Недавно научная общественность отметила две круглые даты в биографии выдающегося российского ученого-генетика академика Николая Вавилова. В конце 2012-го прошли мероприятия, посвященные 125-летию со дня рождения, а 26 января этого года исполнилось 70 лет с того момента, как оборвалась его жизнь. Было много замечательных выступлений и публикаций, и все же порой проскальзывали ложные стереотипы, которые хотелось бы сегодня окончательно развенчать.
Два из них касаются взаимоотношений Н.Вавилова с Т.Лысенко. С одной стороны, принято считать, что начало травли и преследований знаменитого ученого связано с появлением на политической арене Лысенко; с другой стороны (и на это напирают защитники “народного академика”), бытует мнение, что, кроме выступления на съезде колхозников-ударников в 1935 году, ни в каких политических нападках на Н.Вавилова тот не замешан. Спор, дескать, шел только по научным вопросам.
Оба эти представления неверны.
Уже в 2000 году в книге “Суд палача” (издательство Academia) было опубликовано следственное дело Н.Вавилова. Первый его документ — “директивное письмо” — относится к 1932 году, когда Лысенко еще не имел авторитета у властей, и в этом письме Вавилову вменяются “двурушничество”, то есть скрытое несогласие с советской властью, руководство группировкой, входившей в контрреволюционную организацию “Трудовая крестьянская партия” (ТКП), и шпионаж в пользу Англии. Кстати, все эти обвинения присутствовали в приговоре, несмотря на то что “царица доказательств” (по А.Вышинскому) не сработала. Никакими пытками не смогли заставить ученого признать себя шпионом. Что касается ТКП, то это была вымышленная большевиками организация, участие в которой вменялось специалистам-аграриям, неугодным власти. Теперь уже ясно, что возвышение Лысенко и преследование Вавилова породила одна причина. Историк науки Э.Колчинский, изучивший партийные документы конца 1920-х — начала
1930-х годов, пришел к выводу, что все дело в истинной цели объявленной ЦК РКП(б) кампании “культурной революции”: подчинение партии всей духовной жизни страны. Выполняя эту установку, партийные организации Ленинграда начиная с 1930 года стали вмешиваться в жизнь института, возглавляемого Вавиловым (сперва ВИПБиНК, потом ВИР), и начали травлю его директора. Уже тогда в числе преследователей был великий демагог, ставший ближайшим сподвижником “народного академика”, И.Презент. Феномен лысенковщины ведет свое начало с этой поры.
Ложность второго утверждения стала ясна после открытия сотрудницей Архива Российской академии наук Г.Савиной докладной записки Презента от 7 июня 1939 года. Презент на шести машинописных страницах цитирует статью из Journal of Heredity о положении генетики в нашей стране и добавляет: “…мы видим, что руководящий журнал морганизма… отстаивает тезис, что в Советской стране происходит гонение на науку. <…> Вавилов в ряде публичных выступлений заявляет, что мы пойдем на костер, изображая дело так, будто бы в нашей стране возрождены времена Галилея. <…> Вавилов в последнее время делает все возможное для того, чтобы изобразить, что в нашей стране происходит гонение на науку. <…> Не исключена возможность и своеобразной политической демонстрации “в защиту науки” против ее “притеснения” в Советской стране”. Добавив, что на VII Международный генетический конгресс не следует никого отпускать, Презент продолжает: “Конгресс может стать средством борьбы против поворота нашей советской науки к практике, к нуждам социалистического производства, средством борьбы против передовой науки” (имеется в виду “мичуринская”, то есть лысенковская, биология). Лысенко отправил творение своего соратника В.Молотову с припиской: “С докладной запиской Презента согласен. Т.Лысенко”. Эта подпись под явно политическим доносом сводит на нет все утверждения лысенковцев о чисто научной полемике между Лысенко и Вавиловым.
Еще один, наиболее стойкий, стереотип, который необходимо разрушить, — это противопоставление братьев Вавиловых с нравственной точки зрения. Особенно ярко оно представлено в “Архипелаге ГУЛАГ” А.Солженицына. В главе III четвертого тома есть раздел “Предательство как форма существования”, в нем — клеймящие строки: “Академик Сергей Вавилов после расправы над своим великим братом пошел в лакейские президенты Академии наук”. Это неудивительно. Зная обстановку террора в стране, как не заподозрить и не осудить каждого, кто выдвинулся? А тут такой контраст: старший брат погиб в заключении, а младший умер, находясь на высокой должности, и похоронен с высшими почестями, возможными в те времена.
Но посмотрим, как Сергей Иванович вел себя после ареста брата. Недавно в распоряжении сына Н.Вавилова Юрия Николаевича оказалось письмо вдовы А.Гайсиновича, бывшего в 1940 году референтом президента АН СССР В.Комарова. Она пишет: “В 40-м году арестовали Николая Ивановича Вавилова. В Президиум буквально прибежал Сергей Иванович и стал умолять Комарова пойти к Молотову и сказать, кто такой Николай Иванович Вавилов и что он сделал для советской науки и сельского хозяйства. Комаров обычно не отвечал на такие просьбы, но тут отказать не смог и пошел к Молотову. Когда президент вернулся, Абба Евсеевич спросил, что сказал Молотов. Комаров, удрученный, ответил, что Молотов стукнул по столу и сказал, что вы, президент, просите за шпиона, английского, немецкого и т.д., и т.п. Когда пришел Сергей Иванович, Комаров ему все рассказал. Вавилов все понял”. После посещения Комарова Сергей Иванович написал письмо президенту Академии архитектуры и депутату Верховного Совета В.Веснину, с которым был близок, с просьбой помочь в хлопотах, начав его так: “Пишу относительно ареста брата Н.И. Его арестовали в ночь с 6 на 7 августа в Черновицах <…>. Чем в действительности вызван арест, не знаю. Вчера говорил подробно с акад. Комаровым <…>. Тот тоже, по крайней мере, на словах, ничего не знает <…>. Брат в биологическом мире был настолько крупным человеком и у нас, и за границей, что, конечно, арестовывать его следовало подумавши. Именно по этой причине особенно приходится беспокоиться. Такого человека либо должны скоро выпустить с извинениями, либо обвинить бог знает в чем”.
Сергей Иванович и сам писал о брате на имя Сталина, есть сведения, как минимум, о двух письмах. Но все усилия ни к чему не привели.
Сергей Вавилов стремился помочь не только брату, но, как теперь известно, и другим людям, пострадавшим от режима. Особенно много он сделал на посту президента академии. Например, организовал множество изданий с “безлюдным” фондом зарплаты, участвуя в подготовке которых, не надо было проходить через отделы кадров, где всегда имелись списки, кого не следует брать на работу, и в этом начальник отдела кадров был сильнее директора. Таким способом он давал работу “пораженным в правах” интеллигентам. Посмотрите книги серий “Классики науки”, “Литературное наследство” той поры — в выходных данных нет фамилий тех, кто их готовил, как будто все святым духом делалось. А после 1954 года, когда фамилии появились, стало ясно: в издании книг принимали участие бывшие репрессированные.
И еще одно. Николая Вавилова нельзя воспринимать как деятеля, заслуги которого в прошлом. Идеи ученого не устарели и через 70 лет после его гибели. Не устарел закон гомологических рядов, возможности которого еще не исчерпаны, как не исчерпала себя идея политипического вида. Не устарело значение открытых им центров происхождения культурных растений, хотя разнообразие культур в них утрачено вследствие “зеленой революции”. Но на первый план выходят его теория интродукции и его “селекция как наука”, где высказана мысль о необходимости в качестве материала для селекции использовать все разнообразие имеющихся на Земле культурных растений. Разнообразие (diversity) считается в наши дни главным условием устойчивости мирового растениеводства, а значит, и всей нашей цивилизации.
Муза РАМЕНСКАЯ,
ведущий научный сотрудник МГУ им. М.В.Ломоносова,
член Комиссии РАН по сохранению и разработке научного наследия академика Н.И.Вавилова
Нет комментариев