Внимание, тревога! Корпоративная модель в высшем образовании вызывает вопросы.

Согласно исследованию, проведенному в 2007 г. Канадской ассоциацией университетских преподавателей (Canadian Association of University Teachers, CAUT), работа профессорско-преподавательского состава высших учебных заведений является одной из стрессоемких профессий. В исследовании приняли участие 1470 преподавателей из 56 канадских университетов. Результаты опроса показали, что за год, предшествовавший ему, у 22,1% респондентов наблюдались физические, а у 23,5% психологические проблемы со здоровьем. Причем 21,8% респондентов принимали препараты, снижающие стресс и тревожность. Похожие результаты были получены в исследованиях и опросах профессорско-преподавательского состава в университетах Великобритании и Австралии. Очевидно, что все это отражается на качестве учебного процесса и подготовки студентов, равно как на качестве научных исследований, проводимых преподавателями в условиях постоянного стресса и повышенной тревожности. 

В чем же причины такого положения дел в западных университетах?

Признаться, когда я прочитал об этих исследованиях, первая мысль, которая пришла мне в голову, — предвзятость (да простят меня мои западные коллеги!). Эта реакция возникла не на пустом месте, поскольку, пройдя советско-российскую школу университетской закалки с учебной нагрузкой не менее 720 часов в год и сопровождающими эту нагрузку требованиями к публикациям и общественной работе, я поначалу посчитал несколько наивными “стенания” моих западных коллег, у которых нагрузка в разы ниже, а зарплата на порядок выше (см. “Поиск”, №3, 2017 г.). Но только поначалу.

Исследователи уверены, что причина кроется в корпоратизации (перенос рыночных механизмов и принципов бизнес-менеджмента на управление наукой и образованием) вузов, которая началась в 1990-е годы. Кстати, в последние 10-15 лет щупальца корпоративного спрута проникли и в российское высшее образование и науку. 

Бил Ридингс в своей работе с достаточно красноречивым названием “Университет в руинах” (Readings, B. The University in ruins, 1996) выделяет следующие характерные признаки корпоратизации высшего образования: 

менеджеризм (приоритет администрирования и администраторов в науке и образовании); соревновательность и засилье рейтингов; гонка за показателями (публикационная активность, получение грантов, установка на прибыльность и экономическую отдачу научных исследований и проч.).

Рассмотрим вкратце каждый из признаков и их влияние на положение науки и образования в условиях корпоратизации. 

В рамках корпоративной модели администрация занимает главенствующие позиции в вузах: администратор, а не преподаватель является центральной фигурой в университете. Причем, следуя корпоративным ценностям, на руководящие должности в университетах назначаются или избираются так называемые “эффективные менеджеры”, в некоторых случаях — напрямую из корпораций, бизнеса, регионального или муниципального управления, на практике зачастую не “нюхавшие” ни исследовательского, ни преподавательского “пороха”. Профессорско-преподавательский состав и вспомогательный персонал “оптимизируются”, одновременно раздувается административный аппарат, ужесточается структура отчетности, и укрепляется вертикаль отношений, в которой конкурентоспособность является основной целью университета, а преподаватели — всего лишь “менее важным” средством достижения этой цели.

В результате насаждения менеджеризма принципы администрирования и бухгалтерского учета вытесняют в университетах академический дух. Торжество управленческой посредственности и всепоглощающей отчетности подавляет атмосферу научных дискуссий, а индексы и импакт-факторы душат на корню очаги научной эрудиции и интеллигентности. 

Корпоратизация высшего образования доводит до абсурда идею конкурентоспособности. Николас Миллс в статье “Копоратизация высшего образования” (Mills, N. The corporatization of higher education, 2012 г.) использует термины “тирания рейтингов” и “вой-

на рейтингов”, характеризуя накал борьбы университетов, прежде всего их администраций, за место под “рейтинговым солнцем”. Кстати, менеджеризм проявляется и в отношении к рейтингам. Если для университетской администрации это — главная цель, которой она стремится достичь во что бы то ни стало и желательно как можно скорее, то профессорско-преподавательский состав, как правило, индифферентен к этой “войне”, поскольку у него другие приоритеты: обеспечение качественного учебного процесса и проведение качественных исследований, которые требуют достаточного времени и ресурсов. Печально, что в итоге эта “война” отражается на физическом и психологическом здоровье профессорско-преподавательского состава университетов. 

Корпоративизм насаждает идею мнимого престижа, следуя всевозможным рейтингам (например, THE, ARWU, QS и проч.). Существуют альтернативные опросники (например, Brookings, SMI, Washington Monthly), которые ставят под сомнение эту избирательную “престижность” и уделяют внимание таким параметрам, как оценка студентами качества обучения, удовлетворенность условиями обучения, вовлеченность студентов в научные исследования, их социальная мобильность и т.д. Более того, оппоненты “рейтинговой тирании” подвергают сомнению основные критерии конкурентоспособности: разве можно, утверждают они, на одну планку ставить частные университеты с общим числом студентов не превышающим 5-6 тыс. и государственные университеты, которые обеспечивают высшее образование нескольким десяткам тысяч студентов?!

Кстати, за участие в рейтингах и отдельных их составляющих университеты должны платить немалые деньги. Так, для проведения аудита и лицензирования программой QS Stars университет должен заплатить свыше 30 тысяч долларов. Иными словами, все эти звезды, которыми кичатся некоторые университеты, — покупные. И ломаный грош им цена! 

В целом в рамках критики корпоративизма подвергается сомнению сам принцип конкурентоспособности и мнимой престижности в глобальном высшем образовании, а в качестве разумной альтернативы предлагаются принципы многообразия и диверсификации, отражающие уникальные особенности университетов и отвечающие нуждам высшего образования в конкретных странах и регионах. 

Одним из показателей конкурентоспособности в университетах является научная продуктивность. Насаждаемая “эффективными менеджерами” погоня за публикационной активностью вынуждает преподавателей изворачиваться и находить легкий выход из ситуации — публиковаться в так называемых “мусорных” журналах. Их количество растет из года в год: если в 2013 году их было 126, то к началу 2017-го их число выросло более чем в 10 (!) раз — до 1294. Есть же спрос! Более того, черный рынок подобных “научных услуг” по всему миру оценивается, по разным данным, в десятки миллиардов долларов. Хотя публиковаться в такого рода журналах означает основательно подмочить свою репутацию — это как мельдоний в спорте.

Однако “мусорные” журналы с точки зрения корпоративных ценностей очень удобны: они публикуют рукописи за плату в достаточно короткие сроки без рецензирования и, закрывая глаза на качество. В погоне за показателями “эффективные менеджеры” зачастую готовы пожертвовать качеством в угоду количеству. В результате разрушается архиважная основа любой науки — ее этическая составляющая. 

Наиболее плачевно феномен “мельдония в науке” отражается на воспроизводимости результатов научных исследований. О катастрофическом положении говорит тот факт, что в некоторых областях науки “коэффициент невоспроизводимости” достигает запредельных величин — 80% и более. Вы можете представить себе такую ситуацию, когда 8 из 10 лекарств, которые вы покупаете в аптеке, по сути, неэффективны?! Чтобы не быть голословным, приведу в качестве примера данные, опубликованные в одном из номеров журнала Nature за 2012 год, согласно которым, из 53 антираковых препаратов, прошедших предклинические испытания в одной из фармацевтических фирм, только 6 (!) показали удовлетворительные результаты, в то время как данные по 47 препаратам (88%) не подтвердились в повторном исследовании. Ситуацию многократно усугубляет тот факт, что результаты по этим 47 препаратам были опубликованы не в “мусорных”, а в высокорейтинговых журналах. 

Главная причина такого катастрофического положения дел в современной науке одна — бессмысленная гонка, которая приводит к публикации сырых результатов. Негибкость менеджеризма заключается в том, что он не признает баланс между количеством и качеством, зачастую “перегибая палку” в сторону количества. Именно поэтому под прессом требований корпоративных менеджеров исследователи, в особенности начинающие, стремятся поскорее “количественно” утвердиться в науке и во чтобы то ни стало “застолбить” свой приоритет в новой области исследований, порою игнорируя элементарную научную этику. В результате приносится в жертву репутация как горе-исследователей, так и самой науки.

Следующая неприглядная сторона корпоративизма в науке и высшем образовании — погоня за индексами и импакт-факторами. Корпоративизм закрывает глаза на тот факт, что наукометрия — это не самоцель, а всего лишь средство для ориентации во все возрастающем потоке научной информации. Следуя наукометрической паранойе, в западных университетах при составлении резюме наряду с публикациями необходимо указывать импакт-факторы и h-индексы журналов, в которых опубликованы работы. Похоже, что эта “раковая опухоль” коснулась и российских вузов. 

Судя по всему, назревает именно та ситуация, хорошо знакомая российскому читателю, когда “низы не хотят жить по-старому”, а у “верхов”, по всей видимости, не совсем получается “управлять по-старому”. Более того, что-то фундаментально убого в такой модели управления, когда каждый пятый преподаватель находится в стрессе и страдает физическим либо психологическим заболеванием. Именно поэтому настало время для перехода от корпоративной к гуманистической модели управления наукой и образованием. 

Неудивительно, что в создавшейся ситуации некоторые представители и целые группы профессорско-преподавательского состава западных университетов и научных центров переходят на язык манифестов, что только подтверждает катастрофичность положения. Многие выводы этих манифестов сводятся к призыву вернуть академический дух в университеты, прекратить гонку рейтингов и показателей, отказаться от конкурентоспособности как главной и единственной цели деятельности университетов. Одним словом, императив гуманизма и приоритет качества должны быть определяющими в развитии высшего образования и науки.