Политолог Валерия Касамара, заведующая лабораторией политических исследований Высшей школы экономики, недавно вернулась с самого что ни на есть края земли — с острова Ньюфаундленд (на восточной границе Канады). Город с населением в 100 тысяч человек живет практически за счет организации конференций. Как правило, две-три проходят одновременно. Одна из них посвящалась качественным методам проведения исследований в разных сферах: социальной, политической, социологической. Предназначалась конференция для исследователей, которые опрашивают респондентов — выражаясь газетным языком, берут у них интервью. В противоположном “лагере” сосредоточены сторонники количественных методов, полностью полагающиеся на цифру. Короче говоря, берут числом. Валерии Александровне интересны именно качественные исследования: возможности интервью, по ее мнению, практически не ограничены. Они позволяют следить за полетом мысли респондентов, понять их точку зрения, узнать, что их трогает, как они относятся к событиям. Конечно, в идеале, признает политолог, лучше использовать оба метода.
— В нашем научном сообществе, — объясняет В.Касамара, — к качественным методам относятся, мягко говоря, с недоверием, таких специалистов в стране раз-два и обчелся. Поэтому было приятно очутиться в своей среде, говорить с коллегами на одном языке. Они доброжелательно приняли наш доклад, задали немало вопросов, которые сами по себе интересны. Доклад был о том, как российские и французские студенты, которым около 20 лет, представляют идеального национального лидера. (Решили, что это интереснее, нежели опросить лишь наших студентов разных вузов). Во Франции расспрашивали студентов парижского Института политических наук — “кузницы” кадров профессиональных политиков. В России — студентов ведущих московских вузов: “Вышки”, МГУ, МГИМО. Считаю, получились портреты обоих тогдашних лидеров — Николя Саркози и Дмитрия Медведева.
Для французской молодежи важно, что они сами выбирают себе президента страны. Отдают себе отчет в том, что от их голоса много чего зависит. А потому требуют от главы государства, чтобы он грамотно, на высоком уровне представлял Францию на международной арене, для чего должен быть хорошим дипломатом. Наши студенты упор делают на харизматичность лидера. Чтобы был авторитарным, жестким, умеющим держать Россию в ежовых рукавицах. Как в былые годы, мог стукнуть ботинком по трибуне, показывая, кто в доме (мировом) хозяин. Говорить должен хорошо, но на понятном языке, поэтому “мочить в сортире” подходит. А для французов “харизматичный” — это хороший оратор, умеющий убеждать, доказывать, вести за собой.
Сопоставляли мы президентов, а на деле получилось, что Саркози сравнивали сразу с двумя наши главами — Медведевым и Путиным. Что объяснимо: лидеров страны невозможно отделить друг от друга. Интересное наблюдение: Путин авторитарен — и ему прощается едва ли не все. Медведеву ничего, в его “глазу” наши ребята заметили все “соринки”. (К Саркози отношение тоже весьма критическое).
— Оценивались ли человеческие качества, важны ли они были для респондентов?
— Да, французы чаще всего называли честность. От своего президента они ждали объективности, непредвзятости. Хотели, чтобы их избранник не лоббировал интересы какой-либо небольшой группы населения, а заботился о благосостоянии всех граждан. Не раз подчеркивалось, что он должен любить Францию, разделять ее ценности. Прежде всего, это свобода, равенство и братство. Не пустые слова для французов: они гордятся своей историей, достижениями всех пяти предыдущих республик. Демократическая форма правления для них — завоевание, которое необходимо беречь, его нельзя воспринимать как должное. Нашим же ребятам трудно было указать ценности, общие для всей страны.
По моим ощущениям, французские студенты более мыслящие, свободные. Они ощущают себя гражданами страны. И патриотизм у них иной, нежели у нас. Наших ребят, я бы сказала, отличает некоторая местечковость, зациклинность на внутренних проблемах. Вопрос, с которого начинались интервью: как вы воспринимаете свою страну? Опишите: Россия, она какая? Франция, она какая? Ответы диаметрально противоположные. Кого бы (в других опросах) ни спрашивали — подростков, студентов, депутатов Госдумы, ответ один: Россия большая, богатая (природными ресурсами), красивая. Все. Честно говоря, обидно: ведь ждешь совершенно другого. А где вклад страны в мировую литературу, искусство, технику?.. Хорошо, Гагарин где-то промелькнул. А французы гордятся своей страной, рекламируют ее. Расхваливают, например, свою высокую моду, кулинарию, архитектурные шедевры… “Недаром туристы со всего мира едут к нам!” Есть у них и определенный снобизм: мол, в некоторых областях Франция чуть ли не пример для всего мира.
У россиян акцент смещен в другую сторону. Мы большие, и нас все должны бояться — на этом строится образ страны. Спрашиваем: какой будет Россия лет через 10-15? И те же люди, что говорили о мощи страны, на деле опасаются, как бы она попросту не развалилась. А коли до этого все же не дойдет, дай бог, чтобы было, как сейчас. В ответах присутствует старый штамп: “Лишь бы не было войны, ради этого мы на все согласны”. Спрашивали: есть ли у вашей страны враги? Для россиян (любых возрастных групп) ответ ясен — это США. Хотя очень многое с удовольствием у них бы позаимствовали. А французы не знали, что ответить, не понимая сути. Даже говорили: “Это некорректный вопрос”. Потому что у Франции нет врагов. Есть конкуренты, а “враги” — это терроризм, экстремизм, наркомания — глобальные угрозы для планеты. Восприятие мира совершенно иное — вот в чем разница между российскими и французскими студентами.
— А как родилась идея этого опроса? Это стандартный прием?
— Нет, это оригинальная идея — продолжение крупного проекта, начатого в 2008 году с опроса московских школьников 12-17 лет из престижных лицеев. Подростков, как говорится, из хороших семей. Нас интересовало их представление о России, о будущем страны, ее политическом лидере. И сравнили с ответами брошенных, никому не нужных уличных подростков. Думали, будет “дистанция огромного размера”. А когда проанализировали — испугались: дистанции нет вовсе. Социальные группы разные, а взгляды практически общие. Главное, и те, и другие тяготеют к авторитаризму. Им нравится “жесткая рука”. Нравится, когда правитель — царь-батюшка — боярам “броды” стрижет. Вслед за родителями они переживали распад СССР, разные жизненные неурядицы и экономические кризисы. С тоской вспоминали о якобы существовавших прежде социальных гарантиях и социальной защищенности.
— Но сейчас на площадях мы видим совсем другую молодежь?
— Потому что родители разные. Одни адаптировались к новым условиям, дорожат свободой, не воспринимают ее как некую данность. А другим, пострадавшим от переустройства, свобода и даром не нужна. В одном из исследований мы постарались выяснить, что значит для наших студентов патриотизм. Ходят они на митинги или нет? Обобщить данные оказалось невозможно — все равно, что вывести среднюю температуру по больнице. Ведь дело не только в родителях, но и в вузах. Есть несколько действительно сильных университетов, где молодежь учат думать (и критически тоже). Но в большинстве этого и в помине нет. Разница огромная, обнаруживается она даже внутри одного вуза. Скажем, в “Вышке” ее находишь между факультетами политологии (благодаря “повернутому” в нужную сторону образованию) и психологии. И все же скажу: политически более ориентированы, развиты студенты математических специальностей сильных вузов.
А вывод такой: многие наши ребята инфантильны, хотят, чтобы о них заботились. Патерналистское государство их вполне устраивает. Они готовы поступиться свободой, обменяв ее на хлеб и зрелища. Единственное, чего им жалко терять — возможности поездок за рубеж. Это ассоциируется у них с демократией. Был железный занавес — и мы тихо сидели дома. Сейчас разъезжаем по миру — значит, есть демократия.
В другом исследовании спрашивали молодежь, как она представляет себе гражданское общество. Большинство не понимало, что это такое и зачем вообще нужно. Другим все ясно: исполняя свой долг, гражданин честно служит государству. По их мнению, это и есть гражданское общество. Мы заинтересовались: ребята самостоятельно до этого додумались или им подсказали. Просмотрели учебники обществознания и сами перестали что-либо понимать — на таком примитивном уровне они написаны. Идем в школы, говорим с учителями обществоведения и убеждаемся: как преподавать этот предмет, готовить учеников к жизни, они не знают. А дети между тем становятся студентами, но ясности в головах от этого не прибавляется. Они живут в обществе тотального потребления, духовные ценности их не особенно волнуют. Цель — получить хорошее образование, оно позволит им много зарабатывать. Ориентированные на личностный рост, на саморазвитие, стремящиеся принести пользу родине ребята, безусловно, есть, но не скажу, что их особенно много.
Первый, начальный этап социализации у нас происходит в семье, потому приобретенные там взгляды подчас наиболее устойчивы. А семьи разные. В некоторых до сих пор тоскуют по СССР. Лейтмотив благостных этих воспоминаний — “мы одна семья”. Меня поразило больше всего то, что подростки, родившиеся после распада страны, якобы сильно тоскуют по тем временам, по атмосфере дружбы, взаимовыручки… А проходили эти интервью в Сокольниках, рядом в киоске торговал продавец из Средней Азии. И совершенно неожиданно, без всякого перехода мы услышали до боли знакомое: “Понаехали тут!”
— Картина получается не слишком радужная. И чего нам ждать от нашей молодежи?
— Не все так плохо, надежда есть. Много стало неравнодушных людей, гражданское общество “зреет”. Это главное. А потом учтите: лучших всегда немного, так испокон веку было. Должен наступить момент — мы дойдем до точки невозврата, когда большинство молодых людей поймет: если они требуют уважения к себе, то так же должны относиться к окружающим. Брать на себя ответственность, а не перекладывать ее на других.
— И не разочаровываться при этом, не подаваться “за бугор”?
— Да, этот процесс идет уже много лет, и весьма активно. Когда мы говорили с ребятами о патриотизме, то спрашивали: хотят они уехать или остаться? Остаться, чтобы принести пользу своей стране, желает меньшинство. Многие остаются, увы, из меркантильных соображений: на родине, убеждены они, больше возможностей сделать карьеру. Удивительно, но патриотизм у значительной части молодежи не ассоциируется со страной сегодняшней. Рассуждая о патриотизме, молодые люди обращаются к прошлому, главным образом к Отечественной войне, к подвигам панфиловцев, Александра Матросова, Зои Космодемьянской… Просто жить и любить свою родину, выходит, патриотизмом у них не считается.
— Может быть, им просто не за что “зацепиться” — нет сегодня таких примеров?
— Дело в другом. Государство активно внедряет в сознание граждан мысль о том, что “отечество в опасности”. В ходу все та же теория — “страна в кольце врагов”. А нужно совсем другое, нужно не подогревать в обществе разрушительные эмоции, а указывать новые ориентиры, акцентируя внимание на духовных ценностях. “Процесс пошел”, и я многого жду от очередного опроса, который мы провели недавно. Студентам нужно было продолжить фразы: “В СССР было…”, “В СССР не было…”. И то же самое про Россию.
— Как вы реагируете на неожиданные, обескураживающие ответы?
— Конечно, не слишком приятно, когда твои надежды не оправдываются. Мы, скажем, сравнивали высказывания некоторых депутатов Госдумы прошлого созыва о политической элите: какой, по их мнению, она должна быть? Фактически же нас интересовало, как думцы относятся к самим себе. Ждали, что, как все нормальные люди, они хотя бы упомянут свои недостатки. Оказалось, что наши парламентарии лишены критической самооценки. Нет им нужды совершенствоваться. Они служат народу, и он без них пропадет. “Должен же кто-то вести это стадо” — этим все сказано.
Иногда мне кажется, что я настроена слишком оптимистично, если верю, что ситуация на самом деле лучше, чем следует из ответов респондентов. Помогает то, что я занимаюсь своим, очень интересным делом.
Юрий Дризе
Фото Роберта МАКСИМОВА
Нет комментариев