально часто встречаются заболевания щитовидки (зоб), онкология, видимо, вызванные спецификой питания и жизненных процессов. Нужно искать новые лекарственные препараты, БАДы, которые позволяли бы стабилизировать состояние. Но одно дело — использовать для них сырье южной или средней полосы, а другое — полярной. Людям, потребляющим местную пищу, нужнее компоненты из местных растений, они полезнее.
Другая сторона проблемы — изучение последствий техногенного воздействия на Арктику. Взять, к примеру, торф, которого в Архангельской области треть всех российских запасов. Уникальное растительное образование. Из него можно получать воски, сорбенты для улавливания тяжелых металлов, гептила и его производных. В Архангельской области же находятся районы падения отделяющихся частей ракет. А на них остатки топлива. Говорите, в Казахстане тоже падали? Мол, надо воспользоваться опытом медиков и экологов Байконура? Мало проку от него. Да, топливо одно и то же, а природные условия разные. Там глина, песок и жарко, испарение начинается сразу. А здесь гептил уходит в почву, точнее — в болота, часто концентрируется в толще торфа. И он гептил “сглатывает”, принимает в себя. Добавьте замедляющий процесс распада холод, и вы получите ситуацию, когда гуминовые вещества торфа связывают гептил. А как они дальше будут себя вести, можно только догадываться. Цепочка получается длинная: гептил постепенно выходит на поверхность, его впитают растения, их съест олешка, а его мясо — человек, может, кормящая мать… Мы считаем, что получим вариант атомной бомбы пролонгированного действия. Так что нужно разрабатывать иную систему анализа распада гептила и его производных в условиях Арктики, потому что в микродозах он особо опасен. Мы занимались этой проблемой вместе с МГУ им. М.В.Ломоносова по программе “Развитие научного потенциала высшей школы”, используя сверхкритические флюидные технологии при разработке методов контроля сверхмалых концентраций гептила и его производных.
При этом надо понимать, что ступени ракет падают в труднодоступные места. Порой с вертолета их находят, но сесть нельзя: там болото. Максимум — зависнуть над ним. Ребята прыгают, по пояс в жиже стылой отбирают образцы. Или трое-четверо суток на плоскодонках по верховьям речек сквозь полчища комаров добираются туда, где упала махина. Местные жители тоже не дремлют: ухитряются вытаскивать, разбирать… Зачем? Заборы ладят, погреба обивают, даже лодки клепают, совершенно не понимая, что на металле остатки гептила.
У военных была хорошая программа “Развитие российских космодромов”. Подразумевала экологический мониторинг в подобных нашим районах, рекультивацию земель там. Но ее временно приостановили. Надо бы возродить, тем более что землю под новые места падения отводят в Пермском крае, Коми, Ненецком округе — то есть в холодных территориях с массой аналогичных проблем.
По шельфу тоже море задач. Осваивая Штокман, надо разбираться и с рудными месторождениями: устраивать плацдарм для переработки сырья и жизни работников на каком-нибудь близлежащем острове. Острова — вообще отдельный пласт забот. Многие из них опустели: где закрыли метеостанции, где вывели военные подразделения. А как можно восстановить Северный морской путь без специальной программы научных исследований и мониторинга? Решая экологические задачи, мы решаем экономические. Иначе никак.
Особая ответственность — атомное судостроение. Без него страна не может обойтись, но куда девать загрязненные радиоактивными отходами воды предприятия в Северодвинске?
Их научились замыкать внутри завода благодаря российско-американскому проекту, но остатки-то в железных бочках надо куда-то девать на длительное хранение. Раньше к Новой Земле их доставляли и сваливали, позже под Северодвинском складировали. Теперь поговаривают, что лучше бы “закрыть” в скалы на Кольском полуострове. И то, и другое, и третье — “подарок” потомкам, а может, еще и самим себе. Кажется, что природа все стерпит. До поры до времени — как эколог утверждаю.
И еще одна задача, о которой вроде и говорить пока нечего: сохранение местного культурного и природного наследия. В прошлом году во время полярной экспедиции мы добрались до северной части острова Вайгач. “Сомов” близко не мог подойти, поэтому с его борта нас доставили вертолетом. Собрали жилые модули. В них разместили приборы, лаборатории. И вдруг пиковая ситуация — медведь разрушил, порвал один из модулей лагеря, потому что из-за таяния льдов не смог уйти на материк. Остался на острове, ходил кругами вокруг лагеря. Мы посменно несли круглосуточные вахты с оружием, отпугивали зверя. За полтора месяца работы экспедиции собрали уникальные данные о флоре, фауне, экосистемах острова.
Есть в Арктике местечко, которое называют Пымвашор. В переводе с коми — “ручей горячей воды”. Там в ущелье за полярным кругом бьют термальные источники, находится ненецкое святилище-пещера, где раньше они ритуалы проводили. До сих пор кочевники-оленеводы идут туда за 200-300 км, чтобы защитить себя от бед и болезней. И, вероятно, не зря, иначе чего ходили бы. Это ущелье тянет людей, хоть и расположено очень далеко от населенных мест. Уж я в стороне от ненецких верований, но, прожив неподалеку 10 дней ноября, точно скажу: там особая энергетика. Мы все жили там в слабо оборудованном балке. Мороз — минус 42 градуса. А вода в источниках — плюс 28. Казалось бы, при давящем полярном холоде жизнь тут зимой должна замереть, но у источников все парит, по краям растут цветочки, зеленеет мох, насекомые разные бегают. Необычно все. Изучать надо Север. Арктика — наше богатство, которым мы по неведению не знаем как распорядиться. Но, если будут политическая воля и научный подход, уверяю, прирастет богатство России не только Сибирью, но и студеными морями, как пророчил наш земляк великий Ломоносов.
Елизавета Понарина
Нет комментариев