Открытая рана. Клеточные технологии, избавляющие от множества недугов, не осваиваются годами.

История давняя, но впечатляющая. В Америке лет 30 назад врачи спасли двух братьев пяти и шести лет. Казалось, они были обречены — ведь ожоги составляли более 95 процентов поверхности тела. Однако медики применили принципиально новый метод выращивания и трансплантации клеток кожи — ему ребята и обязаны жизнью. Так родилось чрезвычайно перспективное направление — регенеративная медицина.
Сегодня с помощью клеточных технологий больных многих стран мира избавляют от тяжелейших недугов. Рутинными стали операции, скажем, по выращиванию клеток для восстановления костей при переломах и суставных хрящей при артритах и артрозах, “реставрации” кожи и роговицы глаз при ожогах, заживлению тяжелых ран, пролежней, свищей, трофических язв… Замена даже внутренних органов — гортани, трахеи, уретры и мочевого пузыря. Биологи постепенно научились “воспроизводить” в культуре сначала клетки, затем ткани, а вслед за ними целые органы. Без преувеличения впервые появилась возможность ни больше ни меньше, как “производства запасных частей” для человека. Это прорыв в медицине вообще и трансплантологии в частности.
Однако в нашей стране до этого ох как далеко. По просьбе “Поиска” ситуацию с невостребованными клеточными технологиями прокомментировал заместитель директора Института биологии развития им. Н.К.Кольцова РАН профессор МГУ Андрей Васильев. Но прежде — о том, как родился необыкновенный метод, какие к тому были предпосылки.
— Так уж сошлось, что 30 лет назад, — рассказывает Андрей Валентинович, — в таких науках, как цитология, гистология, эмбриология, произошло накопление фундаментального знания. Это позволило перейти к практическому его применению. Биологи научились, в частности, культивировать разные виды клеток и клеточные конструкции. Вне организма воссоздавать из них отдельные ткани и целые органы — аналоги кости или кожи, роговицы глаза… В научный обиход вошло понятие “тканевая инженерия”.
Делается это так. Из кусочка ткани человека выделяют клетки и выращивают в чашке Петри. И при этом манипулируют ими. Их, например, можно “переиначить”. Скажем, из клеток кожи получить клетки уретры или нервной системы. Можно модернизировать, для чего ввести новые гены. И таким образом исправить генетические дефекты пациента. Чтобы “вырастить” запчасти из клеточного материала, нужно, в зависимости от целей и задач, приблизительно две-три недели.
В экстремальной ситуации, если, скажем, человек получил серьезную травму, ожог, рану, собственные клетки выращивать времени нет. В этом случае врачи используют хранящиеся в банках донорские ткани и клетки. Их пересаживают, чтобы как можно быстрее облегчить участь пострадавшего. Но лишь на время, пока биологи не подготовят собственный клеточный материал пострадавшего. Естественно, прежде чем воспользоваться готовыми “запчастями”, проводят их полное тестирование. Чтобы не допустить генетических изменений организма, не занести в организм вирус. В общем, какой бы ни была технология выращивания клеток, она всегда биобезопасна. При этом ее себестоимость невысока, поскольку не нужно ни особых реактивов, ни сверхсложных приборов.
— И организм не отторгает новые клетки?
— Это так и не так. Ведь существуют разные подходы. Когда мы выращиваем и пересаживаем пациенту его же здоровые клетки, заменив больные, отторжения, безусловно, не происходит. Ведь это его “собственность”. Другое дело, если мы воспользовались “запчастью” из банка. Организм пострадавшего вполне может ее не принять, но сделает это далеко не сразу. А пока он будет с ней “разбираться”, клетки свое полезное дело сделают — как всякое лекарство, но, заметьте, без побочных эффектов. В этом и суть регенеративной медицины.
— Как широко применяется этот метод в мире?
— Ведущие в этой области страны прежде всего США, Англия, Германия, Япония, но также Индия, Южная Корея, Сингапур, Китай… Однако пальма первенства, безусловно, принадлежит США. При президенте страны работает комиссия по клеточным технологиям, в которую входят крупнейшие специалисты в этой области. Там принимаются специальные законодательные акты. Действуют различные государственные программы, под которые выделяют огромные средства. Не жалеют их и частные инвесторы, и фонды. Это миллиарды долларов. Причем деньги поступают, обратите внимание, даже если научный поиск (а он ведется в самых разных направлениях) не дает быстрого результата. Стоит ли удивляться, что благодаря таким “тепличным” условиям в США более 50 крупных лабораторий. Ведущий специалист в этой области биомедицины профессор Энтони Атала (A.Atala) (он вырастил искусственный мочевой пузырь) возглавляет Институт регенеративной медицины, и только Министерство обороны США выделило ему на исследования 80 миллионов долларов. А все потому, что возможность разработки “запасных частей” при экстремальных ситуациях чрезвычайно вдохновляет военных. К слову, пересадку кожи тем двоим детям, получившим страшнейшие ожоги, сделали в военно-морском госпитале.
— А как обстоит дело в нашей стране, сколько у нас лабораторий?
— Если судить не по разговорам о важности этих технологий, а по докладам на представительных конференциях да статьям в ведущих журналах, то, думаю, не более пяти — семи серьезных лабораторий наберется. Потому что нет у нас программ, финансирующих эти исследования, и инвесторов к нам калачом не заманишь.
— Чем вы это объясняете?
— Когда в солидных кабинетах заходит речь о перспективности клеточных технологий, то чаще всего реакция чиновников отрицательная. Эта область, увы, оказалась дискредитированной. Причина — в близости понятий “клеточные технологии” и “стволовые клетки”. Серьезнейшее научное направление — биология стволовых клеток — во многом скомпрометировано вульгарным истолкованием этих исследований. Речь, конечно, не о науке, а о коммерческом применении не разрешенных должным образом клеточных технологий. Разного рода дельцы, пользуясь недостоверной информацией, преподнесенной СМИ, предлагают больным якобы необыкновенные способы лечения, естественно, за немалые деньги. А те “клюют”, поскольку не могут отличить серьезную науку от шарлатанства.
По моему мнению, это едва ли не главная причина, почему наши исследования остаются невостребованными. А ведь и мы могли быть в числе лидеров. Вот, что обидно! В СССР (приблизительно в 50-70-е годы прошлого века) научная школа в области регенерации была мощнейшей, выдающейся. Могу привести массу имен. Неудивительно, что иностранные коллеги изучали наш опыт. А один шведский ученый даже русский выучил только для того, чтобы читать работы по регенерации. И сегодня в этой области есть выдающиеся ученые, такие как мой учитель профессор Василий Васильевич Терских. Они внесли огромный вклад в фундаментальную составляющую этого прорывного метода. Но применить новое знание, использовать на практике открытые нами подходы мы не имеем права, поскольку эту задачу должны осуществлять врачи. И все же даже при отсутствии законодательной базы и специализированных программ ухитряемся находить средства (хотя и недостаточные). Нам помогают РАН, Минобрнауки, Минобороны. На исследования деньги наскрести удается, но на реализацию разработок, на то, чтобы сделать научный рывок, их попросту нет. Это, безусловно, касается всех лабораторий, занимающихся подобными технологиями.
Между тем за рубежом в ближайшие пять — семь лет коллеги готовятся получить клетки для лечения наиболее опасных для человека заболеваний: нейродегенеративных (болезни Паркинсона и Альцгеймера), сердечно-сосудистых, инсулинзависимого диабета, последствий инфарктов и инсультов, болезней печени. Обратите внимание: нет сегодня эффективных медикаментозных методов лечения этих тяжелых недугов, а клеточные технологии, уверен, с ними справятся блестяще. Но, повторю, впервые это будет сделано за рубежом. Там попавшего в экстремальную ситуацию человека спасают, лечат с помощью клеточных продуктов. А у нас если подобное и случается, то в порядке исключения. Мы и сегодня, увы, не в состоянии спасти человека с ожогами 95 процентов кожи.
— Тогда, быть может, и нет смысла ждать Бог знает сколько времени, пока у нас будут востребованы эти исследования, а продать наши наработки иностранным коллегам, зато купить готовые клеточные препараты?
— В данном случае это просто невозможно. По закону нашей страны, нельзя ни вывозить, ни ввозить биологический клеточный материал. Так что при всем желании воспользоваться продуктами Запада мы не можем, как и он нашими. Да и обидно бросать собственные исследования. За четверть века и мы добились немалого. Сегодня с помощью выращенных нами клеток можно полностью “реконструировать” кожный покров. (Нам удалось вылечить девочку с 65-процентным глубоким ожогом). Восстановить роговицу глаза после ожогов, тем самым сохраняя человеку зрение (таких технологий, заметьте, в мире нет), а также уретру. Вместе с Московским научно-исследовательским онкологическим институтом им. П.А.Герцена “реконструируем” трахею и гортань после операций, спасая больных от инвалидности. А всего таких эффективных и недорогих технологий у нас 8-10. Но передать их некому. Нет к ним интереса ни у государственных структур, ни у бизнеса. Хотя согласны все: да, запчасти человеку нужны.
Сделать, по нашему мнению, нужно не так уж и много: просто изменить отношение к клеточным технологиям. Это позволит принять основополагающие законодательные акты, на их базе разработать действенные, эффективные целевые программы и выделить средства для их осуществления. Все.

Юрий ДРИЗЕ
Фото Ольги Петраковой

Нет комментариев