Между Сциллой и Харибдой. Ученые определят оптимальные требования к клеточным препаратам.

Факультет фундаментальной медицины (ФФМ) МГУ им. М.В.Ломоносова — один из лидеров в области разработок по генной и клеточной терапии и исследований механизмов регенерации тканей. Учеными факультета выполнено уже более десятка государственных контрактов на разработку и доклинические испытания клеточных препаратов. Однако проект, который ученые факультета выполняют сейчас в рамках ФЦП “Исследования и разработки по приоритетным направлениям развития научно-технологического комплекса России на 2014-2020 годы” (ФЦП ИР) — особенный. Во-первых, кроме МГУ (получателя субсидии и координатора) в нем участвуют еще семь ведущих государственных медицинских, исследовательских и экспертных организаций. Во-вторых, тема этого проекта была включена в ФЦП по заказу Правительства РФ. И в-третьих, одним из результатов проекта станет очень важный и долгожданный документ государственного значения — Национальное руководство по доклиническим испытаниям биомедицинских клеточных продуктов. 

Генная и клеточная терапия, или регенеративная медицина — очень молодое и быстро ставшее популярным направление. Первые исследования начались в конце 90-х годов прошлого века. А уже в двухтысячных годах даже в серьезных газетах можно было увидеть фантастические объявления: дельцы от медицины предлагали лечение препаратами из стволовых клеток, обещая пациентам омоложение и избавление чуть ли не от всех болезней — от шизофрении до хромоты. О том, что технологии настолько новые, что отдаленные эффекты их использования пока неизвестны, а клеточные препараты государством фактически пока не признаны, реклама, естественно, умалчивала. 
Ввести производство клеточных препаратов в правовое поле, узаконить алгоритм их создания и доклинических испытаний, а также порядок лицензирования призван Федеральный закон о клеточных технологиях, проект которого активно обсуждается сообществом уже лет десять. Но у специалистов есть основания надеяться, что этот ФЗ вот-вот будет принят и в ближайшие год-два вступит в силу. Вот тут-то и понадобится Национальное руководство, в котором будут прописаны конкретные требования. 
Рассказывает руководитель проекта ФЦП ИР “Разработка технологической платформы и методических рекомендаций по проведению доклинических исследований биомедицинских клеточных продуктов”, декан ФФМ МГУ им. М.В.Ломоносова, академик Всеволод ТКАЧУК:
— Регенеративная медицина — медицина принципиально новая, официально ее пока как бы и нет. Речь идет о выращивании погибших или недостающих клеток организма. Человек в течение жизни постоянно обновляется — каждый день гибнут старые клетки и возникают новые. Только клеток крови мы за свою жизнь производим три тонны, а если посчитать другие ткани, то получится более десятка тонн. Ученым уже известен механизм гибели и обновления клеток, но было непонятно, как на него можно воздействовать. Если в результате, например, инфаркта или болезни Паркинсона клетки погибли, как заставить их снова стать живыми? Лекарства традиционные тут не помогут. Надо либо чтобы нужные клетки образовались в самом организме, либо вырастить их и каким-то путем “подсадить” в организм человека. 
Регенеративная технология предполагает использование клеток не только стволовых, из которых могут образоваться любые другие, но и “перепрограммированных”. Поскольку все клетки произошли из одной, эмбриональной, генетический аппарат у них одинаковый. При формировании организма клетки дифференцируются — одни превращаются в мышечные, другие в нервные и так далее. Сейчас ученые научились из клеток одного типа получать клетки другого типа. При введении в организм они не будут им отторгаться, так как получены из “родных” клеток. 
Такие технологии открывают заманчивые перспективы для человечества, однако тут необходимо действовать очень осторожно. Ведь очень опасно, на самом деле, что клетки одного типа могут превратиться в любые другие. Нужно уметь этот процесс регулировать, уметь запустить программу на превращение в нужный тип клеток. Надо понимать, как это превращение происходит. И наконец, надо гарантировать, что клетка не превратится в опухолевую. Ведь мы у нее ломаем программу. Онкология в основном — это генетический сбой клеток, а тут мы этот сбой производим сознательно и должны быть уверены, что не сделаем хуже. Конечно, предсказать, что будет с человеком через 20 лет после такого лечения, мы сейчас не можем — надо, чтобы он прожил эти годы. Поэтому пока что клеточные технологии должны, по идее, применяться в опасных, терминальных случаях, когда без такого лечения человек погибнет. Тем не менее их используют даже в косметологии. Надо понимать, что стремление избавиться от морщинок может привести к большой трагедии. Такое стало возможным из-за того, что нет регулирующего закона. Зато есть люди, считающие разрешенным то, что не запрещено. В данном случае тезис антигуманный, с моей точки зрения. 
В России можно назвать немало примеров разработки клеточных технологий. На нашем факультете, например, научились выращивать из клеток сосуды и нервы. Потом подсаживаем их животным, у которых специальным образом подавлен иммунитет (чтобы их организм не отвергал клетки человека). В РНИМУ им. Н.И.Пирогова ученые разрабатывают технологию получения искусственной кожи — она позволит спасать людей, у которых ожог превысил 50-60% поверхности тела. Эти пациенты без пересадки кожи были бы обречены, а благодаря клеточным технологиям даже с ожогами 80-90% сохраняется шанс на выживание. Наш индустриальный партнер по этому проекту, ООО “Селлтера Фарм”, занимается развитием персонализированных препаратов для восстановления дефектов хрящевой ткани посредством аутологичной трансплантации хондроцитов и участвует во внедрении препаратов для иммунотерапии при онкологических заболеваниях. В Северо-Западном федеральном медицинском исследовательском центре им. В.А.Алмазова стволовые клетки костного мозга используются для регенерации клеток крови, в Российском кардиологическом научно-производственном комплексе выращивают стволовые клетки сердца, в Московском научно-исследовательском онкологическом институте им. П.А.Герцена, чтобы не ампутировать из-за опухоли конечность, кусок кости выращивают вне организма и потом подсаживают, замещая костный дефект. Все эти организации — соисполнители нашего проекта.
— А в чем его суть? На что необходимо обращать внимание, устанавливая правила использования той или иной технологии?
— В медицине все процедуры, диагностические методы, препараты регламентируются Минздравом. Что же касается лекарств, то до того, как давать их людям, нужно проверить их действие на животных. Это так называемые доклинические испытания, они занимают от трех до пяти лет. Нужно доказать, что препарат, во-первых, эффективен и, во-вторых безопасен. Затем лет десять уходит на клинические испытания: подбираются дозы, схема лечения, изучаются эффекты, прямые и побочные. Если лекарство эффективно, оно будет использоваться. Но все равно только через 20 лет станет известно, продлевает оно жизнь или наоборот… Если укорачивает на четыре года и более, от него отказываются, в остальных случаях — оставляют.
По существующим правилам, этот же порядок должен быть соблюден и для клеточных препаратов. Но закона для них пока нет. Проект ФЗ о клеточных технологиях принят в первом чтении, вторые и третьи должны состояться до конца года. Надеемся, что в 2017-м этот ФЗ вступит в силу. И тогда сразу встанет вопрос: а как проводить доклинические испытания клеточных препаратов? Понадобится руководство, в котором было бы прописано, как получать нужные клетки, чтобы они были безопасны и эффективны; как проверить их действие на животных; как подготовить этих животных, чтобы их организм не отторгал клетки человека или ткани, выращенные из этих клеток; как животных содержать, какие требования к вивариям и лабораториям обеспечить, и главное — куда эти клетки вводить, как вводить, как следить, живы они или нет и во что превращаются; как узнать, что геном клеток не перестроился в процессе работы, что у них не потерялись какие-то гены и хромосомы. Сложнейший комплекс вопросов! 
Все участники проекта имеют свой опыт работы в этой сфере. Мы изучаем и мировую практику. Разумеется, аналогичные наработки есть в США, ЕС, в других странах. Но было бы неправильно их копировать: многого из того, что есть там, нет у нас. Нам нужно исходить из российских возможностей — методических, финансовых, интеллектуальных. Не снизить планку — чтобы клеточные лекарства не стали опасны для человека, но и не завысить ее так, что развитие этих технологий тормознется лет на двадцать. Люди-то погибают… 
— Это прямо как пройти между Сциллой и Харибдой…
— Да! Поэтому в создании такого положения должны участвовать не только ученые, но и действующие врачи, и эксперты министерства. При Минздраве существует Экспертный совет по регенеративной медицине, я его возглавляю, в него собраны десятки специалистов со всей страны. Есть также Национальное общество регенеративной медицины — это уже чисто общественная организация, объединяющая врачей и ученых, несколько сотен человек. Мы, исполнители проекта, взаимодействуем и с общественной организацией, и с Минздравом, и с Экспертным советом, привлекаем их к обсуждению спорных вопросов. 
…Своим мнением об этом проекте поделился и Павел ­МАКАРЕВИЧ, заведующий лабораторией регенеративной медицины, выпускник ФФМ МГУ, ныне старший научный сотрудник факультета, кандидат медицинских наук, “один из лучших специалистов в стране по вопросам регенеративной медицины и ключевая фигура в проекте от МГУ”, как представил его Всеволод Ткачук. 
— Сейчас идет четвертый этап проекта, предпоследний и в общем-то ключевой: начался итоговый синтез наработанного, — рассказал Павел Макаревич. — Хочу подчеркнуть, что сам проект очень разумно устроен: в нем участвуют не только научные, медицинские, образовательные организации. В число соисполнителей входит также Центр экспертизы средств медицинского применения: он помогает нам в вопросах, которые касаются юридических аспектов. Наш индустриальный партнер также очень активно оказывает нам всестороннюю консультативную поддержку: их сильная сторона — производственный опыт. Это предприятие обладает полноценной технологической базой для производства препаратов этого класса в России. Ему нужно правовое поле, федеральный закон, в рамках которого оно могло бы стать серьезным игроком на рынке и получать от этого свои дивиденды. Поэтому оно очень заинтересовано в этом проекте и во взаимодействии с учеными. 
— Вкладывается ли индустриальный партнер в этот проект финансово? 
— Нет, изначально внебюджетное финансирование было заложено нулевым. Чтобы не создавалось впечатление, что по заказу некой компании мы пишем удобное для нее руководство. Эта работа должна быть независимой и прозрачной. 
— А какова ситуация с производством клеточных препаратов в России сегодня? Что-то ведь производится? 
— Постоянно, серийно, в промышленных масштабах — нет. Дело в том, что время жизни клеточного препарата составляет несколько суток, после чего его свойства резко теряются и он становится неэффективным. В мире дела обстоят так: есть большие университетские клиники со своими производственными участками. У клиник есть лицензия на производство, и они выпускают клеточные препараты небольшими сериями — для испытаний и для нуждающихся пациентов, по потребностям конкретных отделений или учреждений. Так что ожидать, что мы тут же в России начнем производить эти препараты огромными сериями, как антибиотики или средства от аритмии, не стоит. В нашей стране серьезные исследования в этой области велись по разрешениям Ученых советов учреждений, клеточные препараты выпускались, но в соответствии с существующими нормами это были уникальные разовые акции по спасению жизни пациентов, которые в этом нуждались. В новых же условиях — после принятия Федерального закона — и в России будет возможно создание полноценной индустрии, когда испытания, производство и применение ведутся по единому регламенту.
Подготовила Наталия БУЛГАКОВА
Фото Николая Степаненкова

 

ПОЛНОСТЬЮ МАТЕРИАЛЫ СПЕЦВЫПУСКА ДОСТУПНЫ В ФОРМАТЕ PDF


Нет комментариев