Жизнь после гранта. Ученые просят больше стабильности.

Из 160 лабораторий мирового уровня, созданных по Постановлению Правительства РФ №220, финансирование по мегагранту закончилось у 68 лабораторий первой и второй волны, и теперь они существуют самостоятельно. Директор Департамента науки и технологий Минобрнауки России Сергей Салихов назвал это “одним из самых ярких результатов программы”. Ведь изначально ставилась задача создать структуры, которые через некоторое время смогут добывать средства сами. 

Ученые приняли предложенные правила игры, согласившись участвовать в конкурсе мегагрантов, однако сейчас, столкнувшись с жизненными реалиями, довольно дружно выступают за их изменение. В последнее время вопрос о необходимости стабильного государственного финансирования лабораторий, доказавших свою продуктивность, ставился ими напрямую — и на сентябрьской встрече с Президентом РФ В.Путиным, и на международной конференции “Наука будущего” в Казани, где они дискутировали на эту тему с помощником президента Андреем Фурсенко. 

И дело даже не в зарплате самих исследователей. Среди мегагрантщиков (без учета победителей последнего конкурса) 78 иностранных ученых и 82 российских, из которых 57 проживают за рубежом. То есть их уровень жизни — во всяком случае, большей части из них — и без того соответствует западным стандартам. 

Но исследования мирового уровня не проводятся в одиночку. Нужна команда. Нужна смена. И мегагрант помогает эту команду собрать, вовлечь в исследования талантливую молодежь. Согласно данным  С.Салихова, около трети участников программы мегагрантов — студенты, аспиранты, молодые кандидаты наук. Для них важна перспектива — на срок больший, чем на три года, которые обеспечиваются мегагрантом. 

Вот одна история, причем, возможно, одна из самых благополучных. Станислав Смирнов, лауреат Филдсовской премии, профессор Университета Женевы, победитель конкурса мегагрантов первой волны, руководитель Исследовательской лаборатории им. П.Л.Чебышева в СПбГУ, рассказал, что при создании лаборатории было решено вложиться в молодых исследователей. Во-первых, сделать так, чтобы им не надо было подрабатывать на стороне, а во-вторых, предоставить возможность участвовать в научных мероприятиях самого разного вида. За эти годы были проведены сотни семинаров, десятки школ и конференций… В одной из самых больших научных школ приняли участие 220 человек из 33 стран. Аспиранты слушали выступления вместе с академиками. Исследовательские результаты не заставили себя ждать: около 300 публикаций, несколько премий… 

А в 2014 году мегагрант закончился, и началась новая жизнь. “У нас она, в принципе, состоялась, хотя много энергии потрачено на поиск денег”, — отмечает С.Смирнов. Есть грант РНФ, а кроме того, очень помогает ПАО “Газпромнефть”. Это не сотрудничество по принципу “заказ — исследование”, а чистая благотворительность со стороны компании.

“Сейчас вроде бы все хорошо, но… мы не знаем, какие планы можем себе позволить на следующий год, — говорит математик. — И это проблема не только для мегагрантских лабораторий, но и для всех лабораторий вообще. Если лаборатория — любая, в университете или в академическом институте — стабильно показывает хорошие результаты, то ей нужно какое-то постоянное финансирование, чтобы можно было планировать и чтобы молодые исследователи знали, что им обеспечено рабочее место”. 

Леонид Кузьмин — профессор Чалмерского технологического университета (Швеция), победитель первого конкурса мегагрантов, руководитель лаборатории криогенной наноэлектроники, что была создана с нуля в Нижегородском государственном техническом университете. В лаборатории разработаны болометры на холодных электронах — уникальные устройства, использующиеся, в частности, в космических телескопах, для изучения “темной материи”. 

Профессор Л.Кузьмин с сожалением заметил, что “в голодный год”, то есть когда финансирование по мегагранту закончилось, а деньги по госзаказу еще до лаборатории не дошли, он “потерял” пару аспирантов. И ведь их трудно винить за то, что сдались: в этом возрасте люди обычно занимаются обустройством своей личной жизни и работу из чистого энтузиазма просто не могут себе позволить, а научного веса, благодаря которому можно оперативно найти другие источники дохода, не бросая исследовательской деятельности, они пока не набрали. 

“Совершенно неверно, что лаборатория поддерживается государством только в течение такого короткого срока, — считает он. — Вложены огромные деньги, закуплено дорогое оборудование, лаборатория работает, уже есть аспиранты и магистранты — а потом деньги заканчиваются, и нам говорят: “Добывайте деньги сами!” Причем, заметьте, когда отбирают ученых на конкурсе мегагрантов, смотрят, чтобы был высокий индекс Хирша, признанные научные достижения… А когда стоит вопрос добывания денег, Хирш становится уже никому не нужен. Это парадокс нашей научной системы!” 

По словам С.Салихова (интервью на chrdk.ru), сейчас существенно изменились и выделяемые по мегагранту суммы (не 50, а 30 миллионов в год на три года и на первый год продления), и условия продления и софинансирования со стороны принимающей организации. Софинансирование теперь может быть любым, необязательно из внебюджетных источников. С.Салихов отметил, что есть примеры, когда принимающие организации “обеспечивают софинансирование опережающими темпами и в больших объемах”.

…Вот вроде и президент согласился с тем, что лабораториям, доказавшим свою состоятельность, нужно пусть небольшое, но постоянное финансирование, однако понятного механизма — как, каким образом его обеспечить — нет. Вместе с тем у каждой мегалаборатории выработаны какие-то свои способы решения общих проблем. И было бы полезно, говорили ученые, устроить обмен успешными “практиками развития” между мегагрантщиками. 

…Мегагрант на создание лаборатории биолюминесцентных биотехнологий в СФУ получил в свое время нобелевский лауреат из США Осама Шимомура. И хотя исследования шли вполне успешно, в какой-то момент встал вопрос о прекращении выплаты по гранту, так как японский ученый в силу возраста не проводил в России оговоренные условиями получения мегагранта месяцы — что, впрочем, не мешало ему практически все время оставаться на связи с красноярскими учеными, благо современные технологии и коммуникации это позволяют. И совместные с японским ученым публикации запаздывали — все-таки фундаментальные исследования не всегда можно уложить в прокрустово ложе плана. После того как в СФУ приехала разбираться комиссия из министерства и увидела, что работа кипит, финансирование все же продолжили. Однако когда мегагрант закончился, подавать заявку на продление поддержки лаборатории О.Шимомура не стал. А всю причитающуюся ему за последний год мегагранта зарплату передал университету, оформив дарственную и оговорив целевое назначение этих денег — “на развитие лаборатории”. 

Сейчас, рассказала руководитель лаборатории биолюминесцентных биотехнологий СФУ, заведующая кафедрой биофизики СФУ, профессор Валентина Кратасюк, лаборатория не только жива, но и развивается даже динамичнее, чем раньше. Было найдено несколько новых светящихся организмов, расшифрован механизм их свечения, открыты новые белки-маркеры для визуализации биологических процессов. Пошел поток “импактовых” публикаций (и О.Шимомура, как и прежде, их читал, высказывал свои соображения). Все это благодаря мегагранту, отметила заведующая лабораторией, хотя статьи вышли уже после его окончания. Что же касается ставок для сотрудников, то вначале их в лаборатории не было совсем (в ней работали около 80 исследователей из СФУ и Института биофизики КНЦ СО РАН). Сейчас ставок больше десяти — от университета, по программе постдоков РФФИ и внутриуниверситетской программе постдоков, по грантам…Работа в лаборатории оказалась интересной многим людям. А фундаментальные результаты нашли практическое применение. При лаборатории даже были созданы два ООО — научно-производственные предприятия “Прикладные биосистемы” и “Биолюмдиагностика”, которые по окончании мегагранта не закрылись, а активно продолжают работать — производить коммерческие препараты ферментов и портативные биолюминометры. 

Что же касается подаренных О.Шимомурой средств, то университет положил их в банк под проценты. Был создан Фонд О.Шимомуры, совет фонда, разработано положение, в котором расписано, на что тратить эти деньги. Была учреждена премия имени японского ученого за лучшую разработку в области биолюминесценции — для аспирантов, студентов и школьников. За год по процентам набежала приличная сумма, и этой весной первым лауреатам торжественно вручили премии на заседании Ученого совета СФУ.

…Цель программы мегагрантов, сформулированная в самом ее названии, — привлечь в Россию ведущих ученых: и зарубежных, и наших соотечественников, работающих за рубежом, — выполнима ли она, многие ли из этих привлеченных ученых продолжат работать в созданных ими мегалабораториях, скажем, через десяток лет и как сложатся судьбы этих лабораторий? 

Сергей Салихов в упоминаемом уже интервью сообщил, что “довольно много ученых либо укоренились в России, либо серьезно увеличили время своего пребывания в стране”.

Тем не менее ученые с мировым именем продолжают говорить о стабильности. Один из них в дискуссии с А.Фурсенко привел в пример Италию: “нищая в отношении науки” страна ввела специальные постоянные позиции, на самой высокой ступеньке зарплатной лиги для итальянских ученых, проживающих как в стране, так и за ее пределами, — победителей конкурса PRC-Research-Grants. Ученые получают эти позиции (безо всякого дополнительного конкурса), а Италия — работающих исследователей, которые гарантированно уже никуда не исчезнут. 

Андрей Фурсенко, отвечая выступающим, то и дело напоминал о “сложном конфликте интересов”. Что предпочтительнее: поддерживать тех, кто уже существует, или находить новые предложения? Его ответ на этот вопрос был вполне конкретным: “Лучше, конечно, помогать всем. Но интенсивное развитие науки в мире закончилось лет 30 тому назад. Мы немного запаздывали, но тоже пришли к необходимости перераспределения. А оно предполагает ужесточение требований. То есть продолжение поддержки возможно только при условии, что вы показываете результаты лучше, чем два-три года назад. В противном случае надо дать шанс тому, кто таких результатов, может, и не достиг, но имеет более высокий потенциал. Это очень жестокая система, но единственно возможная, если мы не хотим застоя”.

“Когда вы сажаете дерево из семени и поливаете, оно не сразу дает плоды. Нужно время. За ним нужно ухаживать”, — негромко отозвался кто-то из мегагрантщиков.

О поддержке мегалабораторий шла речь и на совещании по вопросам финансирования фундаментальной науки, которое 17 октября провел Президент РФ Владимир Путин. В нем приняли участие помощник главы государства Андрей Фурсенко, министр образования и науки Ольга Васильева и министр финансов Антон Силуанов. Президент пообещал, что в 2017 году будут выделены дополнительные средства в объеме 3,5 миллиарда рублей на развитие перспективных научных направлений. Среди них, по словам А.Фурсенко, — генетические исследования в интересах медицины и сельского хозяйства, информационные технологии в части квантовых вычислений и обработки больших массивов данных, создание природоподобных технологий (минимально потребляющих энергию устройств, новых безотходных производств, формирование новых подходов к хранению, переработке и передаче энергии). Средства получат “мощные центры” — для создания постоянных позиций для ученых из России и из-за рубежа, а также для поддержки молодых ученых. Реализовывать эти проекты помощник президента предложил через новые конкурсы Российского научного фонда, заверив о готовности объявить их “в случае выделения дополнительных средств” в кратчайшие сроки, чтобы “уже в будущем году работа началась в полном объеме”. Владимир Путин подчеркнул, что речь идет не только о 2017-м, но и о последующих годах — “с тем, чтобы эта работа имела ясный горизонт планирования”.