Стоит ли стыдиться? Русский колониализм сыграл на руку Китаю.

Более четверти века доктор исторических наук, профессор Дмитрий ­Павлов, заместитель директора Института российской истории РАН, изучает политику царской России на Дальнем Востоке, в том числе ее экспансионистскую составляющую. И пришел к выводу, что здешний колониализм имел привлекательные черты, развеивающие представление о России как о “самом ненасытном” империалисте в этом регионе, злейшем враге культуры и прогресса.

— Моим первым научным направлением была история революционного движения в России начала ХХ века, — объясняет Дмитрий Борисович. — Возможно, поэтому в начале 1990-х годов один уважаемый журнал дал мне на рецензию сборник японских документов, посвященных связям правительства Японии с российскими революционерами. С изумлением узнал, что отечественные “борцы за народное дело” брали деньги на устройство революции у эмиссаров страны, воевавшей с Россией. Причем суммы внушительные, эквивалентные сегодняшним 35-40 миллионам американских долларов. Руки к ним тянули в основном национальные партии: финские, польские, кавказские, из всероссийских — эсеры и большевики (меньшевики их примеру не последовали). Цель японцев была очевидна: ослабить Россию изнутри, с помощью революционеров организовав массовое вооруженное выступление. Они попытались доставить в Петербург крупную партию винтовок и взрывчатки. Летом 1905 года в Англии через подставных лиц японцы с сообщниками-эсерами купили старенький пароход, в Голландии загрузили его и отправили на Балтику. Но близ финских берегов судно налетело на камни и затонуло. Только тогда в Петербурге узнали об экспедиции, хотя, как свидетельствуют документы русской тайной политической полиции, она была в курсе контактов доморощенных революционеров с японцами. С этого сенсационного для нашей историографии сюжета, относящегося к Русско-японской войне 1904-1905 годов, возник мой интерес к Дальнему Востоку, в частности к царской колониальной политике на берегах Тихого океана. Но сначала небольшой экскурс в прошлое нашей страны. 
Единственное рациональное объяснение многовековому продвижению русских землепроходцев на Восток заключается в добыче ценной пушнины. Не скажу, что эта версия кажется мне вполне убедительной, но другой на сегодня нет. Спустя столетия царская дальневосточная политика стала куда более осмысленной. Осенью 1890 года Александр III отправил наследника-цесаревича Николая в путешествие не на Запад, как это было принято в царской семье, а на Восток. За неполный год будущий император посетил Индию, Цейлон, Китай, Японию, русское Приморье. Это было не столько ознакомительное путешествие, сколько политическая акция: стремление показать миру, что Россия не желает отставать от других великих держав и устремляется к Тихому океану. Более того, в правящих кругах победило мнение, что Россия, по словам адмирала Ф.Дубасова, “самим Провидением” призвана к “жизнеобновляющей миссии на необозримой ниве вымирающей восточной цивилизации”. В 1891 году началось строительство Транссиба, спустя пять лет Россия и Китай заключили союзный антияпонский договор, за ним последовал протокол о строительстве Китайско-Восточной железной дороги от Читы через Маньчжурию до Владивостока. Кстати, во Владивостоке еще в 1891 году, выполняя волю отца, будущий российский самодержец высыпал символическую тачку земли на полотно строящейся магистрали. 
— Понятно, что проложить дорогу по прямой, сократив протяженность Транссиба, было выгодно экономически, но Маньчжурия — территория другого государства…
— Да, решала экономическая целесообразность: вместо того чтобы укладывать рельсы вдоль русско-китайской границы по болотам, непроходимой тайге и сопкам, строить мосты, пробивать туннели, дорогу пустили по Великой Китайской равнине, сократив путь на несколько тысяч километров. Был и еще один довод “за”: отсталая Цинская империя в те времена не воспринималась как жизнеспособное государство. Ее слабость подтвердила Японо-китайская война 1894-1895 годов, в которой победила маленькая, но быстро развивавшаяся империя микадо. И все же опасения относительно будущего КВЖД в России существовали и, как мы знаем теперь, имели под собой основание — Россия дорогу потеряла.
Практическое воплощение имперских замыслов Петербурга осуществлял выдвиженец Александра III министр финансов Сергей Витте, политик европейского масштаба. Он много сделал для укрепления России на берегах Тихого океана, причем преимущественно экономическими методами. В русле курса Витте была и конвенция с Китаем об аренде Квантуна, южной оконечности Ляодунского полуострова, Россия подписала ее в марте 1898 года. По этому договору в том же году началось строительство южной ветки КВЖД от Харбина до Порт-Артура через город Дальний протяженностью более 1000 верст. 
— Если устремления России были чисто экономические, зачем ей понадобился Порт-Артур? 
— Начнем с главного детища Витте — порта Дальний, дату его основания — 11 августа 1899 года — китайцы отмечают по сей день. В России с ним связывали большие надежды. Предполагалось, что его грузооборот превысит грузооборот крупнейших российских портов и в будущем, как перевалочная база европейско-азиатской торговли, он сможет конкурировать с “самим” Суэцким каналом. У русского квантунского проекта была еще одна не менее важная составляющая — военно-морская. Владивостокский порт тогда замерзал и потому не мог быть постоянным местом базирования Тихоокеанской эскадры. Моряков устраивали удобные гавани на юге Кореи, но Петербург эти планы отверг: слишком далеко от метрополии, к тому же возникли бы трения с Японией. Взоры обратились к незамерзающему Порт-Артуру, находящемуся всего в 40 километрах от Дальнего. Изначально это была китайская крепость Люйшунькоу, в переводе “гавань благополучия путешественников”. В Европе ее называли Порт-Артур по фамилии британского лейтенанта, в 1860 году ремонтировавшего здесь свой корабль и нанесшего Люйшунь на европейские карты. Площадь всей русской квантунской аренды составляла свыше 3000 кв. км — приблизительно 10 островов Мальта.
— Расскажите о ваших исследованиях.
— Моя новая тема — колониальная политика России на Дальнем Востоке. Вместе с питерским историком Игорем Владимировичем Лукояновым и при поддержке РФФИ мы разрабатываем тему “Порт-Артур и Дальний, 1898-1905 гг.: последний колониальный проект Российской империи”. Историкам хорошо известно все касающееся Порт-Артура: строительство крепости, ее многомесячная осада и падение в конце 1904 года. Но была и другая сторона, не попавшая в поле зрения исследователей, — гражданское управление китайской территорией. Конечно, повседневная жизнь местного и пришлого (русского) населения Квантуна не так впечатляюща, как ход боевых действий. К тому же во времена СССР историки предпочитали обходить стороной тему отечественного колониализма. Мы же, копнув поглубже, обнаружили, что русский квантунский колониализм был скорее модернизационный, чем угнетающий, и стыдиться его не стоит.
Как всякая империя, Россия с XVIII века владела заморскими территориями. Из этого правила были исключения. Корея, например, подобных владений не имела, а ее монарх более года скрывался в русском посольстве в Сеуле от японцев, убивших его жену. Отличие Квантуна от прежних колониальных владений России в том, что он был занят по официальному договору сроком на 25 лет. Хотя Петербург и вынашивал планы продления аренды, а со временем и его аннексии. Безусловно, речь идет об экспансии, но нам важно было установить, какими методами она проводилась, к чему привела. Картина оказалась далеко не типичной для “классической” колониально-имперской.
Вот факты. Город-порт Дальний близ захолустного китайского городка с населением в 1,5 тысячи человек был построен в чистом поле всего за пять лет. Накануне Русско-японской войны в нем проживало 45 тысяч человек, из них по 2 тысячи русских и западноевропейцев, остальные китайцы (Витте рассчитывал, что население города со временем вырастет до 400 тысяч). Дальний был спланирован и строился как европейский город с мощеными, освещенными электричеством улицами, каменными зданиями, канализацией и водопроводом, телефонной сетью, церквями (и не только православными). А порт, даже недостроенный, по грузо­обороту вышел на второе место в Китае после Шанхая.
Порт-Артур, когда туда в 1898 году пришли русские, выглядел неприглядно: крепость была разрушена японцами. Город походил на бесформенно разросшуюся глинобитную деревню с 4-тысячным населением. А к концу русского присутствия население Порт-Артура достигало уже 43 тысяч человек, из них китайцев было более 23 тысяч. Это был европейски благоустроенный город с углубленным внутренним рейдом. 
Местное население на полуострове не притесняли, запретов в области религии, культуры, просвещения не существовало. Китайцы охотно отдавали детей в русско-китайские школы и сами учили русский язык. Из колонии не выкачивали природные и финансовые ресурсы, а, напротив, вкладывали огромные средства в развитие инфраструктуры. Быстро росло и китайское, и русское население. Китайские крестьяне переселялись в “русские” города Квантуна по собственной воле: там они находили работу, да и качество жизни там было выше.
— Но русские, наверное, держались особняком от китайцев? 
— В те времена в открытых для иноземцев портах Китая возникли так называемые сеттльменты — обнесенные высокими стенами поселения, в которых на правах экстерриториальности компактно проживали “белые”. Фактически сеттльменты были городом в городе. “Желтые” не могли там селиться, тем более приобретать недвижимость, и допускались только в качестве прислуги. Таков был колониальный имперский стиль. Но ни в Порт-Артуре, ни в Дальнем сеттльмента не существовало. Порт-Артур со “старым” (китайским) городом соединяла дамба. Китайцы имели право покупать в “новом” городе участки земли и строить дома, но лишь для торговли или сдачи в аренду европейцам. В Дальнем порядки были еще демократичнее. Там городскую землю мог купить любой желающий с одним условием: возводить дома в европейском стиле. Исключение (и то по принципу взаимности) касалось японцев, получивших право арендовать недвижимость на 99 лет. Европейские кварталы Дальнего от китайских отделял парк, и только. 
— И какой вывод вы делаете в итоге?
— Принято считать, и во многом справедливо, что в начале ХХ века самодержавие находилось в глубоком системном кризисе и российский правительственный аппарат был не в состоянии эффективно решать ни внутренние, ни, тем более, внешнеполитические проблемы. Западные историки полагают, что Россия, будучи “ненасытным империалистом”, намеренно консервировала в Китае и Корее архаичные порядки. Тех же взглядов придерживался Ленин. В работе “Падение Порт-Артура” он писал, что самодержавие — “гроб повапленный”, то есть трухлявое бревно, лежащее на пути прогресса. Однако приведенные нами факты это опровергают: не так уж плохо все было в нашем отечестве, если всего за несколько лет в китайском захолустье русские власти сумели возвести два процветающих города. И в конечном счете Китай выиграл от русского колониального присутствия.
Как известно, Русско-японская война продолжалась около двух лет. Безвозвратные потери с обеих сторон были примерно одинаковы: по 45-50 тысяч человек. Осада Порт-Артура затянулась на семь месяцев и включала три генеральных штурма. Под стенами крепости убитыми, ранеными и больными японцы потеряли 100-110 тысяч человек (осадная армия генерала Ноги полностью сменила свой состав).
По итогам проигранной войны Россия безвозмездно уступила Японии южную часть острова Сахалин и арендные права на Квантун. После разгрома Квантунской армии в августе 1945 года наши войска снова заняли Люйшунь и Далянь. От тех времен сохранился памятник, поставленный советским командованием. А в 1950-х годах полуостров был возвращен Китаю. Современный Далянь — стремительно развивающийся город, “летний Давос”, всекитайский курорт. Его население, по нашим понятиям всего лишь райцентра, приближается к 7 миллионам. И едва ли не главная достопримечательность города — Русская улица. Витте не ошибся: сегодня Далянь — один из крупнейших коммерческих портов Китая.
На иллюстрации: Дальний (Русская улица, около 1901 г.)
Юрий Дризе
Фотоснимки предоставлены Д.Павловым

Нет комментариев