Полет в техносферу. Науку зовут в новую экономику.

Петербургский международный экономический форум – 2016 дал пищу для разнообразных оценок и сравнений – от съезда КПСС с его помпезностью и широким представительством партийно-хозяйственной элиты до мощного мозгового центра, определяющего тенденции развития мировой (не только российской!) экономики. 

По-своему правы и критики, и апологеты “российского Давоса”, тематика которого становится все неохватнее – в нынешнем году, например, в нее огромным айсбергом встроилась конференция по экономическому развитию Арктики. 

В насыщенных дискуссиями, церемониями, подписанием соглашений буднях форума, в перемещениях потоков с деловитой парадностью одетых людей можно усмотреть любые аллюзии. Поэтому имеет смысл остановиться на фактах и наблюдениях бесспорных.

Впервые форум проводился на новой площадке, отвечающей его масштабам, – в “Экспофоруме”, построенном на полпути из центра города к аэропорту Пулково. 

Это удобный современный комплекс, с понятной логистикой, где под одной крышей собраны конгресс-центр, залы заседаний и выставочные пространства. При всем уважении к ветерану “Ленэкспо” в невской Гавани, это бесспорный шаг вперед, и экспозиции многих регионов и компаний отлично вписались в раздвинутый формат. Разве что апартаменты для прессы неуловимо напоминали выгородки гаражно-сарайного типа, но журналистам не привыкать. 

Безусловно и то, что форум перестал быть лишь местом радостных встреч “московских петербуржцев” с земляками и посланцами региональных элит, жаждущими засветиться перед столичным начальством. Не говоря о политических лидерах, список участников украшали столь яркие имена, как нобелевские лауреаты Родней Аллам и Кристофер Писсаридес, основатель крупнейшего интернет-трейдера Alibaba Group Джек Ма, венчурный инвестор Шервин Пишевар, среди стартапов которого Uber, Airbnb, Hyperloop, гуру социального предпринимательства Дэвид Ле Паж. А, например, в сессии “Экономика спорта” блистал звезда мирового футбола из Португалии Луиш Фигу… Именно личности определяют уровень дискуссий, а в дискуссиях выявляются тенденции развития экономики, науки, образования, социальной сферы.

Одной из таких тенденций стала “уберизация” – сращивание реального сектора экономики с виртуальным (у “Фейсбука” нет своего контента, у Alibaba нет складов, Uber не имеет своих такси, но компании преуспевают). Новая реальность цифрового мира – глобальный доступ к информационным услугам и скорость трансфера знаний – требует кардинального обновления технологий. В названии пленарной сессии, которую вел президент, председатель правления Сбербанка Герман Греф, эта потребность была сформулирована вроде бы предельно жестко: “Технологии – пропуск в завтра. Изменись или умри”. Действительно, как рассказывал президент Boeing International Марк Аллен, компания с помощью 3D-принтинга уже печатает детали двигателей, а “Яндекс”, о чем поведал его генеральный директор Аркадий Волож, успешно осуществляет экспансию машинного интеллекта в такие традиционные отрасли, как металлургия. Лишь основанные на фундаментальном знании высокие технологии служат для них билетом в будущее. 

Но профессор Массачусетского технологического института (США) Лорен Грэхем нашел возможность еще сильнее “закрутить гайки”. Он задался вопросом, почему Россия, в отличие, скажем, от небольшой, не располагающей сырьевыми ресурсами Швейцарии, не может использовать плоды 4-й индустриальной революции, обратить новаторские идеи и технологии своих ученых и инженеров, во многом позаимствованные Западом, во благо общества. Предложенный им самим ответ заключался в том, что непременным условием экономического процветания страны является качество социально-политической среды, в которой реализуются инновации. Мол, делая ставку лишь на высокие технологии, не добиваясь полноценного развития демократических институтов, вы надеетесь получить “молоко без коровы”. Ведущий усомнился в правоте этого суждения, сославшись на значение сильной руки в процессе модернизации экономики. Но профессор возразил ему в том смысле, что авторитаризм Петра Великого, может, и был хорош для своего времени, вот только подобная модель управления не годится для экономики знаний.

Емкую характеристику новой экономики дал председатель компании Elsevier, одного из мировых лидеров в области научной информации, Йонсук Чи. Знания накапливаются лавинообразно, находятся в открытом доступе и становятся общим достоянием, ученые одновременно участвуют в их приумножении и потреблении, отсюда вытекают задачи по управлению огромными массивами данных, качество которых, подобно качеству топлива, растет по мере глубины переработки – от сырых к систематизированным и проанализированным. 

Для России, в основе экономики которой по-прежнему нефть и газ, это сравнение контрастное. Недаром премии “Глобальная энергия”, церемония вручения которой, как обычно, входила в программу форума, удостоился научный руководитель Объединенного института катализа СО РАН академик Валентин Пармон. Сама формулировка – “за прорывную разработку новых катализаторов в области нефтепереработки и возобновляемых источников энергии” – оттеняет творческую гамму сибирского исследователя, предложившего набор “волшебных палочек” для разнообразных процессов – от получения высокооктановых моторных топлив до сжигания рисовой шелухи. Какие из них будут применены, зависит от политических решений, отметил он в беседе с журналистами. А на встрече с нобелевскими лауреатами “Какая она – середина XXI века?” заявил, что мир, если хочет развиваться устойчиво, должен больше внимания уделять поисковым исследованиям. 

Драма науки заключается в невозможности оставаться фабрикой по производству знаний, от нее ждут ответов на глобальные вызовы, сопряженные с прогрессом цивилизации. Что является главной движущей силой для исследователя – внешний заказ, часто понимаемый как запрос рынка, или внутренняя мотивация, вытекающая из сути науки (“мне это интересно”)? Участники дискуссии “Большие вызовы – стимул для развития науки” отвечали по-разному. Но почти все говорили о способности науки к самоорганизации и аллергии на внешнее вмешательство: если регулировать, то осторожно. Причем ориентация на потребности рынка – слишком узкий горизонт. Нередко ее изыскания выглядят бесполезными сегодня, а завтра влияют на судьбы человечества.

Президент РАН академик Владимир Фортов подчеркнул, что фундаментальная наука развивается по иным законам, нежели прикладная. У нее свои методы организации, подбора кадров, свобода выбора тематики. Само слово “управление” к ней неприменимо. Он выразил озабоченность административным вторжением в ее сферу. Как, например, планировать и учитывать при начислении зарплаты нормо-часы? В прикладной – другое дело: прописаны четкие сроки, выделяемые ресурсы, ответственность за результат… 

Председатель правления РОСНАНО Анатолий Чубайс и вовсе усомнился в том, что промышленность заинтересована во внедрении научных достижений, напротив, она их отторгает, к ним восприимчива лишь инновационная экономика, которую нам еще предстоит выстроить. Причем в разных ее секторах – биомедицине, фармакологии, сфере телекоммуникаций и т.д. – своя специфика целевого финансирования, взаимодействия исследователя с инвестором и сроков достижения результата. “Подчас на средних стадиях инновационного цикла главным препятствием для развития проекта становится… автор, которого приходится деликатно отодвигать в консультанты”, – компетентно сообщил глава РОСНАНО.

Поделился правдой жизни и председатель Научно-координационного совета при ФАНО член-корреспондент РАН Юрий Балега: совет недавно рассмотрел около 100 предложений от академических институтов по актуальным направлениям их деятельности. Удивительно, что лишь менее 5% связаны с фундаментальной наукой! Остальное – внешний заказ, формируемый обществом и государством. Где же присущие ученым внутренняя мотивация, врожденная и развитая с детства любознательность, стремление продвигаться вслед за лидерами научных школ, здоровое тщеславие, наконец?

Возможно, эти качества отбиты в жестком стыке с всеобщей компьютеризацией и гаджетизацией, а обработка огромных массивов данных отучает мыслить?

Об опасностях “техносферы, вынутой из природы” убедительно говорил и президент НИЦ “Курчатовский институт” член-корреспондент РАН Михаил Ковальчук. Выход он видит в конвергенции наук и природоподобных технологий.

По ходу дискуссии ее модератор, помощник Президента РФ Андрей Фурсенко предлагал аудитории высказаться на актуальные темы. Например, не является ли глобальным вызовом сама необходимость изменения организации науки? Положительно ответили на этот вопрос 23,5% участников. Спрашивалось, нужен ли радикальный прорыв в организации науки, или достаточно тонкой настройки инфраструктуры. Мнения разделились – 50 на 50. Затем ведущий предложил вопрос о том, где нашей науке искать зону лидерства: на приоритетных направлениях, принятых в большинстве стран, или в областях знания, связанных со спецификой России. Альтернатива показалась немного искусственной, ясно же, что перспективны те направления, в которых у России есть задел, что и продемонстрировало голосование: 63,5% высказались за самостоятельность в прорывах.

В итоге выяснилось, что Андрей Александрович задавал вопросы не просто из присущей ученому любознательности, а в рамках обсуждения проекта Стратегии научно-технологического развития РФ до 2035 года. По его словам, этот документ не носит прагматичный характер, он призван обозначить, как будет организовано движение вперед. Понятно, что это еще один внешний вызов, с которым в ближайшее время столкнется Российская академия наук.