Брат на брата. Последовавшие за Октябрем события раскололи страну.

В прошлом году общественность отметила столетний юбилей революционного Октября, за которым последовала Гражданская вой-на, — боевые действия начались уже 24 октября. До весны 1918 года, как считает профессор Московского педагогического государственного университета Сергей ЛЕОНОВ, они носили локальный характер, затем охватили практически всю страну, прямо или косвенно коснувшись каждого ее жителя. А в 1921-1922 годах война вновь превратилась в локальную, породив неисчислимое количество драматических сюжетов. Чтобы разобраться в хитросплетениях тех лет, историкам и архивистам придется еще потрудиться.
— Переворот в октябре 1917-го  большевики совершили вопреки воле не только правившей тогда элиты, но и подавляющей части населения страны, — рассказывает Сергей Викторович. — Ленин рассчитывал на слабость, непопулярность Временного правительства, на то, что “низы” общества, если даже и не поддержат советскую власть, то хотя бы не выступят против. Расчет оправдался: большинство населения проявило удивительную индифферентность. Благодаря традиционному отчуждению народа от власти — а, главное, разделу помещичьих земель и демобилизации армии — сопротивление перевороту поначалу было относительно слабым и далеко не повсеместным. Это дало повод Ленину постфактум говорить о “триумфальном шествии советской власти”. Тем не менее в отличие от Февральской революции, которая победила в стране менее чем за месяц и в основном мирным путем (бои шли главным образом в Петрограде), большевики встретили вооруженное сопротивление во множестве городов. В Москве, Иркутске, Петрограде, Киеве, на юге России отмечалось массовое кровопролитие. К этому добавилось и широкое невооруженное противодействие. Невиданная по своим масштабам стачка значительной части интеллигенции и государственных служащих (так называемый саботаж) продолжалась до весны 1918-го. Даже в Туле, что меньше чем в 200 км от Москвы, большевики смогли захватить власть только 7 декабря. В целом процесс “советизации” страны, окончательно добивший Российскую империю, затянулся примерно на пять месяцев.
Но затем, с весной, народ стал пробуждаться от спячки. Причины известны: в городах случились уже не перебои с продовольствием, как в 1915-1916 годах, а разразился самый настоящий голод. На человека выдавали 50 или 100 граммов хлеба, а иногда и ничего не перепадало. Впервые за всю историю России началась массовая безработица, достигшая летом 1918 года 800 тысяч человек. В деревне была установлена продовольственная диктатура, и прод-отряды, опираясь на комбеды, стали насильственно изымать у крестьян хлеб. Это вызвало небывалую волну массовых крестьянских волнений. Даже по отрывочным, собранным чекистами сведениям в 1918 году в 32 губерниях Советской России произошли 258 крестьянских восстаний (в среднем по 8 на каждую). Все это и создало массовую базу для контр-революции, чем, естественно, воспользовались меньшевики, эсеры, белогвардейцы, другие противники большевиков.
— Готовя Октябрьский переворот, большевики понимали, что это приведет к гражданской войне?
— Безусловно. Но были убеждены, что такова их всемирно-историческая роль. Они не просто рвались к власти, но и хотели осчастливить человечество. И были уверены, что их призывы и лозунги будут подхвачены во всем мире, а свержение эксплуататоров и победа коммунизма спишут все жертвы.
— Но лозунги действительно были понятными населению, оно их приветствовало: “Долой войну!”, “Землю — крестьянам, фабрики — рабочим!”
— Ленин хорошо умел играть на темных инстинктах людей. Тем не менее лозунги обеспечили не столько поддержку, сколько нейтрально-благожелательное отношение значительной части масс. На выборах в Учредительное собрание — первых и последних свободных выборах в стране до начала 1990-х годов — большевики получили лишь 22,5% голосов, но больше — в обеих столицах и на фронтах, хотя партия Ленина тогда не пользовалась особой поддержкой населения. 
— Как же тогда они рискнули ввязаться в гражданскую войну? 
— Они прекрасно видели слабость противника, раздробленность и нескоординированность его сил. Даже офицеры поначалу не хотели воевать за дискредитированное Временное правительство и свергнутого царя. Из 250-тысячного офицерского корпуса лишь около 3% в конце 1917-го — начале 1918 годов выступили против большевиков. Как писал Деникин, даже когда красные подходили к Ростову и Новочеркасску, где формировалась Добровольческая армия, улицы и кафе городов были забиты офицерами, но желающих воевать было очень мало. 
Лишь с весны 1918 года под влиянием изменившихся настроений масс и отчасти восстания чехословацкого корпуса ситуация в стране стала меняться. Стремясь во что бы то ни стало удержаться у власти, с мая 1918-го большевики переходят к массовому террору. Его вспышки периодически происходили с самого начала октябрьских событий, но теперь власти начали развертывать целенаправленную политику. Они не только закрывали оппозиционные газеты, разгоняли советы, где большинство составляли меньшевики и эсеры, но и перешли к массовым расстрелам и системе заложничества. Летом 1918 года создаются первые концлагеря. Однако официально политика “красного террора” была объявлена 5 сентября 1918 года в ответ на убийство председателя Петроградской ЧК Урицкого и покушение на Ленина. Но Урицкого убили, скорее, по личным мотивам. Он считался “мягким” чекистом, несколько месяцев препятствовал развертыванию массовых расстрелов в Петрограде, чем вызвал большое недовольство Дзержинского. Не ясно, кто стрелял в Ленина: вряд это сделала Фанни Каплан, хотя каким-то образом участвовала в акции. Есть предположение, что стреляли левые эсеры. С весны 1918 года массовый террор, со своими пиками и спадами, продолжался до 1922-го включительно, а в ряде регионов — до середины 1920-х годов. Это был невиданный по масштабам террор, построенный по классовому принципу. Уничтожались не столько конкретные противники, сколько целые социальные группы: буржуазия, бывшие полицейские, офицерство, не перешедшее на службу к большевикам (в угар террора порой расстреливались даже записавшиеся в Красную Армию). Под убийственный каток попали священнослужители, казачество, крестьянство и т.д. Точных цифр нет, но, даже по минимальным оценкам, жертвы исчислялись многими сотнями тысяч человек. 
— Кто пошел воевать за красных и кто — за белых?
— Красная Армия создавалась с огромным трудом. Решающую роль в ее организации (лето-осень 1918 года) сыграл, безусловно, Троцкий. Он выступил за массовое привлечение бывших царских офицеров. Большевистская верхушка была резко против, Ленин колебался. Однако Троцкий выстоял, правда, подстраховался: к офицерам приставили комиссаров, а их семьи были объявлены заложниками. Так большевикам удалось расколоть офицерский корпус. Примерно 30% (до 75 тысяч человек) воевали на стороне красных, свыше 40% (по некоторым оценкам, больше) — за белых. Подавляющая часть оставшихся — 30% — была уничтожена большевиками. Для сплочения Красной Армии сыграли важную роль не только большевистская партия и массовая агитация, но и жесткие дисциплинарные меры, включая расстрелы трусов, дезертиров и т.д. Белые порой признавали, что у красных дисциплина была крепче, чем у них. В середине 1920 года в рядах Красной Армии служили 4,5 миллиона человек. Но какой ценой это далось! Едва ли не главной причиной многочисленных восстаний, прокатившихся по Советской России осенью 1918 года, стала мобилизация, а количество дезертиров порой было сопоставимо с численностью Красной Армии.
Белые собрали намного меньше сил. Лишь Колчак поставил под ружье примерно 400 тысяч бойцов, у Деникина воевали 160 тысяч, у Юденича — тысяч 20, у Врангеля — 40 с небольшим. Но что это были за люди! Костяк составляли те, кому оказалась небезразлична судьба страны, свято верившие в Россию и готовые за нее умереть. В первую очередь в белую армию пошла молодежь: юнкера и гимназисты. Марина Цветаева писала об этом так: “Старого мира последний сон: молодость — доблесть — Вандея — Дон”. Но к концу гражданской войны в рядах белых ощущалось моральное разложение. 
Как проходила Гражданская война с точки зрения обывателя? Сначала город занимают, допустим, красные — их встречают на ура. А потом — расстрелы, реквизиции, мобилизации, нехватка продовольствия — и народ стонет. Белых встречают с надеждой и колокольным звоном. Но они проводят реквизиции, мобилизации, порой расстрелы или порки шомполами — и люди снова стонут. Картина упрощенная, но все же дает представление о Гражданской войне. Народ пытался уйти от глобального вооруженного противостояния, отсюда и многообразные поиски “третьего пути”. И все же в целом для рабочих и крестьян большевики, несмотря на гораздо большие репрессии, представлялись меньшим злом, чем “золотопогонники”, “вашбродь”.
— Выбор, на чью сторону встать, помимо идеологии решался, наверное, еще и по воле случая?
— Безусловно. Очень часто все зависело от того, под чью мобилизацию попал человек, кто — красные или белые — расстреляли его родственников и близких, реквизировали у него скотину, за кого выступили его друзья-однополчане или односельчане. Все зависело от массы факторов, но в целом отметил бы пассивность населения. Пример. Деникинской комиссии по расследованию большевистских преступлений в некоторых уездах удалось частично восстановить списки погибших в результате “красного террора”. Картина ужасает: основная масса расстрелянных — заложники. И лишь единицы активно выступали против красных.
— У белых с репрессиями дело обстояло так же?
— Они, конечно, были, но по масштабам существенно уступали красным. Во-первых, у них не существовало самой идеологии террора. К репрессиям прибегали в основном из чувства мести за гибель своих близких, сожженное имение и т.д. Во-вторых, у белых не было такого мощного репрессивного аппарата, как ВЧК. А итог такой: общие потери от “красного” и “белого” террора некоторые историки оценивают в 1,5 миллиона человек. Но “разложить” и верифицировать эту цифру пока невозможно. 
— В голове не укладывается, как народ-богоносец мог дойти до такого ожесточения?
— Ответ самый простой: Первая мировая война сняла с солдат тонкий покров цивилизованности, приучила к убийству и крови. Но это — только часть правды. Масштабный и болезненный переход от аграрного общества к индустриальному, начавшийся в императорской России, а также застарелость социокультурных противоречий способствовали накоплению в людях агрессии. Революция и гражданская война многократно усилили ее, дали ей выход и привели к общему ожесточению. Сохранилось донесение Дзержинскому: на Украине захвачены 8000 петлюровцев, что с ними делать? “Проводить процессы — займет много времени, пойдут разговоры об амнистии, — написал Дзержинский, — надо побыстрее их расстрелять”.
Американские историки подсчитали, что в годы французской революции от террора и гражданской войны (а там она была далеко не столь масштабной, как у нас) погибли 200 тысяч человек. В США гражданская война 1861-1865 годов унесла более 600 тысяч жизней. В России безвозвратные потери населения в 1917-1922 годах составили 13-15 миллионов человек, из них примерно 2 миллиона эмигрировали, остальные погибли или умерли. Для сравнения: в Первой мировой войне, невиданной дотоле по количеству жертв, все 38 стран-участниц потеряли около 10 миллионов человек.
— В порядке послесловия. Боевые действия закончились, но пришел ли мир?
— На мой взгляд, напряжение Гражданской войны в стране искусственно сохранялось. Партия большевиков была милитаризована (верхушка так и продолжала носить полувоенные френчи и сапоги) в ожидании мировой революции и борьбы с внутренними врагами, а их по-прежнему находили во множестве. Человеческая жизнь так и не стала сколько-нибудь значимой ценностью. Главная трагедия Гражданской войны, по моему глубокому убеждению, заключается в том, что она не была осмыслена, ее жертвы практически не поминаются, общество так и не повинилось в невиданном братоубийстве и не осудило его. 
Юрий ДРИЗЕ

Нет комментариев