Быть ли проку от отходов? Нет в материальном мире бесполезного, считают ученые.

“Вторым Уралом” зовут Гянджинский район Азербайджана знатоки природных ресурсов. Ведь кроме нефти и газа этот регион богат кобальтом, золотом, медью, железом. А еще здесь активно добывают мрамор, гипс, алунит, бентонит, барит, цеолит, серный колчедан, камень-известняк и другое сырье. Но все эти минералы и руды, прежде чем пустить в дело, требуется очистить, обогатить, как говорят профессионалы. Но такая обработка приносит не только доходы, но и… твердые отходы. Их в районе сегодня рассыпаны больше 200 миллионов тонн. 
Поэтому одна из основных забот Гянджинского отделения Национальной академии наук Азербайджана — решить экологические проблемы своего региона. Заведующая лабораторией Института экологии и природных ресурсов Махира ШАРИФОВА, специалист по химии полимерных соединений, показала “Поиску” несколько их вариантов: вскрыша железной руды, белый шлам алунита, бедный алунит, еще что-то… Все — тоскливого буро-серого цвета. А ведь эти отходы сложились уже в терриконы, рядом с которыми жить или вести хозяйство небезопасно. “Но при этом, — говорит Махира, — в бедном алуните содержание оксида алюминия выше, чем в самом алуните. Когда мы это выяснили, то начали работу по получению алюминиевых квасцов из промышленных отходов. Фонд развития науки при Президенте Республики Азербайджан поддержал это исследование грантом (200 тысяч манат или 100 тысяч долларов) на два года. Полученный результат планируем внедрять на алюминиевом комбинате, что действует у нас в регионе. Еще нашли способ, как получать из отходов сульфат калия. Пока мы это удобрение закупаем за рубежом за валюту, но будем производить сами. Плюс для сельчан у нас есть интересное предложение по композитным материалам. Известно, что на солнце полипропиленовые трубы, которые используют для орошения, быстро становятся хрупкими. Мы предложили в сырье для их производства добавлять ряд элементов, которые можно извлечь из отходов нашей рудной промышленности. Получается великолепно: судя по испытаниям, трубы с добавками смогут служить до ста лет! Мы оформили патент и предложили использовать его на заводе по вторичной обработке отходов, который строят сейчас в районе Сумгаита. Вообще наша работа очень важна для республики, ведь отходы буквально рассыпаны вокруг рудников. Если найти им экономически обоснованное применение, можно очистить территорию, изменить внешний вид пространств, почти уничтоженных человеком.
— Точно так же, — рассказал руководитель Гянджинского отделения Фуад АЛИЕВ, — уже доказано, что часть отходов можно использовать для улучшения качества дорожных покрытий или стройматериалов. Из бентонита, например, успешно делают адсорбенты для очистки воздуха в холодильниках и просто бытовых помещениях, а в содружестве с коллегами из НИИ строительных материалов им. С.А.Дадашева наши сотрудники создали технологию, позволяющую добавлять отходы в асфальт и смесь для производства кирпича, делая продукцию более износостойкой. Кроме того, из бокситового (красного) шлама предложено получать коагулянт, который упрощает производство проката алюминия. Институт аграрных проблем отдельно занимается проблемами охраны водных ресурсов региона. Наши сотрудники прицельно изучают минеральные и термальные воды Западного Азербайджана, выясняя возможность и целесообразность применения их в медицине и как альтернативный источник энергии. 
— У вас есть еще Институт биоресурсов, Ботанический сад. А у них какие задачи?
— Я бы их условно разделил на два направления: исследование отходов пищевой промышленности и изучение флоры нашей территории. Первое помогает разобраться, из чего разумно добывать пигменты для окраски шерсти и шелка, прежде всего, в ковроткачестве. Но их работы используют при получении бета-каротина, которым обогащают продукты питания микроэлементами и придают им приятный оранжевый или золотистый цвет. Сотрудники нашего Ботанического сада заняты созданием генетического банка вымирающих растений региона, разработкой методов их сохранения, ведь эти эндемики — бесценное богатство для человечества. 
— Фуад Юсупович, а как у вас обстоят дела с другим богатством — молодыми кадрами? В конце концов любая организация имеет будущее, если в ее состав регулярно вливается молодежь. В Гяндже три университета, но ведь известно, что самые сильные и талантливые молодые люди норовят упорхнуть из родного гнезда.
— Больной вопрос. Тем более что в нефтяном бизнесе и тех же университетах заработная плата в целом выше, чем в Академии наук. Но не все так грустно, как кажется. В лаборатории, экспедиции выпускники вузов тянутся. Главное — их удержать, увлечь. Например, моего помощника Элнура Гасанова (на снимке) я принял на работу, когда он учился на втором курсе нашего университета. Я был председателем жюри игры “Что? Где? Когда?” и на некоторых ребят, участвовавших в ней, обратил внимание. Подумал, что надо сейчас звать к нам, пока не упорхнули. Пригласил и, едва не нарушая закон, принял на работу. С того времени они у нас и растут. 
Элнур Гасанов растет, “как бамбук”, очень быстро и говорит, что это происходит само собой. Когда его пригласили в Гянджинское отделение НАНА, признается, о работе и не думал. Наоборот, собирался только учиться, ибо обстоятельства позволяли: он был президентским стипендиатом. Набрал высокий балл на вступительных экзаменах и оказался в числе сотни студентов, которых Президент Азербайджана Ильхам Алиев удостоил президентской стипендии. Точнее, Элнур оказался 101-м, 
но по-своему единственным. Потому что 100 поступили в столичные и зарубежные вузы, и только он — в университет родного Гянджи. Ну, а получив высокую стипендию, решил, что нет нужды работать, может отдать все силы учебе в бакалавриате. Там 11 лет назад он сначала стал лауреатом региональной, а потом международной конференции среди молодежи. Далее занял первое место по знанию отечественной истории среди студентов своего вуза, а следом — города. Ну, и, наконец, отличился в республиканском интеллектуальном соревновании “Что? Где? Когда?” Вот тогда-то Фуад Алиев и пригласил его в Академию наук, причем не просто на ходу позвал, а основательно побеседовал, и Элнур стал ходить на работу. 
 — С первого же дня, — вспоминает Элнур, — мы участвовали в археологических конкурсах студентов и молодых ученых, а на основе наших этнографических, археологических исторических исследований принялись писать доклады и статьи. Сегодня у меня порядка 200 публикаций в зарубежных изданиях, более ста из них — в журналах с высоким импакт-фактором, входящих в WoS и Scopus. Какие языки знаю? Русский и азербайджанский мне родные с детства. Отец закончил вуз по специальности “кибернетика”. Дед со стороны мамы был проректором аграрного университета, завкафедрой, а второй дедушка, дело которого я продолжаю, — известный историк. Он работал директорам школы, но я его никогда не видел — он умер рано. В семье на генетическом уровне есть тяга к знаниям, я рос среди людей, которые служили науке, образованию. А языки… В школе со второго класса я учил английский, высшее образование получал на азербайджанском. Еще знаю немецкий и фарси. Азербайджанский и фарси мне необходимы для изучения эпиграфических образцов, каменных книг. Еще есть у меня работы, опубликованные на итальянском, французском языках.
— А помните свою первую статью, которую отправили в научный журнал?
— Еще бы! Ее не опубликовали. Это было, когда я учился в 7-м классе средней школы. Статья была по генетике — про резистентные и доминантные генные мутации среди домашних кур, когда петух из корнуэльской породы, скажем, а курица — плимутрок. Каким, вероятнее всего, цыпленок получится? Мне до сих пор обидно, что ее отклонили. Но с первого курса публиковался уже вполне успешно. Горжусь, что стал первым лауреатом президентской премии среди молодежи страны — за пропаганду оте­чественной исторической науки за рубежом и многочисленные научные публикации в журналах мирового уровня.
— Работать не скучно? Может, мечтаете о какой-то стажировке за рубежом?
— А что мечтать? Подавай заявки на участие в конференциях, пиши доклады — и пригласят. Мне очень интересна моя тематика — этнография. Сейчас я — главный специалист и председатель Совета молодых ученых Гянджинского отделения НАНА. Я считаю, что мой город — древний центр толерантности и мультикультуризма: уже в XII веке Гянджа по площади, а также по численности населения превышала Лондон и Париж. Доказательство — сотни сохранившихся мусульманских, христианских, лютеранских, а также доисламских надгробных памятников, мавзолеев. Начиная с VII-VIII веков, в Гяндже существовали “дома мудрости”, “центры исцеления”, было много школ-медресе, где преподавали многочисленные выдающееся умы своего времени. Библиотеки здесь существовали с Х века. Самым известным хранилищем считался Дар аль-Кутуб. Благодаря всему этому в городе формировалась обстановка, в которой жили и творили такие гении, как великий мыслитель Низами Гянджеви, пять поэтесс-женщин. Уже в ХII веке! А в ХIХ столетии здесь творил Мирза Шафи Вазех, на стихи которого сочиняли музыку Бах, Чайковский, Штраус. Да сама архитектура нам рассказывает о традициях города: усадьбы ХVIII-XIX веков показывают, что здесь было принято заботиться о детях, оставшихся без родителей, их брали в состоятельные семьи, но не принуждали менять вероисповедание. Христианин в семье мусульман оставался христианином. Об этом свидетельствуют планировка их комнат: у мусульман окна должны выходить на восток, у других народов — необязательно, у христиан есть полочки, специальные ниши для икон, а мусульмане себе такого не ладили и т.д. И при этой толерантности, уважении к другим верованиям Гянджа до сих пор — один из кипучих родников азербайджанской культуры. Это совсем не провинция, это перекресток мировых путей цивилизации. На мой взгляд, не отсюда куда-то, а сюда есть смысл ехать ученому, особенно гуманитарию, за вдохновением.
 Елизавета ПОНАРИНА
 Фото Николая СТЕПАНЕНКОВА

Нет комментариев