За последние годы кампус Московского физико-технического института (государственного университета) преобразился: появились новые корпуса общежитий, на глазах растут инжиниринговые центры. Но перемены не только внешние.
— Такого количества изменений, как за последние годы, я за свою бытность на Физтехе не припоминаю, — говорит ректор МФТИ Николай КУДРЯВЦЕВ. — Пожалуй, основное то, что у нас теперь есть шесть Физтех-школ: пять образовались на базе двух родственных факультетов каждая, одна примерно тождественна факультету. Это было сделано в первую очередь для того, чтобы сосредоточить критическую массу ведущих сотрудников для решения прорывных задач. Кроме того, создание школ для нас диктовалось тем, что наука на Физтехе развивается быстро и лабораторий становится все больше. Когда их было пять, мы спокойно могли ими управлять из этого коридора (то есть из ректората). Сейчас это уже невозможно: за последние семь лет их количество выросло до 64. Каждая школа объединяет и выпускающие факультетские кафедры, и научные лаборатории. Мы реализуем великие идеи, заложенные при основании Физтеха: чтобы образование и наука были бок о бок.
Еще одна причина для создания школ — факультеты на Физтехе не имели четких границ по тематике. На нынешнем этапе это минус. Для общественности, для абитуриентов, которые к нам поступают, тематика должна быть определена четко — и в соответствии с глобальными вызовами и программами развития, принятыми государством.
— Почему школ именно шесть? И какая теперь у них тематика?
— Если вспомнить историю Физтеха… В 1953 году было открыто четыре факультета: радиотехники и кибернетики, общей и прикладной физики, аэрофизики и космических исследований, молекулярной и химической физики. Они были созданы для решения прикладных задач, прежде всего связанных с обеспечением обороны, и развития фундаментальных исследований, сопровождающих эти задачи. Факультет радиотехники и кибернетики — это радиосвязь, локация; факультет общей и прикладной физики и факультет молекулярной и химической физики — это сама бомба; аэрофизики и космических исследований — это средства доставки той самой бомбы.
Сейчас к этим четырем направлениям добавилось еще два: биотехнологии и информационные технологии — то, что появилось уже позже, таким образом у нас создано шесть школ. Мы как бы пришли к истокам Физтеха. На современном этапе факультеты у нас остаются. Но теперь сама школа решает, как ей двигаться. У нее есть все полномочия для этого. Одни школы тут же создали свою дирекцию. В других пока по-прежнему функционируют два факультета, они осторожно начинают совместные программы и видят общую выгоду работать вместе. Мы эти процессы не форсируем. Для выпускников, конечно, очень важно, чтобы бренды факультетов сохранялись, и мы этому будем способствовать. Главное — что в школах удалось собрать большую критическую массу компетентных ученых.
— Подобная реструктуризация, как правило, не проходит легко. Как отнеслись к этой идее сотрудники вуза?
— Конечно, такое объединение нельзя создать бумажным способом. Люди должны захотеть объединяться, понять свою выгоду. Все прошлое лето у нас постоянно шли встречи. Как это обычно на Физтехе бывает: все высказываемся, температура дискуссии поднимается, потом размышляем — и наконец выкристаллизовывается какой-то хороший сухой остаток. В конце августа я подписал приказ. Недавно на заседании Ученого совета две школы отчитывались. Еще далеко не все идеально, конечно, но прогресс виден! Выстраивается довольно хорошая система управления. Ведь 11 факультетами управлять довольно сложно, особенно когда нет четких границ по тематике.
Добавлю, что реструктуризация — тема не только российская. Нас к созданию школ подтолкнул Проект 5-100. Он поставил перед вузами-участниками задачу создать стратегические академические единицы, САЕ. Наши школы и есть эти самые САЕ. За рубежом подобную реструктуризацию провели практически все ведущие вузы. Мы у них много неформальных идей почерпнули.
— МФТИ долго был закрытым вузом. А потом стал участником проекта международной конкурентоспособности. Как вы преодолевали этот разрыв — от закрытости к открытости?
— Честно говоря, это проблема! Город Долгопрудный был закрытым до 1991 года, но не из-за МФТИ, а из-за наших соседей. Закрытость во многом была излишней, и это являлось препятствием для развития науки и образования в МФТИ, но, с другой стороны, способствовало развитию инфраструктуры. В советские годы в подчинении Минобразования СССР находилось всего 20 вузов, они и считались ведущими. Физтех до девяностых был подведомственен Минобразования РСФСР, и научная часть тут относилась только ко второй категории. Но основные инвестиции в Физтех делались не Минобразования РСФСР, а девятью министерствами, связанными с реальным производством, гражданским и военным. И это давало мощный ресурс для развития вуза.
Сейчас нам помогает то, что у Физтеха очень большое международное реноме. В девяностые и нулевые годы большую известность вузу принесли его выпускники, которые разъехались по всему миру, потому что здесь сложно было реализовать себя. И все увидели, что МФТИ дает прекрасных выпускников, а значит, тут хорошо учат.
В наш международный совет собраны представители лучших вузов, из мировой двадцатки. Именно в международной кооперации мы видим перспективы Физтеха. И если в советское время государство стремилось вести научные исследования по всему фронту, то сейчас ни одна страна, даже богатейшая Америка, себе такого позволить не может. А это однозначно приводит к усилению роли международной кооперации. Потому что, если вы в кооперации, вы имеете доступ к тому, что делают ваши коллеги в других странах, смежники, и вам не надо двигаться по всему научному фронту. Вы можете работать на своем участке, но вы знаете, что происходит у коллег вокруг. Это позволяет нам очень эффективно преодолевать разрывы, возникшие в научном знании за последние десятилетия российской истории.
— В РАН также происходят большие изменения. Сказывается ли это на вашем с ней взаимодействии?
— РАН была и остается единственным системным партнером МФТИ, она очень много для нас сделала. Говоря прагматично, чем сильнее академия, тем лучше Физтеху. Но взаимоотношения наши тоже меняются. Если мы раньше работали с академическими институтами, то сейчас — с лабораториями этих институтов, которые доказали свою эффективность, жизнестойкость, нашли себя сейчас, имеют гранты. Конечно, это более сложная и многоплановая работа.
— А что происходит с академическими кафедрами МФТИ?
— Их по-прежнему около 40% от общего числа — потому и называем РАН системным партнером. Многие кафедры не только сохранились, но и приобрели новое качество в наше время. Некоторые пришлось реструктуризировать. Но мы это и раньше делали — заканчивали развивать направления, которые себя исчерпали.
— И что в перспективе?
— Мы планируем расширять сотрудничество с академией, в первую очередь с тем, чтобы были представлены новые тематики. Прежде всего, я имею в виду институты химического направления. Химия на Физтехе исторически была на хорошем среднем университетском уровне, не то что физика. А нам нужен уровень очень высокий. И сейчас мы об этом серьезно думаем. Темы, связанные с добычей полезных ископаемых, требуют исследований в области геофизики, петрофизики и т.д. Сейчас эти направления на Физтехе в виде базовых кафедр представлены слабо, и мы думаем, как эту ситуацию изменить, прорабатываем варианты.
— То есть количество базовых кафедр МФТИ в академических институтах будет увеличиваться?
— Продумываем новую организацию. Вот, к примеру, сейчас звонил директор НИИ скорой помощи им. Н.В.Склифосовского. Там у нас есть базовая кафедра. Она работает по принципу хаба — в ней организуется начальная специальная подготовка, после чего студенты идут в десятки других медучреждений, которым нужна не целая группа, а один-два человека в год. Лучше, когда специальные лекции слушают минимум 15 студентов. В коммуникации их друг с другом — добрая половина успеха обучения. Да и преподаватели признают, что не испытывают особого драйва, читая лекцию пяти студентам. Думаю, сейчас мы будем создавать базовые кафедры по этому принципу. Академическая кафедра в одном институте, а вокруг нее еще пяток организаций, связанных с близкими тематиками.
— В выступлениях с трибуны руководители министерства любят говорить, что по количеству публикаций вузы обогнали академические институты. Многие объясняют это тем, что, поскольку вузам начали давать больше денег, им стало проще привлекать “умные головы” и из академических структур сотрудники начали переходить в университеты. Вы согласны с таким объяснением? В МФТИ такое происходит?
— Если сотрудник работает и в институте РАН, и в вузе, он может указывать обе организации под своими работами, тут нет проблемы. Конечно, борьба за светлые умы идет, и университеты стремятся привлекать лучших. Но мы в этом смысле консервативны. Нам даже предпочтительнее, если у нас работает совместитель, а не штатный ученый. У совместителя, я считаю, кругозор шире — он еще что-то приносит оттуда, где работает, благодаря чему и мы начинаем шире смотреть на мир.
Проблема академии, по-моему, состоит в другом. Я, конечно, могу ошибаться… Но как обычно происходит? Возникает новое направление. Условно, первый десяток лет идет бурный рост. Потом — плато. А затем начинается медленный спад. На мой взгляд, в РАН много лабораторий, которые давно находятся не в стадии роста. В свое время это были актуальнейшие направления, а сейчас идет работа больше для себя, по инерции. Нет амбиций перестраиваться, осваивать новое. И уровень статей это отражает. А Физтех как раз на новое заточен. Повторяю, это моя точка зрения.
— Как вам удается так быстро продвигаться в предметных международных рейтингах? Поделитесь секретом!
— Здесь ситуация для нас более чем понятная. МФТИ вошел в первую сотню двух ведущих предметных рейтингов по физике, Times и QS. В QS даже в первые 50 вошли, причем, действительно, достаточно быстро. Почему? Потому что на самом деле мы начали эту работу лет десять назад. Тогда академик Александр Андреев, председатель нашего Координационного совета, выступил на собрании профессорско-преподавательского состава: как же, мол, так, наши преподаватели — совместители на Физтехе, студенты и аспиранты вуза делают научную работу, почему же мы МФТИ не указываем в наших аффилиациях? Мы плавно с того момента и начали это делать.
Для нас наукометрия — не есть полная картина происходящего, но какую-то ее часть она дает точно. Мы стали отбирать преподавателей по этому принципу, с высокими наукометрическими показателями. Сложность в том, что на Физтехе одни ученые пишут много качественных статей, другие — выполняют множество прикладных проектов, что пополняет университетский бюджет. Физтех с самого начала — союз двух этих категорий ученых. То есть на наши рейтинги в плане публикаций работает не весь Физтех. Мы видим перспективу в том, чтобы и “прикладников” сподвигнуть публиковать статьи. А у них, поверьте, есть о чем писать.
— Вы и дальше планируете продвигаться в рейтингах столь же стремительно? Какую тут планку перед собой ставите?
— Цель — попасть в первую сотню общего рейтинга. Это сложнее, чем в предметный по физике. В международных рейтингах до 70% оценки зависит от качества публикаций и от репутации — научной и образовательной. А зарубежные эксперты-гуманитарии, которые должны за нас проголосовать, МФТИ не знают, как правило. Мы за ориентир взяли Эколь Политекник из Парижа. Тоже технический вуз, хотя и более “широкий”, чем мы, там есть политические науки, например. Он в свое время действовал следующим образом: стремился в предметных рейтингах попасть даже не в сотню, а в двадцатку. Когда попал, за него начали голосовать и гуманитарии. И он вошел в сотню общих рейтингов. Мы копируем эту стратегию. Ставим себе задачу за год-два войти в первые 25 по физике, а также поднять смежные направления — инженерные науки, био- и ИT-технологии, математику, химию. Чтобы к 2020 году оказаться в первой сотне общего рейтинга.
Беседовала Наталия БУЛГАКОВА
Фото Николая Степаненкова
Нет комментариев